В поисках смысла
Шрифт:
19.07
После ужасающего акта террора на многолюдной Английской набережной в Ницце (в самый разгар национального праздника 14 июля) и траурной паузы, 16 июля некий президент синдиката пляжных услуг и заодно владелец находящегося ниже променада ресторана вернулся к своим обязанностям. Парижская газета Le Monde поинтересовалась его впечатлениями о случившемся. Рассказав корреспонденту, как в тот день гуляющие с набережной, спасаясь от сумасшедшего грузовика, прыгали вниз, на крышу ресторана, падали возле входа в него и на пляжные зонты; как они набились внутрь помещений и за закрытыми дверью и ставнями прятались до двух часов утра, пока не прибыла полиция; как из 35 – ти человек обслуги пятеро
Увы, уши торчат у ресторатора… Денежки, денежки в голове застряли. Как видно у подобных типов особая психология. Улыбайтесь, господа, улыбайтесь! Что бы ни случилось… Весь облик этих представителей западной цивилизации в любых переделках неизменно источает благодушие. Как безмятежная улыбка на лице полного идиота.
26.07
Издавна западный мир кичливо называет себя свободным. Если бы было всё так просто: каким себя назовёшь – таким и будешь.
Свобода отражается в духе, менталитете народа. А этот самый дух непременно выражается в языке, в речи, в её строе. Например, если язык подчинён этакой жёсткой конструкции фразы и этот порядок слов неукоснительно руководит речью – что это значит? Это значит, что существует определённая несвобода самовыражения в тисках неких рамок, выход за которые непозволителен. И всё это присутствует не в какой – нибудь маловажной, второстепенной сфере человеческой деятельности, но в самой основе человеческого естества, ибо надо всем и прежде всего, как известно, было Слово.
Как ни странно, подобной несвободе подвержены основные европейские языки.
Так какова же она, истинная свобода? Как оценить её проявление? Адекватна ли, подлинна ли она, если её нет в самой сердцевине народного духа – в речи, в словоизъявлении?
29.07
Три десятка лет минуло с начала перестройки…
Ах, что за время это было! У этого самого «нашего паровоза», который летел вперёд, стали тормоза отказывать. У народа уже появилась оскомина от навязчивой идеологии, а тут ещё в окно, когда – то Петром прорубленное, дул хороший сквозняк, от которого у многих закружились головы. Тут и музыка повсюду зазвучала другая, принесённая оттуда и песенки явились с новым смыслом.
Перемен! Требуют наши сердца.Перемен! Требуют наши глаза.Перемен! Мы ждём перемен!Может, кто – то хочет чтобы мы в чём – то участвовали? Дудки! Делайте сами. А мы ждём и требуем! Открыто брошенный призыв вызывал сочувствие в народе, который желал этих самых перемен. Но мало кто тогда мог догадаться, что кумир молодежи пел о своём, о чём – то другом, близком таким же, как он сам, своему поколению: вы устарели, предки; тошнит от ваших правил; долой ваши скучные обязанности; долой запреты, долой моральный пресс; мы хотим музыки, танцев, хотим веселья, да и травку покурить неплохо… Юнцы ринулись за ним как потерявшие инстинкт крысы за дудочкой крысолова. Только тут пришёл он не откуда – то извне, но по сложившейся к тому времени всемирной тенденции он выдвинулся из их среды. Расплодившиеся,
Пресловутое «влияние запада» безусловно имело место, но оно не было бы столь значительным, если бы не упало на благодатную почву – к этому времени уже появилось в стране целое поколение неприкаянных, ярким представителем которого и стал Цой. И то, что оно явилось – был, можно сказать, зов времени. А противоядия всему этому не нашлось.
Под простенькую, но завораживающую ритмическую основу Цой звал за собой, собирая толпы фанатов: «пить пиво, вино… я смеюсь, когда мне говорят, что жить так нельзя… гуляю, что дальше – не знаю, я ничего не знаю… время есть, а денег нет – и в гости некуда пойти…» Бездельник я. Вот я такой. Плевать! На всё наплевать: «мои друзья идут по жизни маршем / и остановки только у пивных ларьков»;
Мама – анархия/Папа – стакан портвейна!При всём том манера исполнения для всех песен была одной и той же – под неё подстраивалось интонационно, ритмически музыкальное сопровождение. Этот недостаток обратился в достоинство: устойчивое однообразие ярко заявило о себе и выделило его из всех остальных рокеров.
Все тексты песен – довольно бессвязное бормотание, перескакивание, назойливые повторы. Читать затруднительно, даже неловко. Но при исполнении им со сцены под этакую завораживающую, сомнамбулическую, как из дудки индуса, мелодию – они воспринимались по – другому. Юные существа балдели – ни к чему думать о жизни, не надо задумываться ни о чём. Словно опустился и поглотил их туман, в котором ничего не видать и ничего не поймёшь.
Человеку верующему от всего этого вполне могла бы явиться мысль, что только он – вредитель, нечистый дух, враг рода человеческого – только он мог напустить такой соблазн, столь сильно одурманивающий юные души.
Прошли годы – и туман рассеялся. И что же? Видно стало: там пустота. Печальны дела земные. С большим опозданием, кто – то очнётся, очухается от дурмана и поймёт, какому мощному влиянию подверглась молодость, какой соблазн сделал своё чёрное дело и оставил след, надо думать, даже не на одном поколении.
02.08
Когда – то мудрый финский писатель Мартти Ларни поделился с читателями интересным наблюдением, отметив, что некоторые особы женского пола божественный дар – любовь почему – то путают со щекоткой (что не свойственно даже животным и птицам, добавил бы я).
Нынче тех, кто так – то путает, похоже, развелось множество – оттого и чувства дешевеют, и супружество трещит по швам; оттого и дети, ещё не родившись, уже обречены стать несчастными.
05.08
Как родилось произведение Куприна «Как я был актёром» более или менее ясно: творческим усилием воссоздан отрезок его собственной биографии. Но вот рассказ его «На покое»…
Много чего написано о творческом вымысле писателей. Но такое, что явлено в этом повествовании, – не соответствует обычным меркам: ни внешностей персонажей, ни их судеб, ни поведения невозможно вообразить, выдумать. Остаётся лишь поразиться наблюдательности и памяти автора и самой возможности (в результате посещений кого – то из знакомых?) оказаться свидетелем потрясающего бытия выброшенных на обочину жизни людей – возможности, кажущейся просто фантастической. Это какое – то волшебство.
12.08
Человеку, которого Создатель наградил способностью видеть то, чего не видят другие люди, – это приносит мало радости. Скорее она, эта способность, становится для него нелёгким грузом. Потому что существу живому, во плоти, тяжко тащить эту ношу. Она оказалась неподъёмной даже для царя Соломона.
Конец ознакомительного фрагмента.