В поисках себя. История человека, обошедшего Землю пешком
Шрифт:
Занятый такими мыслями, добираюсь до Маунт-Айзы, первого крупного населенного пункта на западе Квинсленда. Это происходит утром 1 декабря. Странно видеть бесконечные терриконы [129] , возвышающиеся на унылых равнинах. Маунт-Айза — это небольшой, но густонаселенный по австралийским меркам шахтерский городишко: здесь двадцать три тысячи жителей. Некрасивый, исключительно функциональный, застроенный полуразвалившимися спортивными площадками, которые создавали в надежде привлечь новые — хоть какие-нибудь — рабочие руки. А все остальное — заброшенные котлованы, результат завершенных горных работ. Задерживаться тут у меня и в мыслях нет: я очень спешу, чтобы поскорее добраться до противоположного побережья. Сейчас девятьсот километров отделяют меня от Таунсвилля и коралловых рифов, это около месяца путешествия в одиночестве. Еще целого месяца.
129
Отвалы пустой породы на поверхности земли. Прим. ред.
Покидая город, я опять попадаю в холмистые районы и любуюсь тем, как грациозно парит над верхушками деревьев орел. Но внезапно он складывает крылья и пикирует прямо на меня. В последнее мгновение птица вновь набирает высоту
В этих экстремальных условиях даже самые трудные мгновения могут показаться радостями жизни. Воздух уже прогрелся до сорока пяти градусов, и кажется, что моя прежняя жизнь, закончившаяся в момент старта этого марша по миру, сейчас окончательно догорает в австралийском пекле, словно раскаленное пламя дотла выжигает во мне все лишнее и напускное. Какой-то фермер вдруг останавливается и окликает меня: «Ты что, чокнутый? Зачем шагаешь по такой жаре? Что с тобой? Сдохнуть тут собрался?» Но именно во имя жизни я продолжаю свой путь. Надо заметить, в пустыне австралийцы следуют тем же традициям, что иранцы — предлагают тебе ледяную воду. Верх неразумности! Такой напиток заставит желудок работать как каторжный, чтобы уменьшить разницу температур, и это катастрофически портит пищеварение. Вот туарегам [130] известен правильный способ — они пьют горячий чай. Можно веками жить на какой-то земле и не иметь с ней ничего общего — как в случае с австралийцами, которые ничего не понимают в пустыне. Они занимают ее территорию, пытаются ее разрабатывать, и все. Они ей не принадлежат, так же как она не принадлежит им… Тем не менее я благодарю их за заботу и просто выжидаю, пока под солнечными лучами драгоценная вода прогреется до подходящей температуры. Здесь я выпиваю от восьми до двенадцати литров в день. Вода в этих краях дороже золота. Как-то в один из вечеров, отхлебнув немного воды, я вдруг вспоминаю снег — так скучаю по нему! Скучаю по той изумрудной летом и белоснежной зимой земле, на которой родился. А ведь я совсем не знаю Канады, я никогда не путешествовал по ней. Живя на этой земле, я никогда не осматривался. И теперь мне кажется, что я уже больше никогда не посмотрю на нее прежними глазами…
130
Еще одна берберская народность на африканском материке.
В пути не встречаю ни единой живой души. Куда ни глянь — кругом только земля, пожелтевшая трава, заросли кустарника. Здесь действительно ничего нет, и тем не менее эти территории обнесены колючей проволокой, закрыты калитками, опечатаны, повсюду висят массивные замки. В так называемых развитых странах охраняются не только материальные блага, но и само по себе понятие «собственность»! Я прохожу многие и многие километры, даже не находя места, где можно было бы приткнуться с палаткой, так что в конце концов приходится решиться на преступный шаг, чтобы воспользоваться своим святым правом на сон… Всем наплевать на это — хотя речь идет о базовой потребности организма! — всем без исключения наплевать, если речь идет о капиталистическом государстве. Здесь просто не существует такого общечеловеческого права, зато есть другое: если хочешь спать — плати! А если у тебя нет ни гроша за душой, спать тебе воспрещается! По правде сказать, все это кажется мне неслыханным насилием над личностью…
Неожиданно натыкаюсь на группку местных, и они наперебой начинают советовать мне заглянуть в здешние пабы. Мол, один бар — место историческое, другой — еще какой-нибудь… Но никто не приглашает к себе, а в моем кошельке не хватит средств даже на кружку пива. К моему путешествию они совершенно безучастны.
— Чем ты занимаешься, чудак ты эдакий?
— Иду пешком вокруг земного шара.
— Хм… Ну, молодец.
И уходят восвояси. В те редкие моменты, когда кто-то из прохожих — чаще всего туристы — останавливается, чтобы дать мне немного воды, фруктов или хотя бы подарить улыбку, я ощущаю рождение настоящего чуда. Будто новый прилив сил. Но все чаще под этим палящим солнцем я страдаю именно от холодности — человеческой, душевной… Этот изнурительный переход довел меня до изнеможения. Каждый раз, двигаясь в одном направлении с попутными машинами, слышу за спиной раздраженные гудки, оскорбления и даже презрительные окрики, будто я конченый человек, а им доставляет удовольствие попрекать меня этим. Как-то в мою коляску швырнули водяную бомбочку, и она залила все вещи. В другой раз в меня запустили картофельными очистками, а бутылка пива разбилась прямо возле моих ног. Похоже, одно только мое присутствие сводит этих людей с ума, и они делают все возможное, чтобы избавиться от меня. Некоторые водители все-таки подъезжают ближе, но я только делаю им знак рукой и продолжаю путь. Как говорится, два хищника в одной норе не уживутся…
Я наивно рассчитывал хоть на толику внимания и тепла — как-никак, впереди Рождество! — но суровая жизнь в буше не дает никаких передышек. Утром 25 декабря мне звонит моя милая Люси, а следом дети — их родные голоса скрашивают мой унылый день. Меньше чем через неделю эти две с половиной тысячи километров одиночества закончатся! Шагая по пустынной равнине под пасмурным небом, я предвкушаю счастливые моменты встречи. Кругом ни малейшего ветерка, влажность повышенная. Едва успеваю поставить палатку, как начинается гроза. Я поспешно набрасываю на палатку непромокаемый тент и поплотнее заворачиваюсь в спальник, слушая, как тяжелые капли барабанят по горячей земле. Утром повсюду вижу большие грязные лужи, а природа ликует, поет и вновь украшает себя зеленью, вдоволь напившись дождевой воды. Блаженно улыбаюсь, чувствуя в воздухе насыщенный запах эвкалиптов. Новогоднюю ночь я провожу в придорожной зоне отдыха, пережидая проливной дождь. Я занят тем, что мастерю простенькое ожерелье из иссушенных и выбеленных солнцем когтей кенгуру, которые подбирал по дороге.
На подходе к Таунсвиллю замечаю, что растительность становится живее, бурно распускается, пропитанная теплом и влагой субтропиков. Завтра я наконец достигну берега океана! А пока, спасаясь от дождя, укрываюсь под мостом. Надо бы идти, и я это хорошо понимаю, но сейчас не чувствую сил противостоять стихии. Внимательно изучаю русло реки: крокодилов, по счастью, не видно. Но возня кенгуру и прочие странные шорохи в этой кромешной тьме держат меня в напряжении. Рядом подозрительно плещется вода. Я кладу поближе свой перочинный нож, зонтик и баллончик с противомоскитной жидкостью — единственное оружие, которым располагаю, — и понимаю, что все это будет слабым подспорьем, если рептилии вдруг нападут на меня. Наконец, измученный усталостью и напряжением, я все-таки засыпаю. Ну и пусть сожрут! Все равно спать я хочу больше…
Несколько недель спустя я уже иду по прибрежной полосе, любуясь чарующими австралийскими пейзажами, а ночую у местных жителей или прямо на пляже. Пустынные края, пройденные мной на Северной территории и в Квинсленде, опять всплывают в памяти. Это еще одна жемчужина в драгоценном ожерелье впечатлений, которые я собирал на протяжении десяти лет. Вот уже почти десять лет… Я иду медленно, сокращая переходы, потому что боюсь попасть в Канаду в самом начале зимы. Скоро я увижу Канаду… Наконец я увижу Канаду! Мой путь подходит к концу. 8 июня 2010 года, когда я перехожу знаменитый Харбор-Бридж, перекинутый через сиднейский залив, неведомая тревога вдруг настигает меня. Мой личный «датчик пробега» уже перевалил отметку в шестьдесят шесть тысяч семьсот километров — так утверждает моя дотошная и склонная к исключительной точности Люси. Еще через восемь тысяч триста километров я буду дома. Вот уже десять лет я живу в своем мифическом мире, как в мыльном пузыре, который лопнет с последним шагом моего путешествия. Мне не терпится — скорее бы это случилось! Но вместе с тем очень страшно. На южном побережье Австралии меня встречают с большим теплом и радушием, я снова попадаю в приятную атмосферу гостеприимства. Тепло человеческих сердец, прочность и надежность мира… Но скоро Запад снова засосет меня, заманит в свои сети, заставит плясать под его дудку и играть по его правилам. Иногда в пути мне приходится напяливать на себя светоотражающий жилет безопасности, и в этом наряде яркого, кричащего цвета я чувствую себя клоуном и посмешищем. Каковым, собственно, и являюсь! Мой маршрут — наверное, последний островок свободы для меня. Скоро всех нас заставят носить шлемы с глухими забралами, щитки на коленях и локтях, бронежилеты, стробоскопы и электронные сенсоры, чтобы защитить от малейшей опасности, будто мы на войне… В сторону Тасмании я иду по восточной части штата Виктория, по ее прекрасным изумрудным пастбищам. В пути меня сопровождают дождь и пронизывающий холод. Все это до боли напоминает мне осень в родных краях. Какому-то встречному велосипедисту я рассказываю, что на протяжении десяти лет у меня не было времени ничего почитать. Он удивлен: «Так ты что, за десять лет никаких новых знаний не получал?» Да что он понимает!.. У меня от новых знаний распухла голова! Мой путь сам по себе слишком хорош и богат впечатлениями. Я читаю все, что творится у меня под ногами, причем с такой скоростью, что уже начал опасаться, сумею ли усвоить все полученные знания.
Нужно просто уметь читать песок в пустыне.
Читать то, что написано внутри тебя самого, как книгу стихов, которые написаны вчера, или позавчера, или тысячу лет тому назад. И это будет самая истинная, настоящая, самая искусная книга знаний. Самая искренняя.
На краю света
Сентябрь 2010 — 30 января 2011
Новая Зеландия
Я разбираю свою коляску. Все мое нехитрое хозяйство разложено на пластиковом чехле. Обе оси, болты, хомуты… Моя аптечка. Одежда. Обмылок. Маленькая игрушечная лошадка Лори. И молоточек, который помогал мне вбивать в землю колышки для палатки. Несколько килограммов вещей, сопровождавших меня ежедневно на протяжении этих десяти лет. Чтобы хоть немного успокоиться, я беседую с ними, как с родными детьми: «Не переживайте, мои маленькие… Я всех вас довезу обратно домой…» Я слышу, как в гостиной тихонько переговариваются, стараясь не побеспокоить меня, Адриан и Дезма. Их удивительная деликатность тронула меня куда больше, чем все то внимание, которым они окружали меня на протяжении нескольких последних недель. Эту новозеландскую пару я встретил в Катманду, в Непале. Она — веселая хохотушка, он — очень замкнутый, скрывающий за своей напускной серьезностью и сдержанной улыбкой невероятно доброе сердце и душевную открытость. Благодаря им, моим новым друзьям, я совершаю переход по территории Новой Зеландии под патронажем организации Barnardos [131] , занимающейся проблемами детей и подростков. Поэтому заключительная часть моего марша мира превратилась в бесконечную череду встреч и праздников. Я продвигаюсь в окружении величественных гор, зеленеющих долин и живописных ущелий, иду по белым песчаным пляжам — и везде меня принимают как очень важную персону, непременно представляют мэрам городов, приглашают в школы, где я рассказываю ребятишкам о своем путешествии. В пригороде Окленда в мою честь провели невероятно красивый обряд в традициях маори [132] , в ходе которого специально для меня исполняли хакка, ритуальный танец в сопровождении певцов и музыкантов. Дирижировал ими мэр городка, облаченный в национальный костюм. Это было такое непередаваемое зрелище, что от эмоций я даже расплакался.
131
Британский детский фонд, основанный ирландским доктором Томасом Барнардо в 1866 году. Сегодня его филиалы успешно действуют в Великобритании, Ирландский республике, Новой Зеландии и Австралии. Прим. ред.
132
Коренное население Новой Зеландии.
Целых три месяца я шагаю по этим краям, не задумываясь о будущем, искренне наслаждаясь спокойствием и умиротворенностью этих экзотических мест. Но однажды вечером тревога все-таки выбралась на поверхность и парализовала мою душу…
Я счастлив вернуться домой — тем более что последние два года были просто бесконечными, я невероятно соскучился по Люси и чудовищно устал. Но время от времени мне просто страшно.
И сейчас по дороге в аэропорт я от нетерпения и переизбытка эмоций притопываю ногами, как маленький. Рейс NZ84 авиакомпании Air New Zealand, которая любезно подарила мне этот перелет, поднимется в воздух через двадцать часов. «Дыши, Жан, давай, дыши…» Адриан не перестает смеяться и подшучивать надо мной. А в моей голове крутится только одна мысль: «Я обошел земной шар кругом! Кругом! Я! И теперь я возвращаюсь домой!» Находясь в невероятно взвинченном состоянии, я буквально влетаю в зону регистрации своего рейса. И только здесь с ужасом понимаю — я забыл не то что расцеловать моих новозеландских ангелов-хранителей, но даже просто попрощаться с ними!