В полночь упадет звезда
Шрифт:
Хотя даже самый придирчивый офицер не смог бы упрекнуть Томеску за недостаточную воинскую выправку, но стоило однажды взглянуть на него, чтобы понять, что имеешь дело с интеллигентом. Солдатская форма так же мало шла к нему, как священнослужителю каска и автомат на груди.
Если Бурлаку любили за открытый нрав, юмор и в особенности за врожденный дар рассказчика, то Томеску пользовался безграничным уважением шифровальщиков за свои знания. Хотя все они, за исключением Бурлаку, протерли локти за студенческим столом, — с Томеску им было трудно равняться. По общему мнению, его знания, эрудиция и умение разбираться в самых
— И что это на «факира» нашло? — продолжал Бурлаку. — Сверх ожиданий он разрешил доукомплектовать нашу команду.
— Разве это он? — возразил Пелиною Влад. — Генерал приказал.
— Это я знаю. Но рапорт капитана прошел через него. Если бы он не захотел, генерал посчитался бы с ним Вы же знаете, что генерал не легко отменяет решения своего начальника штаба. Значит, «факир» был согласен
— Вероятно, «факир» смотрит теперь на нас новыми глазами, — проговорил Пелиною Влад, пережевывая хлеб с салом. — В конце концов, какого черта! Не раз же мы доказывали ему, на что мы способны, особенно в последнее время.
— Еще бы, безусловно! — насмешливо отозвался Барбу Василе. — Я уверен, что не пройдет много времени, как он представит нас к награде.
— А что, может мы ее и заслуживаем! — быстро отпарировал Бурлаку Александру, который терпеть не мог иронии Барбу. — И всегда-то ты поёшь на свой лад.
— Петь-то он любит по-своему, только сам не чувствует, как фальшиво поет, — добавил Мардаре Ион. Ему также не понравилась злая насмешка Барбу.
Маленький, худощавый, смугловатый, с черными как смоль быстрыми, сверлящими глазками, Мардаре Ион чем-то был похож на Барбу Василе, хотя они и не ладили между собой. Но это сходство было только кажущимся. Барбу Василе отличался хорошим сложением, широкими плечами, толстой сильной шеей и невыразительным крупным, всегда немного лоснящимся лицом.
В противоположность Мардаре, острому на язык и всегда готовому поспорить, Барбу Василе любил больше слушать, чем говорить. Но уж если он высказывался, то никогда не упускал случая вставить насмешливое словечко. И сходство между ним и Мардаре состояло именно в этой склонности к иронии. Но насмешки Мардаре никого не раздражали, а ирония Барбу почти всегда больно задевала.
— Интересно было бы знать, кто он такой, этот наш новый шифровальщик, — сказал Пелиною Влад. — Я думаю, что поначалу мне будет с ним нелегко сойтись. Такая уж у меня натура. Чужие люди меня пугают, и я ничего не могу с собой поделать.
— Смотрите, пожалуйста, каким он стал чувствительным, — добродушно усмехнулся Бурлаку Александру. — Эх ты, жеребенок! Когда надумаешь жениться, позови меня на свадьбу. Я принесу тебе в подарок пастушью трембиту, да такую, что краше нигде не сыщешь.
Приход капитана прервал разговор.
— Доброе утро!
— Здравия желаем, господин капитан!
— Есть какая-нибудь почта?
— Пока ничего нет, — ответил Томеску Адриан, который выполнял обязанности секретаря отдела.
— Пока работы нет, можете быть свободны, — сказал капитан и прошел в следующую комнату, служившую ему кабинетом.
Пелиною Влад и Бурлаку Александру пошли вслед за ним.
— Господин капитан, — спросил первый, — это правда, что кто-то придет на место Каминицы?
— Правда.
— Гм… Странно.
— А что в этом странного?
— Да нет, ничего, я только подумал, как
— Я уже сказал, что господин подполковник Барбат был всегда хорошего мнения о вашей работе, — нашел нужным уточнить капитан Смеу, который не мог не признаться себе, что слишком вольное обращение к нему подчиненных задевает его.
Зазвонил телефон. С другого конца провода капитан Георгиу спросил:
— Слушай, Смеу, у твоих людей есть пистолеты?
— Нет, у них винтовки. А что?
— У майора Братоловяну есть несколько свободных пистолетов, и он спрашивал меня, кому бы их передать.
— И что же?
— Ну пока и всё. Будь здоров!
Капитан Смеу Еуджен повесил трубку и принялся рассеянно перелистывать какие-то бумаги.
«Зачем Георгиу нужно знать, есть ли у моих людей пистолеты? — спрашивал он себя и, не найдя ответа, решил, что разговор «о свободных пистолетах» только предлог. Вероятно, теперь точно установлено, что бедный Пантелеймон убит выстрелом из пистолета, и Георгиу уже не исключает возможности, что шофёра убил Барбу Василе.
То обстоятельство, что ни Барбу, ни остальные шифровальщики не имели пистолетов, не казалось ему достаточно убедительным для того, чтобы снять с Барбу какие бы то ни было подозрения.
«На войне пистолет раздобыть нетрудно, — размышлял капитан, потом тяжело вздохнул: — Опять эти глупые подозрения», — и решительно сунул бумаги, лежавшие перед ним, в папку.
Но сколько ни упрекал себя за излишнюю мнительность подозрительный капитан, он не упускал ни одного движения шифровальщиков, которые тем временем занимались своими делами, не замечая недружелюбного взгляда начальника.
— А Барбу Василе где? — не выдержал наконец Смеу.
— В соседней комнате. Позвать его? — предложил Пелиною Влад.
— Не надо. Он мне пока не нужен. — Капитан поднялся, подошел к окну и, заложив руки за спину, стал смотреть на широкий двор, по которому размеренным шагом разгуливал белоногий петух.
По дороге мимо дома проезжала длинная вереница повозок, груженных снаряжением и продовольствием. Смеу вслушивался в монотонный, дребезжащий стук колес. Каждый раз, когда он слышал звуки проходившего по дороге военного обоза, они по-новому волновали его, вызывая странную мысль о том, что голосом войны был не только гул артиллерийских выстрелов, треск пулеметов и автоматов, но и этот грохот артиллерийских упряжек, дребезжание подвод, которые день и ночь тянутся по фронтовой дороге.
Особенно хорошо слышен был этот голос ночью, когда орудия отдыхали с поднятыми кверху стволами, словно обнюхивая сырость ночи, вбирая в себя эту сырость, стараясь освежиться после дневного пекла, в котором они неустанно и яростно плевались смертью. И когда тишина воцарялась по всему фронту, а люди, натрудившись сверх сил, спали, забившись, как сурки и кроты, в свои норы, где смерть всё равно настигала их, и когда по всем шоссе и проселочным дорогам текли обозы, — монотонный и мрачный грохот их в ночи почти пугал Смеу. Этот шум непрерывно напоминал ему, что война еще не кончилась, что сейчас только перерыв между боями и что с приходом зари, если не раньше, в ночном бою, пушки снова запоют глубоким, сотрясающим мир голосом заупокойную тому, кто будет умирать раздробленным, раздавленным, рассеченным и перемешанным с землей.