В последний раз, Чейз?
Шрифт:
– Откуда?
Она снова пожимает плечами.
– Знала, – уверенно произносит Аннабет.
Мы молчим. Странно ощущать ее рядом, так близко, что можно обнять, но при этом не обнимать. Не прикасаться к ней вообще, лишь чувствуя нарастающую тревогу, страх, словно она излучала опасность. И все же я знал, что рад, хотя и не должен бы. Она пришла, чтобы побыть наедине с другом. И я готов быть этим другом. Снова и снова я пытаюсь унять бешенный ритм, что прорывался в уши надрывным пульсом моего сердца. Почему с ней тяжело, и в то же время так просто?
Мы сидим бок
– Мне сказали, это из-за девушки, – спокойно говорит она. – Она позвонила тебе, и вы расстались не на самой хорошей ноте.
Нет. Ты не можешь ей лгать. Не лги. Слышишь? Не смей!
– Да, по мелочи. Не бери в голову. Перебесился уже.
Аннабет кивает головой, словно радуясь моим словам.
– Я испугалась, что ты… Ну, мог что-нибудь сделать с собой.
Слова не хуже ножа режут, как оказалось. К чему это сейчас говорить? Перед самой свадьбой? Потому что она заботиться о тебе. Но не так, как тебе хотелось бы.
–Принимаешь меня за психа? – усмехаюсь я, кидая в воду камень.
– После Тартара сложно назвать человека нормальным, – с грустной полуулыбкой отвечает она. – Ты… конченный.
– Скажи уже это, в конце концов.
Воображала замирает и переводит взгляд с потока воды на меня. На солнце ее глаза приобретают причудливый небесно-голубой оттенок. Я пытаюсь не думать о том, какой нежностью они светились прежде. Все это остатки пережитого нами прошлого. А прошлое должно оставаться в прошлом.
– Сказать что?
– Рыбьи Мозги, – спокойно говорю я, хотя понимаю, что готов разнести береговую линию к чертям. – Ты ни разу не назвала меня старой кличкой. Боишься что ли?
– Мы были детьми, – улыбаясь, говорит Аннабет. – И я ничего не боюсь, ты же знаешь.
– Но это ты, а это я. Какая разница? Вспоминать детство не всегда плохо…
– Рыбьи Мозги, – все еще улыбаясь, словно ликуя, говорит она, – ты изменился, Рыбьи Мозги. С тобой точно все в порядке? С девушкой, я имею в виду…
Я все же смотрю на нее. Любуюсь, как любуются рассветом, который больше никогда не повторится. Будут тысячи похожих и не одной такой – искренней, растрепанной, собранной, сдержанной и любимой. Никто не сможет заменить мне ее. В это мгновение я понимаю это особенно ясно.
– Хочешь, можешь поделиться этим со мной. Если хочешь.
– Нет, не хочу, – улыбаюсь я. – Ты все-таки завтра невеста, а грузить тебя в ночь перед девичником своими проблемами… Ну его к черту.
– Почему ты не пытался связаться со мной? – голос ее обрывается резко, словно она бросила трубку.
Но нет. Вот она передо мной. Уверенный, спокойный взгляд, и чистый взгляд, вздернутый пеленой воспоминаний. Я пытаюсь найти быстрый ответ, потому что со стороны может показаться, что я действительно беспокоюсь об этом.
– Это сложно, Аннабет.
– Я не дура, попробуй объяснить, – требовательно говорит Воображала.
– Потому, что я не мог, – выпаливаю я. – Мы плохо закончили наш последний разговор…
– Но мы совершаем ошибки. Я хотела поговорить с тобой, Перси. Мы могли быть друзьями, и ты бы теперь не сторонился меня. Я знаю, это так глупо сейчас слышать, но…
Внутри обрывается нить моего спокойствия. Пальцы впиваются в волосы, готовые в любую минуту выдернуть их с корнем. Весь этот разговор, случайная встреча, это бред. Зачем насмехаться надо мной, олимпийцы? Чтобы к концу дня мы в пух и прах рассорились с ней?
– Перси, ты мог взять хотя бы трубку… Хотя бы связаться со мной, сказать, что с тобой все в порядке, что жив просто, я ведь…
И я срываюсь.
– Потому что я испугался! Потому что мне было страшно, Аннабет! Понимаешь?! Представь, что ты проходишь через Тартар снова и снова, потому что ты боишься, что тебе снова укажут на дверь! Потому что ты чертов трус! – Горло осипло от крика. – Довольна? Давай еще побеседуем на этот счет, ты видимо, не все еще узнала! Что конкретно тебя интересует? Как долго я встречался с девушкой, которой никогда не было?! Приблизительно никогда. Соображаешь? Никогда. А теперь ты заводишь эти разговоры о прошлом, считая, что я просто твой друг…
Ее глаза. Черт. Вспыхивают отчаяньем, злобой, не скрытой обидой, но я продолжаю говорить. Вырывать из себя куски предложения, потому что не в силах больше молчать. У меня нет сил, ясно? И мне плевать насколько сильно я упал в чужих глазах – мне терять больше нечего.
– Ты хоть… Хоть представь, насколько глупа твоя теория о том, что я… – и, наконец, голос дрогнул.
Я и не заметил, как вскочил на ноги. Стою, нависнув над ней, словно она виновата во всех моих бедах. Нет, я ничуть не лучше этой сволочи Майкла. Я обессилено опускаюсь на песок, пряча голову на руках. И почему в моменты, когда я нуждаюсь в монстрах больше всего, они как назло, отсиживаются по кустам.
– Прости, – едва шевеля губами, начинаю я. – Я идиот, Воображала. Прости.
– Еще какой, – тускло, но, все же улыбаясь, отвечает она.
Меня снова пронзает ток. Аннабет не злится на меня, а если даже и злится, то совсем немного, скрывая это под самой очаровательной, искренней улыбкой. Я люблю тебя. Очень люблю, слышишь? Не слышишь, конечно, но какая разница. Я протягиваю ей мизинец в знак перемирия. По-другому нельзя, раз мы стали вспоминать детство. Она долго и неуверенно смотрит на меня, словно я больной, а потом смеется. Я снова это сделал – вызвал ее улыбку и смех. Я, в правду, волшебник.
– Идем, – вставая, протягиваю ей руку я.
– Но я не хотела возвращаться так рано, я думала… – Она кусает губы, – еще побыть с тобой. К тому же я принесла корзинку с фруктами, покрывало… Пикник?
Должно быть, я должен как-то отреагировать. Да-да. Сейчас, только дыхание вернется. Я ретируюсь довольно быстро.
– Идем. Покажу кое-что в воде, а потом вернемся к твоему пикнику
Глаза девушки загораются интересом. Она подает мне руку, и снова… Разряд по коже, по телу, по венам, что несут кровь. Она замедляет ход моих мыслей, и я даже рад этому. Спасибо, Аннабет. Ты в правду помогаешь мне.