В поисках рая
Шрифт:
Тераи родился на Таити. В тамошней больнице он научился оказывать первую помощь, лечить несложные болезни. И надо сказать, он хорошо знал свое дело. Тераи колол и резал, врачевал мазями, извлекал больные ногти, чтобы спасти кость от инфекции. Совсем молодой — ему было немногим больше двадцати лет — он весил килограммов сто с лишним. Внешностью Тераи напоминал своего соплеменника Теринероо и был таким же добродушным здоровяком. Умница, полный чувства собственного достоинства, верный традициям своего народа, нисколько не испорченный новыми временами.
Вся деревня в долине Атуона состояла из дощатых домиков, крытых железом;
Мы питались у китайца Чинь Лу, который жил особняком. С каждой неделей наши ноги все больше заживали.
Тераи один олицетворял здравоохранение на пяти островах южной части архипелага. Но разве поспеешь всюду при такой разобщенности! Раз в месяц он садился на коня и отправлялся навещать глухие горные долины Хива-Оа. Несмотря на солидный вес, Тераи был лучшим всадником на острове и держал самых резвых коней. Пешком Тераи вообще не ходил: времени не было. Когда наставал срок делать «обход», он садился на неоседланного коня и вихрем мчался вверх по долине.
Однажды мы попросили Тераи взять нас с собой. Язвы заживали хорошо, и нам хотелось размяться. Он долго пугал Лив трудностями пути, но в конце концов сдался.
Рано утром, еще до восхода солнца, из долины Атуона отправились в горы четыре всадника: четвертым был один местный житель, наполовину полинезиец, наполовину китаец. Сперва мы проследовали вдоль побережья до следующей долины, а уже там начали подъем все выше и выше… Тераи отобрал самых лучших коней, они то и дело срывались в галоп, но мы их сдерживали. До Пуамау далеко — сорок пять километров утомительного пути по диким горам. Да, мы снова были в сказочном горном крае и вновь испытали неописуемое чувство блаженства от общения с нетронутой природой. Тропа петляла в густом кустарнике, воздух благоухал, и солнце взбиралось по небу все выше и выше, освещая долину во всем ее великолепии. Веера пальм, пышные кроны деревьев. Словно зеленая волна омывала подножие гор. Над нами возвышалась покрытая растительностью высочайшая вершина острова. А далеко внизу — океан: сперва зеленоватая бухта, исчерченная белыми гребнями волн, затем сверкающий голубой простор до зубчатых контуров гористого островка Мотане, который словно плыл по волнам.
Белые птицы парили в воздухе, сине-зеленые ящерицы улепетывали с красной тропы, по которой ступали копыта наших коней.
В необитаемой долине дикие петухи кукареканьем приветствовали солнце. Весело ржали кони, чуя близость лугов, окаймленных тонкими стволами карликового железного дерева.
Я придержал коня, любуясь великолепным видом. Острые гребни, гряды, шпили были краями кратеров; внутри них простирались светлые луга, покрытые папоротником и травой теитой. Луга окаймляла темная зелень лесов. Узловатые стволы и косматые кроны пандануса, мощные зонты древовидного папоротника. Заросли борао перемежались с растениями, присущими только горам. А рядом круто вниз обрывались совершенно голые стены.
Отсюда океан казался особенно огромным, ему не было ни конца, ни края. Вон зеленые горы острова Тахуата, еще дальше — словно парусный корабль — Мотане. Каким крохотным выглядел с этой высоты островной мир Иоане, Тиоти и Пакеекее…
— Се жоли, — произнес чей-то голос за моей спиной.
Тераи тоже любовался горами.
—
— Горы, лес — все! Природа… Очень красиво.
Похоже, Тераи не такой, как все островитяне…
— А Папеэте? — спросил я. — Разве город не идеал красоты для вас всех?
— Для меня — нет, — ответил Тераи. — Прежний Таити нравился мне больше.
— И все-таки большинство его жителей переезжает в город.
— Да, — согласился Тераи. — Очень плохо. А как ведут себя девушки?.. Это хуже всего…
— Все девушки?
— Все…
— Почему?
— Деньги. Белые мужчины.
Тераи тронул коня, и мы двинулись дальше рядом.
— Посмотрите, — показал Тераи, — такой была прежде наша страна. И мы были счастливы. Наш старый король сочинил гимн Таити. "Я счастлив — цветок тиаре с Таити". Вот и весь текст!
Начался красивый лес; здесь по заросшей тропе можно было ехать только гуськом. Между кронами редко проглядывало солнце, лианы и низко нависшие ветки заставляли нас то и дело нагибаться. Среди зеленой листвы резвились почти не боящиеся людей удивительные птицы редкой расцветки.
…Мы обогнули лесистый утес. Прямо из скалы бил чистый родник, и ручеек сбегал вниз, в дебри. Отсюда открывался прекрасный вид; к тому же здесь было отличное пастбище для коней. Мы устроили привал. Достали расплющенную булку хлеба; тотчас из норки поблизости выглянула любопытная горная мышка. Заметив нас, она что-то сердито пискнула и скрылась. Видно, хозяйка здешних мест…
Кони напились из родника, покатались на густой, сочной траве, потом стали пастись. Все, кроме мышки, были в отличном настроении.
И снова в путь по узкому карнизу с многочисленными выступами. Здесь опасно ехать верхом, а пешком идти и вовсе нельзя: весь уступ заливало сочившейся из трещин водой, и на протяжении километра на нем лежал мощный слой скользкой глины. Кони шли очень осторожно, местами копыта проваливались в трещины. Вот один конь споткнулся… Всадник молниеносно соскочил на тропу, прямо в грязь.
Наконец неприятный участок остался позади, зато горы стали еще круче. Выйдя снова из зарослей, мы испытали такое ощущение, будто парим в воздухе… Прямо перед нами открылась бездна. Слух уловил далекий непонятный гул, из пропасти тянуло холодящим ветерком. С карниза мы увидели отвесную стену, которой, казалось, не было конца. Далеко-далеко внизу простерлась крохотная долина, и в ее устье — крохотный бережок.
— Здесь высоко, — произнес Тераи.
Конский круп совершенно заслонял вьющуюся вдоль обрыва тропу, и мы предпочли смотреть на каменную стену рядом. Узкий гребень… перевал, а за перевалом — новая бездна, со дна которой поднимались резкие порывы ветра.
Вот мы и пересекли весь остров! Перед нами другая долина, другой берег. А какой бурный прибой! Наветренная сторона… Но лучше не смотреть вниз, лучше опять повернуться лицом к стенке, пока кони медленно плетутся по карнизу.
Вдруг стенка исчезла! С обеих сторон — пустота. Впереди — вершина, сзади — другая, между ними, точно лезвие, гребень, за который цеплялась наша тропка… Тераи обернулся, улыбаясь. Слева пропасть, справа пропасть; и тут и там на дне — извилистый морской бережок, опоясанный белой каймой прибоя. Длинные пенистые валы исчертили зеленую гладь, но шум разбивающихся волн не доносился к нам. Мы слышали лишь слабый ровный гул да шорох ветра снизу.