В последний раз, Чейз?
Шрифт:
Беатрис окликает меня, и вместо того, чтобы идти к береговой линии, мы сворачиваем к забору, протянувшемуся по левую сторону от нас. Везде висят предупреждающее таблички, но девушка преспокойно касается оголенных прутьев рукой, перелезая на ту сторону. Я следую ее примеру, но в мыслях уже жалею, что проснулся этой ночью. Чувство тревоги, опасности нарастает внутри.
– Куда мы? Я думал, ты говорила об океане?
– Нет, конечно, – отвечает Беатрис. – Сейчас октябрь, какой дурак полезет в океан?
И в правду, какой? Я бы полез. Сын Посейдона не боится холода. Он вообще ничего
– В этом месте Миссисипи впадает в океан. Вода здесь теплая, потому что это самая южная точка ее устья, думаю, можно даже искупаться.
– Географией увлекаешься? – чертыхнувшись и едва не перелетев через корягу, спрашиваю я.
– Это Нико рассказал.
Вот что правда, то, правда – вечер новых открытий. Я так мало знал о сыне Аида, но уже проникся к нему уважением. Я не мог даже представить, что он так относится ко мне. Кажется, он должен ненавидеть меня, унижать, делать из меня посмешище, но… нет. Нико относится ко мне как к брату. К старшему брату, в котором он нуждается так же, как нуждался в старшей сестре.
Мы выходим на песчаную площадку. Словно кусочек пляжа перенесли в это райское местечко. Здесь нет места идеальным газонам, здесь бушует буйство зеленых трав, деревьев, дикой природы. Беатрис скидывает сандалии и, словно завороженная, бредет к воде. Шум реки влияет на меня так же, как опьяняющий бурбон. Звук ударяет в уши, заглушая весь остальной фоновый шум. Когда в последний раз я был так близко к водной, живой стихии?
Нико соврал. Беатрис – волшебница. Откидываясь на спину, она разводит руки в стороны, будто пытаясь обнять красоту вокруг. Я усмехаюсь и присоединяюсь к ней, возводя глаза к небу.
Мы молчим. По-моему, для этого момента ничего больше и не надо. Она думает о чем-то своем, а я пытаюсь забыть о том, где нахожусь. Все же, здесь очень красиво, и мне сложно не признать этого. Надеюсь, это отвлечет меня и избавит от лишних мыслей. Нет ничего хуже ревности, которая изъедает изнутри, и, я уверен на двести процентов, что увидев ее завтра, все только усугубится. Может, исчезнуть? Прыгнуть в воду? Позволить шумному потоку унести себя в Атлантический океан? И дело с концом.
Но отец вряд ли примет меня. Да и долго ли я продержусь без еды? Дурацкая, мальчишеская идея. Снова сбежать от проблем. Избавится от груза эмоций. Нет же. Аннабет хотела видеть меня на своей свадьбе. Возможно, Нико прав, и я все еще смогу исправить свое губительное положение, а, возможно, стану ее другом, что в самый ответственный момент, когда она позволит себе усомниться, поднимет большой палец вверх. Все хорошо, Аннабет, ты не ошиблась. Ты сделала правильный выбор.
– Ей всего двадцать. Зачем выходить замуж так рано? – нарушает тишину Беатрис.
– Может, с этим не стоит медлить? Если нашел своего человека?
– Но не в двадцать лет, – упрямо повторяет она.
– А во сколько? В двадцать три?
Беатрис снова замолчала.
– Это так очевидно, – тихо говорит она.
– Что именно? – не отрываясь от неба, спрашиваю я.
– То, что ты любишь ее.
Ее слова больно бьют по ушам. Слышать правду и знать ее – две разные вещи. Я любил ее. Я, черт подери, люблю ее. Неужели нельзя было понять это
– Нико соврал тебе.
– Он тут не причем. Я вижу это. Говорю же, очевидно. Это не мое дело, совершенно, просто я… я восхищаюсь тобой.
Непосредственность Беатрис заставляет меня приподняться на локтях. Я смотрю прямо перед собой, утыкаясь взглядом в утихший поток реки. Остался стрекот сверчков в высокой прибрежной траве, странное щебетанье птиц в витиеватых деревьях, осталась боль. Вздох. Шумный, прорывающийся, с хрипотцой.
– Нужно быть сильным человеком для того, чтобы прилететь на свадьбу того, кого пришлось отпустить, – помедлив, говорит она. – Героем.
Ирония судьбы. Жестоко, боги. Даже для вас.
– Майкл! Я боюсь воды! Пусти меня, сейчас же, – в это мгновение голос незнакомки заглушает абсолютно все.
В эту минуту останавливается мир вокруг. Время, чувства, события. Все это улетучивается и утекает с течением прежде буйной реки. Хруст собственных зубов и звуки стихают вовсе. Никто не смеет откликнуться на ее вскрик. Смех. Ее смех. Словно раскат грома, тихий, звонкий, пронизывающий до дрожи. Если прежде я лишь догадывался, где у человека душа, то теперь, когда где-то у солнечного сплетения образовывается пульсирующая боль, я не сомневаюсь в ее местонахождении. Я чувствую, что ноги пружинят тело: я вскочил с места, готовый бежать в любую секунду. Отвлекись. Вода. Шум воды. Помни об этом.
Но шум не заглушает боли. Не заглушает ее смеха.
– Ты идиот! Полпервого ночи! Я должна спать!
– Не скоро ты еще выспишься, – чей-то бархатный, грубый голос. – В конце концов, медовый месяц.
И снова смех. Две фигуры, появившиеся поодаль в двухстах метрах от нас. Как мило. Они бесятся у воды, которую Аннабет ненавидит. Она убегает от него, дразнит. «Славный малый» ловит ее, поднимает на руки, кружит, кажется, целует. Да врежь ты ему! Как подкалывала, как издевалась надо мной, врежь, как следует! Или это сделаю я.
Но она смеется, тихо шепчет что-то между тем. Доверчиво сворачивается у него на плече.
– Господи, Перси… Прости меня, – едва не плача начинает Беатрис.
Я оборачиваюсь к ней и слабо улыбаюсь. Красота больше не манит. Шум воды больше не пьянит. Ноги несут меня обратно в ненавистную комнату.
Три года – не так уж много, Аннабет. Но ты забыла меня.
========== 4. ==========
IV
– План на сегодня прост: дегустация вин, доставка фурнитуры для свадьбы, уборка заднего двора, – начинает Пайпер, отмечая что-то в своих бумажках. – Вечером сможете прогуляться по городу.
– Невеста вставать не собирается? – потягивая кофе, издевательски спрашивает Джейсон. – Все же сегодня последняя примерка.
– Отцепись от нее. Аннабет наверняка нервничает из-за… Ты понял из-за кого.
Устал делать вид, что меня здесь нет. Я прохожу в столовую, что больше напоминает аэродром, и выдавливаю улыбку.
– Всем доброе утро.
– Отлично, ты помогаешь с уборкой, – вскакивая со стула и целуя в макушку знакомую девушку, визжит Лео. – Мы за гарнитурой.
– Фурнитурой, Вальдес, – шипит Хейзел. – И нет, в уборке участвуют все.