В поисках смысла (сборник)
Шрифт:
Казалось бы, если серьезные диалектные различия не препятствуют существованию единого английского, французского, русского или испанского языков, то уж тем более это касается сербохорватского: его носители живут бок о бок и понимают друг друга без малейших затруднений. Но вот особенный черногорский язык решили все-таки создать, как до того создали боснийский, как развели по разные стороны сербский и хорватский. Комиссия по кодификации черногорского работает уже больше года, пока что она придумала две новых буквы, 'S и 'Z, и на этом остановилась. В самом деле, невозможно найти такие грамматические черты или такие слова, которые употреблялись бы всеми черногорцами и не были бы при этом в ходу у их славянских
На Балканах всегда жило много разных племен и народов, и невозможно было не то, что провести между ними границу — трудно было даже определить, сколько их там живет, собственно. Болгары долгое время считали нынешних македонцев частью своего народа (языки действительно очень похожи), а греки вообще отказывают им в праве называться македонцами, поскольку великий Александр, как мы знаем, не был славянином.
Черногория — это небольшая труднодоступная область на стыке территорий, которыми традиционно владели Османская империя и Венецианская республика. Именно это обстоятельство позволило местным племенам (и всем, кто пожелал к ним примкнуть) сохранить свою независимость: венецианские корабли контролировали море, османские армии маршировали по суше, но поставить под свой контроль горцев, владевших оружием с колыбели, не под силу было никому. Да и, признаться, не было в тех горах ни золота, ни стратегических объектов, ни богатых городов, так что проще было оставить горцев в покое. Была только природа изумительной красоты, но ее в те времена завоеватели не ценили.
Сами горцы не особенно задумывались о том, к какому народу они принадлежат, гораздо важнее была принадлежность к конкретному племени. Когда Петр I обратился в 1711 году к местному населению с призывом помочь ему в борьбе с турками, он назвал их так: «черногорцы, никшичи, баняне, пивляне, дробняки, гагане, требиняне, хорваты и прочие христолюбивые» (сколько еще тут может открыться языков!). Кстати, история русско-черногорских отношений вообще уникальна. Краткий ее итог подвели 18 мая 1889 года в Петергофе царь Александр III и князь Никола. Русский самодержец поднял тост: «Пью за здоровье князя Черногорского, единственного искреннего и верного друга России». Никола ответил: «За все, что Черногория имеет, может благодарить благородную Россию». Оба тоста, пожалуй, были лишь небольшими преувеличениями.
Но Россия далеко, а вот отношения с несравненно более близкой (во всех смыслах) Сербией у Черногории были далеко не всегда безоблачными. Пожалуй, этнографически и лингвистически вполне оправдано было бы считать черногорцев особой ветвью сербского народа, как архангелогородские поморы или донские казаки — особая ветвь народа русского. Во всех войнах черногорцы были союзниками сербов, вплоть до недавних натовских бомбардировок. Хотя саму Черногорию почти не бомбили, но по улицам ее городов ходили тогда люди с нарисованными мишенями: дескать, мы не боимся, бомбите и нас тоже!
Почему же тогда на карте сегодня все-таки два самостоятельных государства, Сербия и Черногория? С одной стороны, так сложилось исторически: черногорцам гораздо раньше, чем их северным соседям, удалось отстоять свою независимость, и вплоть до Балканских войн 1912–13 годов у Сербии и Черногории даже не было общей границы, их разделяла территория Османской империи. Кроме того, черногорские правители целиком и полностью ориентировались на Россию, тогда как в Сербии существовали две партии, прорусская и проавстрийская, и они по очереди сменяли друг друга.
Но самая главная причина состоит в том, что черногорцы не спешили объявлять себя «южными сербами» и вливаться в состав большого соседа. Точнее сказать, один раз они попробовали это сделать, в 1918 году, когда по итогам Первой мировой войны было создано Королевство сербов, хорватов и словенцев (с 1929 года — королевство Югославия). Как видно из названия самого государства, за черногорцами даже не признавалось право на самостоятельное существование, административное деление нового государства проводилось без учета этнических и исторических границ, и в результате… Через десять лет после объединения черногорская газета «Народное слово» писала: «С актом объединения беды Черногории не уменьшились. Но раньше для их смягчения она, обладая самостоятельностью, имела возможность употребить все средства. А сегодня? Сегодня надо месяцами просить, чтобы в компетентном месте был услышан ее голос». Знакомая картина, не правда ли?
Фактически, королевство Югославия еще до своего развала стало делиться на относительно независимую Словению и два соперничающих центра притяжения, сербский и хорватский. Ничего удивительно в том, что когда югославская армия рухнула под ударами Вермахта и его союзников, единого движения сопротивления не возникло. В балканских горах воевали друг с другом сербские четники и хорватские усташи, и еще одна новая сила — коммунисты-партизаны. Их руководство, прежде всего хорват И. Б. Тито, хорошо поняли, в чем была слабость первой Югославии, и на ее развалинах еще в ходе войны они начали создавать иное, федеративное государство, в котором все основные этнические группы и все исторические области обладали равными правами. Основанная на этих принципах партизанская армия оказалась такой многочисленной и успешной, что сумела освободить свою страну почти самостоятельно. И эту самостоятельность югославские коммунисты сумели сохранять и позднее, проводя независимую политику и став фактическими лидерами Движения неприсоединения.
Почему распалась эта Югославия через десяток лет после смерти Тито? Ответов на этот вопрос предлагается немало, но про отделение Черногории можно ответить проще: она просто устала быть заложницей белградской политики, не имея практически никакого самостоятельного голоса. Черногорцы воевали во всех начатых Белградом и проигранных Белградом войнах, воевали доблестно, по праву считаясь элитой Югославской армии. Но Косово уже оказалось перебором — и Черногория стала принимать албанских беженцев. А потом, когда окончились бомбардировки, провела референдум о независимости. 21 мая 2006 года 55,5 % пришедших на избирательные участки граждан высказались за отделение от Сербии.
Сегодня примерно половина коренных жителей считает, что черногорцы — отдельная нация, а другая половина — что это часть нации сербской. Но сербские партии на выборах неизменно оказываются в меньшинстве: даже те, кто называет себя сербами, не хотят жить под контролем Белграда. Три четверти, по данным соцопросов, стремятся в Евросоюз, и всего лишь треть — в НАТО (бомбардировки всем запомнились хорошо). Возникла раскольничья и никем не признанная «Черногорская православная церковь», но особым авторитетом она не пользуется и в ее подчинении совсем немного приходов. Зато в остальных храмах стоят сербские национальные флаги, или хотя бы висят на иконах ленточки соответствующих цветов: это Сербская православная церковь в Черногории…
Перечислять все эти парадоксы современной черногорской жизни можно долго. Мораль сей басни, кажется, вполне ясна: излишняя централизация поневоле подогревает региональный сепаратизм. И отношения с Россией у Черногории такие прекрасные именно потому, что от России Черногория действительно далека и независима. А в столице этой страны, Подгорице, стоят памятники А. С. Пушкину и В. С. Высоцкому. Последний, кстати, гораздо скромнее и лучше московского памятника Высоцкому, и на нем начертаны слова поэта: