В поисках синего
Шрифт:
Как и приказал посланник, Кира пришла около полудня, прошла через пустой длинный зал, по бокам освещавшийся высокими светильниками, в которых шипело масло. Впереди она слышала голоса участников заседания, проходящего за закрытыми дверями: мужчины приглушенно спорили. Ее посох глухо стучал по деревянному полу, а хромая нога волочилась по доскам с таким звуком, как если бы она тащила за собой метлу.
«Гордись своей болью, – всегда говорила ей мать, – ты сильнее, чем те, у кого ничего не болит».
Она вспомнила об этом и теперь старалась почувствовать гордость. Она расправила худые плечи и разгладила
Глубоко вдохнув и отогнав дурные предчувствия, Кира постучала в тяжелую дверь зала. Дверь приоткрылась, и в темное помещение из щели проник луч света. Из зала выглянул стражник и посмотрел на нее с подозрением, но затем жестом пригласил ее внутрь.
– Обвиняемая сирота Кира здесь! – объявил он, и голоса стихли. Все безмолвно повернулись в сторону Киры.
Зал был огромным. Кира бывала здесь раньше с матерью на торжествах, например на ежегодном Собрании. Тогда они сидели вместе с толпой зрителей на скамейках, рядами расставленных перед сценой со столиком, на котором возвышался Объект поклонения – загадочная деревянная конструкция из двух перекладин, соединенных крестообразно. Говорили, что в прошлом он обладал большой силой, и поэтому люди всегда быстро и почтительно кланялись ему.
Но теперь она была одна. Не было толпы, не было обычных жителей – только Совет Хранителей: двенадцать мужчин, сидящих к ней лицом за длинным столом у подножия сцены. В зале горело несколько рядов масляных ламп, а за каждым из мужчин – еще и его личный факел, освещавший кипы разбросанных по столу бумаг. Хранители внимательно следили за тем, как неуверенно она приближается к ним по проходу между скамьями.
Вспомнив, что так делают на каждой церемонии, подойдя к столу, она с почтением посмотрела на Объект поклонения и поспешно сложила руки в благоговейном жесте – ладони вместе, кончики пальцев у подбородка. Хранители одобрительно закивали. По всей видимости, она все сделала правильно. Немного расслабившись, она стала ждать, спрашивая себя, что же будет дальше.
Стражник у двери, услышав, что стучит кто-то еще, объявил второго посетителя.
– Обвинитель Вандара! – крикнул он.
Значит, они обе предстанут перед Советом. Вандара быстро подошла к столу. Кира с удовлетворением отметила, что Вандара была босиком и неумытая; значит, она никак специально не готовилась. Возможно, никакая подготовка и не требовалась, но у Киры было чувство, что, приведя себя в порядок, она добилась капли уважения к себе, получила небольшое преимущество.
Вандара благоговейно сложила руки. Значит, в этом у них ничья. Затем Вандара поклонилась, и Кира с некоторым беспокойством увидела, что Хранители кивнули ей.
«Я должна была поклониться. Мне надо найти повод, чтобы поклониться», – в отчаянии подумала она.
– Мы собрались, чтобы рассудить ссору, – сказал властным голосом Главный Хранитель, седовласый мужчина с четырехсложным именем, которое Кира никогда не могла запомнить.
«Я ни с кем не ссорилась. Я просто
– Кто обвинитель? – спросил седовласый мужчина. Кира подумала, что он, конечно, знает кто. Вопрос казался частью формальной процедуры. На него ответил другой Хранитель, плотный мужчина в конце стола, перед которым лежали несколько толстых книг и стопка бумаг. Кира с любопытством разглядывала тома. Она всегда мечтала уметь читать. Но женщинам это не разрешалось.
– Обвинитель – женщина Вандара.
– А кто обвиняемый?
– Обвиняемая – девушка-сирота Кира.
Мужчина глянул в бумаги, но, похоже, не читал по ним.
«Обвиняемая? В чем меня обвиняют? – Вновь услышав это слово, она почувствовала, что ее захлестывает волна страха. – Но я могу использовать это как повод, чтобы поклониться и продемонстрировать свою смиренность». И она поклонилась, признавая себя обвиняемой.
Седовласый бесстрастно смотрел на обеих. Кира, опираясь на посох, пыталась стоять как можно прямее. Она была почти того же роста, что и ее обвинительница. Но Вандара была старше, тяжелее и без увечий, если не считать шрама, напоминавшего о ее победе в сражении с тварью. Каким бы уродливым он ни был, он подчеркивал ее силу. За увечьем Киры не скрывалось никакой яркой истории, и рядом с обезображенной злой женщиной она чувствовала себя слабой, убогой и обреченной.
– Обвинительница будет говорить первой, – распорядился Главный Хранитель.
Голос Вандары был твердым и полным горечи:
– Девочку надо было отправить на Поле, как только она родилась и пока ей не дали имя. Так принято.
– Продолжай, – сказал Главный Хранитель.
– Она была с изъяном. А еще без отца. Ее не надо было оставлять.
«Но я была сильной. И у меня были умные глаза. Так мама говорила. Она не отдала бы меня, – Кира переступила с ноги на ногу, вспоминая историю своего рождения и раздумывая, будет ли у нее возможность рассказать ее здесь. – Я так сильно схватила ее за большой палец».
– Все эти годы мы все терпели ее присутствие, – продолжала Вандара, – но она не приносила пользы. Она не может копать, сажать растения или вырывать сорняки, она даже не может ухаживать за домашними животными так, как это делают другие девочки в ее возрасте. Волочит за собой свою сухую ногу и ходит медленно. И еще она много ест.
Совет Хранителей внимательно слушал. Кира покраснела от смущения. Действительно, она много ела. Все, что говорила ее обвинительница, было правдой.
«Я могу попробовать есть меньше. Я могу голодать», – Кира мысленно готовилась к защите, но уже сейчас чувствовала, что это будет выглядеть как слабость и нытье.
– Ее оставили вопреки правилам потому, что ее дед все еще был жив и обладал властью. Но его давно нет, на его место пришел другой, у которого еще больше власти и мудрости…
Вандара сочилась любезностями, чтобы склонить всех на свою сторону, и Кира быстро взглянула на Главного Хранителя, чтобы понять, поддался он лести или нет.
Но его лицо было непроницаемо.
– Ее отца убили твари еще до того, как она родилась. А теперь умерла и мать, – продолжала Вандара. – Есть даже основания думать, что болезнь ее матери представляла опасность для остальных…