В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего года
Шрифт:
На путях праздника не было, на путях утихал рабочий день. Тенью возник в окне автомобиля сотрудник.
– Товарищ подполковник, - доложил он, - в доме темно, соседка говорит, что все ушли на Красную площадь.
– Что ж, примем к сведению.
– Подполковник посмотрел на часы.
– На их месте я бы начинал...
По Амбулаторному, обнявшись и поэтому качаясь абсолютно синхронно, перемещалось двое. Путь их лежал к переезду, но генеральное направление они часто теряли, ибо были выпивши, да и к тому же еще пели:
Темная
Только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают...
Так, музицируя, они приблизились к переезду. Сейчас же раздалось:
– Стой!
– перед пропойцами стоял солдат с винтовкой.
– Вася, гля, солдат!
– обрадовался бас.
– А тенор заметил:
– И чего радуешься? Он поставлен, чтобы нас не пускать.
– А он пропустит, - возразил бас.
– Пропустишь, солдат?
– В обход!
– Будь человеком, солдат. Нас баба у "Балтийца" ждет. Подождет, подождет, обидится и уйдет. Знаешь, какая баба!
– настаивал бас.
– В обход!
– В такой день он нас уважит, Вася. Уважишь, солдат?
– Не уважит, - мрачно решил скептик-тенор.
– Уважит, - упрямо повторил бас и пошел к переезду.
– В обход!
– голос солдата звенел.
– Да ладно ты!
– не останавливаясь, махнул рукой бас. И выстрел...
Бас - от неожиданности, не от страха - замер.
– Ты что, психованный?
– В обход, так в обход, - тенор взял баса под руку и повлек назад.
– Нет, он что - по живому человеку?
– базарил бас.
– Он в воздух, Гриша.
– Я ему, суке, припомню! Он мне еще попадется!
– пропойцы удалились.
Подполковник, слушавший эту беседу из автомобиля, распахнул дверцу "эмки" и ступил на землю. Из темноты явился сотрудник.
– Видимо, начали, - сказал подполковник.
– Скажите, чтобы не забыли этих артистов проводить куда следует.
Бесшумно легли на верхушку забора крюки легкой переносной лестницы. Плохо различимый человек вскарабкался по ней. Ему подали еще одну такую же лестницу, которую он поставил по другую сторону забора. Замелькали - вверх и вниз - фигуры. Один, второй, третий, четвертый, пятый, шестой, седьмой. Семеро стояли и прислушивались. Потом пошли.
К вагону подошли шестеро. Один умело, чуть звякнув фомкой, сорвал запор, напрягся и откатил дверь.
– Руки вверх!
– спокойно предложили из вагона.
– Атас!
– крикнул открывающий и метнулся в сторону. Пятеро бросились врассыпную. Три оперативника выпрыгнули из вагона.
У лестницы их брали по одному: делали подсечку, скручивали и оттаскивали в сторону. Одного. Второго. Третьего. Четвертого. Пятого. Шестого.
Не спеша подошел подполковник. Попросил:
– Посветите.
Луч фонаря выхватывал из темноты лица шестерых.
– Родные до слез!
– обрадовался подполковник.
– Что же здесь делает
– Вроде все здесь, товарищ подполковник.
– Как все?!
И как будто в ответ на его вопрос раздался пистолетный выстрел. Подполковник, потеряв всякую солидность, бегом кинулся на звук. Щелкнул второй.
Внезапно, заглушая все звуки, Москву потряс салют. Подполковник бежал освещенный разноцветьем: все существовавшие в Москве ракетницы работали с полной нагрузкой. Подполковник пересек бесчисленные пути и остановился в растерянности. Салют продолжался, не утихая.
– Сюда, товарищ подполковник!
– позвал вдруг появившийся Саша, махнул рукой и побежал куда-то в сторону. Подполковник за ним. У забора, граничившего с территорией клуба "Красный балтиец", стоял с пистолетом в руках знакомый старшина и растерянно смотрел на Семеныча, который лежал, раскинув руки, с дыркой во лбу.
– Кто его?
– тяжело переводя дыхание, спросил подполковник.
– Я, видать, - неуставно ответил потрясенный старшина.
– Как же это было?
– Я был на восьмом пути, как положено, и вдруг по мне стрельнули. Я крикнул: "Стой!" - и туда, откуда стреляли.
– Вы видели, кто стрелял?
– Нет, я на выстрел бежал.
– Сколько раз в вас стреляли?
– Да раз пять, наверное. Правда, салют вот... Может, меньше. Когда ракеты взлетели, я увидел, что здесь кто-то метнулся, и выстрелил. Подбежал, а этот лежит.
– Откуда вы стреляли?
– резко спросил Саша.
– Вот от того вагона, - показал старшина.
– Метров тридцать пять, - констатировал Саша.
– Ну и команда у вас! Что ни стрелок, то Вильгельм Телль. Да еще и с кривым ружьем. Не повезло тебе, Семеныч, и на этот раз крупно не повезло.
Он нагнулся, подобрал наган, валявшийся у правой руки мальчика-старичка, выпрямился, крутнул барабан, считая пули.
– Он два раза выстрелил.
– Да нет, он больше стрелял, - не согласился старшина. Саша, не ответив, подошел к забору и стал проверять все доски подряд до тех пор, пока одна из них мягко пошла в сторону.
– Лаз, - сказал подполковник, - он же пришел с теми, он не мог подготовить себе этот лаз. Почему он побежал сюда?
– Его позвали, товарищ подполковник, - предположил Саша.
Подполковник уже догадался про это, и, помолчав, заговорил о другом, самом важном.
– Кто-то очень ловкий и жестокий ведет с нами крупную игру. Мы думали, что он пойдет на операцию ради самого жирного куска напоследок. А он чисто обрубил все концы, выдав за главного и последнего Семеныча. Главарь Семеныч мертв, налетчики наверняка знают только его и покажут на него. Как бы тот был рад, если бы мы вздохнули облегченно, считая дело завершенным. Так, Саша?
– Пусть он считает, что так. Но кто он?
– тоскливо задал вопрос Саша подполковнику и себе.