В поисках русака, или Русский исход
Шрифт:
Бойтесь женщин-интеллектуалов. Они несут в наш уютный мужской миропорядок разрушительный хаос. Утверждения о том, что они способны указать путь к новому возрождению, ложны. Их природа консервативна.
Местом ее рождения была Вологда – город обветшалых кварталов и кривых улиц, петляющих вдоль речного русла. Центральный проспект города – река, вдоль берегов которой сиротливо гнездились церкви, подарившие ей самые яркие впечатления первых двенадцати лет жизни. По выходным мать, ведя дочь за руку, обходила одно богоугодное заведение за другим. В полусумраке храма смесь запаха моющего порошка и горящего воска рождали в детской душе умиротворенность.
На реке стоял белоснежный дебаркадер. В нем располагался дешевый ресторанчик, в котором мать работала официанткой. Рукава ее неизменного серо-голубого пальто пахли средством, используемым
Впрочем, мать была женщиной богобоязной, она знала для себя одну истину и во время посещения храма старалась внушить ее дочери – «будь прилежной, бойся и соблюдай заповеди бога, и все будет у тебя происходить без происшествий». Главной чертой характера матери была рассудительность. У нее все было определено заранее.
Отец был другим. Человек окруженный сомнениями. Высокий, смуглый, худощавый, один из тех, кто – «поговорили, порешили, делаем так», а через десять минут в его голове под волнистыми черными волосами в сумятице чувств рождались другие предложения – «поступить так, сделать это, а может, по-другому, или совсем отказаться от намеченного мероприятия». Парадокс его поведения состоял в долгом принятии решения, в мучительном выборе приемлемого варианта и быстром исполнении. Его сноровка и деловая хватка позволяли браться иногда за исполнение таких работ, от которых другие отказывались.
В Вологду отец попал еще ребенком, в период эвакуации из Ленинграда. Отец его погиб на фронте под Ржевом, а мать, набожная еврейка, сухонькая старушка, с черными маслинами грустных глаз, доживя до преклонных лет, скончалась через пять лет после рождения внучки. Витоника помнила ее слабо. Сомнения отца, дотошного до мелочей инженера-теплотехника, и рассудительность матери – самоучки-психолога, получившейся из официантки, сформировали две разнонаправленные половинники характера их дочери.
В семнадцать лет она сбежала из дома. Так выглядело внешне. На самом деле, это был побег от самой себя, от своих трудноразрешимых противоречий. Ее угнетали общие правила поведения «приличных» детей, боязнь наказания, осуждения за отступление от них. Она жалела мать за въедливый запах моющих средств, отца – за потерянную успокоенность, но быть одинаковой с ними, разделить их участь, даже в самом малом, означало для нее – быть вместе с ними, в постоянно всасывающем «болоте» бедной жизни. Носить еще один сезон ту же одежду, когда подружка донашивает уже вторую обновку. Помогать матери убирать столы с грязной посудой, в то время как ее школьные друзья проводят время в беззаботных развлечениях. С детства она усвоила – самостоятельность в принятии решений рождает крылья для полета в пространстве свободы. Дни бегства – первые дни полной свободы – тогда ей так казалось. Ради нее, она сменила надоевшую родительскую опеку на совместное проживание с малознакомым человеком.
Теперь все иначе. У нее веселый нрав, стройная фигура и приятная внешность. Она свободна от надуманных обязательств. Ее друг художник, материально обеспеченный человек, почти ровесник отца, создал ей материальный уют, подарил возможность общения с другим кругом, кругом иначе мыслящих людей, людей, склонных обсуждать совершенно другие проблемы, наконец, людей, замечающих и ценящих ее красоту и свежесть молодости.
Облако свободы поднимает на высоту, радиус обзора становится шире, поле для выбора цветов – приятных знакомств становится безграничным. И всё-таки прагматичный цинизм был для нее чужд. В восемнадцать лет она влюбилась в аспиранта МГУ. К тому времени в отношениях со старым другом проявилась неискренность. Она, как трещина, разделила их. Художник, старый плут и обольститель, всегда оправдывал свои духовные превращения особой рациональностью. Он был, по сути, один из тех, кто сам для себя создает своего удобного бога – время, прощающее изменчивость их поступков. Сегодня Бог относился к его поступку так, а завтра иначе, исходя из его же пожеланий. На самом деле, он принадлежал к категории людей многобожников, лишь формально причисляющих себя к религии одного бога. Их безпринципность, отсутствие постоянства
Художник был рад расставанию. Страсть прошла, а фантазии Витоники, питаемые смешанной энергией чувств и молодости, стали для него обременительны. Старый корабль уже искал спокойный причал в удобной бухте. Действие заменялось созерцанием. А с ее стороны трепетал парус, ловящий любое дуновение ветра, парус желающий быть наполненным штормовым порывом, втягивающим корабль в стремительную пучину безбрежного океана жизни. Источник любви иссяк. Прежний друг стал ей чужд.
Ее новый знакомый, аспирант Андрей Калугин, наоборот, был готов окунуться в жизнерадостный напор, стремительно накативший на его успокоенную тишину. Он с радостью, почти восторгом, обменял скромную определенность – аспирантура, защита, ученое лежбище среди моржей-долгожителей бесславного НИИ, создаваемую для него мамой профессором-биологом из МГУ, и папой, заместителем директора крупного завода, на приятную, чертовски обаятельную, малую предсказуемость, предложенную Витоникой. Год общения с ней принес ему больше впечатлений, нежели двадцать пять лет жизни до знакомства с ней. Прыжки с парашютом с телебашни были их совместной шалостью, всего лишь рассчитанным риском, необходимым для наполнения крови адреналином. Был и спонтанный экстрим – знакомство с кавказскими банд-партизанами. Одному из них для операции на черепе потребовался специальный сплав, который Андрей смог достать через отца.
В следующем году, во время летнего отпуска, они попали в авантюру, связанную с проведением израильским спецназом операции на территории Иордании.
С Банд-партизанами – исламистами судьба свела молодую пару в Москве, в ресторане «На кулишках». В уютном, прохладном полуподвале разместились две компании. В одной выпивали и веселились, в другой, из принципа, спиртное не употребляли, но тоже одурманивались покуриванием наркотиков. В какой-то момент, на правах властителя беззаконного мира, тот, кто был главным в стае иноверцев, оценил оскорбительной шуткой сверх-открытый наряд Витоники. В ответ получил пощечину. Вспышка ярости в тот момент испепелила лишнее, поверхностное, сократив расстояние до истины. Люди, имеющее общее, отличное от других, уважают друг друга. Пренебрежение жизнью связывало Витонику и Амира, делало их схожими. Вечер «На кулишках» закончился почти дружески. Были шутки и обмен телефонными номерами. А вскоре номер телефона нового знакомого потребовался молодой паре. Из Вологды позвонила мать. Попросила помощи в спасении сына подруги, попавшего в чеченский плен. Случайное знакомство помогло. Амир – человек живой энергии и данного слова помог найти и вернуть неимущей русской матери нищего сына-солдата. Денег не взял, при общении отшутился – это плата Витонике за урок-пощечину. А вскоре его друзья обратились за помощью. Амир был ранен. При проведении операции на черепе, потребовался особый металл. Теперь помог отец Андрея, тогда еще гражданского мужа Вероники. Они передали требуемый металл, и с тех пор короткая связь с банд-партизанами закончилась. По их предположению, после операции на голове, Амир ушел на встречу с Аллахом.
Еще в одной авантюре они участвовали на Ближнем Востоке. В Израиль, Витоника и Андрей, будучи уже молодоженами, попали по обычной туристической путевке. Причем неделю отдыхали в стране обетованной, неделю в Иордании. Побывав на экскурсии в Иерусалиме, отмолив грехи у «стены плача», они отправились на Красное море в Эйлат. Там в отеле «Дан Панорама» они неожиданно встретили однокурсника Андрея. Это был Саша Левин, эмигрировавший в Израиль лет семь назад. Несколько вечеров они встречались с ним в тихом ресторанчике на берегу моря. Когда-то Андрей с Александром были очень дружны. Им было интересно узнать и обсудить новое друг о друге. Левин рассказал, что теперь работает на спецслужбу. Перемены, как одежды, каждая укрывает по-своему. Из худенького студента-очкарика, питающегося за несколько рублей в столовой, Левин превратился в подтянутого, спортивного телосложения мужчину. А Андрей, наоборот, когда-то атлетически сложенный, любитель физкультуры, игравший в регби, стал полноватым и рыхлым.
– У нас полгосударства работает на спецслужбы, – оправдываясь за свое новое место работы сказал Левин. И продолжил.
– Впрочем, в России людей, с ними связанных, тоже хватает. А здесь, когда я приехал, работы по специальности не нашел. Денег нет. Совсем как в анекдоте:
– Ты видел расчетливых русских? Видел. А безрассудных евреев? Тоже. Так это они друг от друга переняли в России, – о профессии по диплому пришлось забыть.
Левин, узнав, что они продолжат отдых в Иордании, попросил их передать пакет человеку, который должен будет найти их по другую сторону границы. Не скрывая, сообщил: