В последний раз, Чейз?
Шрифт:
Не знаю, насколько искренне это звучало. И искренне ли вообще.
– Добро пожаловать, Перси, – улыбаясь и целуя меня в щеку, говорит Хейзел.
***
Новый Орлеан мне не понравился сразу. С первого взгляда я возненавидел этот город, словно он был виноват во всех моих бедах. Переезжая Новый мост, мне захотелось, чтобы воды Миссисипи накрыли этот город с головой. Чтобы здесь не осталось ни одной живой души, кроме моих друзей. А первым, кто падет от гнева сына Посейдона, будет Майкл Оллфорд. И что за имя такое тупое?
– Эй, – Пайпер одергивает меня. – Что не так с окном?
– В каком смысле?
–
– Ты мне не доверяешь, Перси? Я уже два года, как за рулем, – донесся с переднего сиденья голос Джейсона.
– Следи за дорогой, я тебя умоляю, – нервно отозвался Лео.
– Как ты можешь, дорогой? Не доверять собственному лучшему другу…
Джейсон обернулся к Вальдесу, надув губы. Лео, кажется, охватил приступ паники, когда сын Зевса, отпустив руль, скрестил руки на груди. Честное слово, такого визга я еще не слышал. Наш шестиместный минивэн съехал с моста на развилку под звонкий заразный смех моих друзей.
– И так всегда? – спрашиваю я тихо.
Пайпер сверкнула своими разноцветными глазами, улыбнувшись мне.
– Постоянно. Мы не виделись с ними около месяца. Фрэнк и Хейзел приехали три дня назад, Лео и Калипсо только вчера. С этих пор дом мистера Оллфорда ходит ходуном.
Меня передернуло. Его папаша. Как гадко стало на душе. Просто непередаваемо. Нико, кажется, покосился в нашу сторону, но я отвернулся к окну. Уж лучше эти проклятые высоченные здания, чем разговоры про будущего тестя Аннабет.
– Какой он? – вдруг ни с того ни с сего, спрашиваю я.
Получилось слишком громко, так, что Джейсон и Хейзел прекратили свой разговор, покосившись на меня. Мы остановились на светофоре. В машине было очень душно, даже несмотря на открытые окна. На часах одиннадцать вечера, а температура в машине за тридцать. Чертов Новый Орлеан.
– Майкл?
– Продажный тип, – без обиняков заявляет Вальдес. – И папаша у него странный. Какое ему дело? С кем хочу, с тем и ночую.
– Ты ночью пробрался в комнату к Калипсо. Он решил, что ты вор, – вступилась Хейзел.
– Она моя девушка.
– А ты в чужом доме.
Я зауважал Вальдеса еще сильнее.
– Майкл милый, – говорит Пайпер, словно нехотя. – Он начинающий архитектор.
Теперь уж все ясно. Архитектура всегда была ее слабостью. Если и было что-то, что могло кольнуть меня больнее, то только острие ножа.
– А его отец владеет сетью кондитерских в девяти штатах.
– Скажи мне название, чтоб я сразу знал, куда не стоит идти, – язвит с переднего сиденья Вальдес.
– Ты жевал эти кексы вчера вечером за обе щеки, Лео. Не будь сволочью, – вмешивается Пайпер.
– По ошибке и незнанию.
– Нет, он, правда, славный малый, – сворачивая с проезжей части, говорит Джейсон. – Я вижу это. Без обид.
Какие уж тут обиды. Мы останавливаемся у особняка, что огорожен свежевыкрашенным заборчиком, вдоль которого растут петуньи. Я представлял себе элиту, а это… Не совсем то, что я хотел увидеть. Охранники с собаками, джипы, перестрелка… А тут все так, словно это действительно то, чего она хотела.
Она мечтала о спокойствии. Беззаботной жизни, которую ей не давала божественная кровь. Дети, счастье, уют, а не вечные скитания в поиске смерти. Внутри все переворачивается вверх дном, когда я замечаю на втором этаже свет. Прикроватный светильник, что освещает ее книги. Она уснула за чтением, как это было со мной. Каждый вечер я выуживал из ее рук новые книги, чтобы потом выключить светильник, прижаться к ней посильнее и уснуть сладким, младенческим сном. Словно это было в другой жизни.
– А теперь давайте договоримся, – перед тем как Джейсон отстегивает ремень безопасности, говорю я. – Никто не станет выказывать мне свои соболезнования, жалеть или упрекать меня в чем-либо. Никто, ладно?
Я красноречиво смотрю на Нико. Тот лишь хмыкает и бурчит себе под нос что-то нечленораздельное.
– Свадьба через два дня. Все счастливы. Все рады такому стечению обстоятельств, ясно?
– Перси…– начинает Пайпер.
– Вот и отлично, – выходя из машины, говорю я.
Новоорлеанский воздух обжигает легкие, словно раскаленное железо. На дворе ночь, но сна ни в одном глазу. И я не уверен, что дело в двухчасовом сне в самолете. Я всего в паре шагов от нее. Еще вчера я был за тысячи миль от тебя, Аннабет. А теперь я вернулся, чтобы, скорее всего, попрощаться с тобой. Есть две крайности, которые мне нельзя переступить. Или оставить тебя здесь вместе с этим «милым» Майклом, или навсегда забрать, унести тебя отсюда. Оберегать, охранять, зубами выдирать из лап тех, кто попытается тебя забрать. Если, конечно, смогу.
========== 3. ==========
III
Мне не спалось. Боги, как трудно заснуть в темени, что глушится кваканьем приозерных лягушек. Ненавижу эту тишину. Ненавижу эту застеленную кровать. Ненавижу эту комнату, дом. Все ненавижу. Я боюсь прикасаться к вещам, что покоятся в комнате, словно они прокляты богами. Надеюсь, так оно и было, потому что это уже становится фобией. Я старался отвлечься на книги. Брал в руки Сэлинджера, которого читал в детстве, и что всегда навевал на меня беспокойного, гиперактивного ребенка, приятную скуку. Но, кажется, эту боязнь мне не преодолеть.
Выходя из комнаты, я оглядываюсь на не застеленную кровать. Покрывало, вышитое серебряными нитями, синего, морского цвета. Пододеяльник и наволочки нежно-голубого цвета. Аннабет не забыла? Или все же стечение обстоятельств?
Глупо, Перси. Крайне глупо. Я закрываю двери и спускаюсь на первый этаж. В потемках и не разберешь, какие вокруг хоромы, но роскошью меня не удивишь. Да и не уверен, что у этого Майкла найдутся какие-нибудь тузы в рукаве, чтобы добиться моего снисхождения. Чертова ревность. Чертов Новый Орлеан.
Я бреду босыми ногами по светлому полу коридора, что устлан коврами. Минуя веранду, я, наконец, нахожу отдаленный кусочек сада, в котором квакают ненавистные лягушки – озеро. Наверное, это неверно - гулять по чужому саду, да еще и под покровом ночи, но мне совершенно плевать. На дне души теплится надежда, что я увижу ее сейчас. Вдруг она чувствует меня спустя столь долгое время? Вдруг мы сейчас встретимся? Сбежим? Все это будет как в слезливой, дешевой мелодраме, но по-настоящему.
Где-то вдали разносится вой фур, несущихся в ночной мрак по трассовой полосе. И я мечтаю о том, чтобы схватить минивэн Джейсона и махнуть отсюда куда подальше. Не желаю больше играть. Я ведь не смогу, проиграю, даже в лицо сказать ничего не смогу. Какой я герой? Трус, аутсайдер, только точно не герой. Губительно пусто.