Шрифт:
Глава 1. Под покровом ночи
Вечернее небо распростерлось над Гарэнхалем — крупным островным государством, отрезанным от материка. Разбитый на десятки городов, он уже не первую сотню лет служил приютом для знатных родов со всех концов Аргтэтраса. Кроме людей, редко кому-то здесь были рады. Так сложилось исторически: отделившись от конфликтов, происходящих на материке в семи днях путешествия по морю, Гарэнхаль прекрасно занимался самостоятельным развитием без внешнего вмешательства. Поскольку представители других рас могли помешать сложившимся устоям, их редко пускали дальше Вамарка — портового города в юго-восточной части острова.
Прямо под вечерним
Глядя куда-то вверх, она раз за разом недовольно цокала языком, словно надеясь, будто кто-то должен ей ответить. Но помимо вечерней тишины и щебетания птиц, доносящегося из близлежащего леса, никаких звуков не поступало.
— Долго ты там еще? Немедленно слезь оттуда! — с силой топнув ногой, все же не выдержала девочка. Голос ее звучал властно, громко и звонко. Подойдя чуть ближе к стволу, она облокотилась на него рукой и прищурилась. — Я же переживаю за тебя.
— Залезь и сними сама, — коротко и холодно ответил ей мальчик, лет двенадцати. Развалившись на крупном суку и закинув руки за голову, он смотрел на заходящее солнце. Для него это было чем-то вроде вечернего ритуала. Встречать закат в одиночестве, наслаждаясь потоком собственных мыслей.
Поправив темную, вычурно черную челку, мальчик опустил затекшую правую ногу и положил на нее левую. На нем были надеты дорогие, коричневые брюки и черная манжетка поверх белой, ситцевой рубашки. Большая редкость даже среди местных жителей.
— Я… я все расскажу отцу, когда он вернется! — не выдержав давления со стороны собеседника, пригрозила девочка, вновь топнув ногой.
— Забавно, — отвлекшись, мальчик сел на сук и нашел взглядом собеседницу. — Жень, пойми, отец и без того редко появляется. А когда и приходит — то разве что на пару часов, просто проведать, поесть и уйти обратно на работу. Его уже как месяц дома не было, — все так же холодно, закончил он.
— Ну, тогда маме расскажу! — словно не слушая мальчика, девочка довольно высунула язык. Однако, едва заметив на себе хмурый взгляд оппонента, умчалась в сторону дома.
Проводив ее взглядом и дождавшись, пока из дома послышится ее недовольный, звонкий говор, мальчик лениво потянулся и спрыгнул на траву. Немного обдумав, стоит ли ему идти в дом, он дождался очередной череды выкриков. Тяжело вздохнув и пытаясь хоть как-то отвлечь себя вернувшимся потоком мыслей, он все же побрел в сторону дома.
— А потом, а потом он показал мне язык и сказал, что даст мне подзатыльник, если я тебе хоть что-нибудь расскажу! — заметив, что бывший собеседник вошел в кухню, с новыми силами продолжила Евгения. Дергая за край фартука маму, она пыталась дождаться самого дорого. Улыбки. Она бы означала ее разгромную победу.
— Вань, как тебе не стыдно? А ну, немедленно извинись перед сестрой, — заметив, что сын находится в паре метрах от нее, пригрозила молодая, красивая женщина. Как и у его младшей сестры — волосы у мамы были светлые, а в глазах читалось явное недовольство происходящим. Единственное, что, пожалуй, могло хоть как-то успокоить в случае, если хозяйка дома начинала ругаться — ее улыбка. Она никогда не сходила с ее лица, чтобы не случилось. Между собой местные всегда недоверчиво обсуждали этот интересный момент. Чем
— Эх, Жень, прости меня, пожалуйста. Постараюсь больше не ругать тебя. Хорошо? — глядя на кривляющуюся сестру, спрятавшуюся за бедром матери, выдавил из себя Иван. Нехотя дождавшись, когда мама, наконец, вернется к своему сражению с едой, он вернул должок и, самодовольно ухмыльнувшись, высунул язык в ответ. — А когда будет ужин?
— Да уже готов, в принципе. Садитесь, сейчас все будет, — подсуетившись, бросила через плечо женщина. Наконец убедившись, что дети расселись и готовы к приему пищи — она вытащила из шкафа несколько тарелок, разлив быстро по ним мясной суп.
— Спасибо. Мам, а Велиас сегодня придет? — глядя, как мать ставит на стол тарелку напротив пустующего места главы семейства, нарушил наступившую тишину Иван.
— Не знаю. Честно, не знаю. Очень хотела бы, — на секунду остановившись и опустив взгляд в сторону пола, женщина сдержала накатившуюся слезу и пошла за очередной тарелкой.
Решив, что лучше выбрать другой момент для выяснения какой-либо информации — Иван пожелал приятного аппетита сестре и сосредоточился на ужине.
Из-за отца в последнее время было достаточно много проблем. Его периодически искали самые разные люди, кто с оружием, кто без. Раз за разом возникало ощущение, будто он скрывается от закона. Хотя время сейчас было неспокойным, с материка постоянно поступали слухи о новых войнах и осадах. В своих попытках прийти хоть к какому-то выводу, Иван уткнулся в два варианта: либо отец воюет на материке, либо — является предателем. В обоих случаях — его же собственные выводы не очень его радовали.
Собственно, из-за того скрытного состояния, в которое ушел отец — воспитанием сына занималась Лариса. Об отце она отказывалась что-либо рассказывать. О его прошлом, будущем, настоящем. Иногда у молодого Ивана возникало даже ощущение, что она скрывает нечто такое, страшное и ужасное, что знать нельзя ни в коем случае.
Даже несмотря на скрытность родителей и постоянные ссоры с сестрой, безустанно ругающуюся и пытающуюся обрести превосходство над ним хоть в чем-нибудь — для Ивана этот дом был самым родным местом на земле. Исключительно из-за положения в обществе — мальчику было разрешено не уходить вместе с городскими ребятами в лесные отряды. Видимо, именно из-за этого у него было мало друзей. В основном, городские беспризорники, промышляющие воровством на рынках. Иногда Иван носил им что-нибудь поесть, но, как правило, этой помощи им надолго не хватало.
Жизнь, как и у любой семьи, состоящей в рядах аристократии, шла своей медленной, хоть и изредка веселой струйкой. Их поместье полностью соответствовало своему статусу. Территория в двенадцать гектаров, четыре из которых занимал сам дом, небольшой пруд, масса небольших построек. И, конечно же, старая ива, посаженная еще до рождения Ивана Велиасом.
Как и любая мать, Лариса, конечно же, была против общения сына с малолетними ворами. В ее сознании никак не укладывался тот факт, что среди всех людей, проживающих на территории Гарэнхаля — он выбрал в свои друзья именно них. Время от времени, разговоры о круге общения в семье заводились. В основном, когда Велиас был дома. Но отец лишь усмехался в ответ на жалобы матери. Он всегда считал, что такой круг поможет сыну куда больше, чем, как сам он их любил называть, "зажиточные толстопузы", не видящие дальше заборов поместья их родителей. Можно даже сказать, что Велиас гордился сыном за подобное разрушение системы, но все же время от времени ругал сына, дабы любимая жена не слишком сильно злилась на него. Иван прекрасно это понимал и радостью выслушивал очередную лекцию о том, "что хорошо, а что плохо", после чего они вместе шли и часами отдыхали в тенях любимой ивы.