В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего года
Шрифт:
Санитары со сложенными носилками направились в блиндаж.
– Наш?
– спросил Гусляев.
– Тот, кого я ждал в Дунькове?
– Тот, Витя, тот.
– Я, выходит, ждал, а он уже тут лежал.
– Сколько он тут лежал, Андрей Дмитриевич?
– спросил Казарян.
– От трех до пяти суток. Дома скажу точно.
Санитары с трудом вытащили из блиндажа груженые носилки, накрыли труп простыней и, аккуратно выбирая дорогу, понесли останки Жоры Столба к шоссе. Андрей Дмитриевич махнул оставшимся ручкой и пошел вслед за ними. Они свое дело здесь сделали.
Следующим
– Где доктор и эксперт?
– осведомился Смирнов.
– Не нужны они, Саня. Все и так ясно, - ответил Казарян.
– По их бумажкам.
– И что тебе ясно по бумажкам?
– Столба убил Куркуль. Убил, чтобы завладеть отначенным мехом, который хранился в блиндаже, сложенный в четыре тюка. Все это легко определил эксперт Егоров. Твердо убежденный, что блиндаж этот отыскать невозможно, Куркуль шуровал в нем безбоязненно. Пальчиков его там предостаточно, полным-полно ворсинок меховых и масса следов. Убил Куркуль Жору четыре - точнее, теперь пять дней тому назад свинцовой трубой в десяти метрах от блиндажа. Видимо, подкараулил, зашел со спины и нанес смертельный удар. Потом затащил труп в блиндаж.
Мы с Виктором Гусляевым опоздали на двое суток. Когда мы вышли на любовницу Столба Веронику Борькину из Дунькова, он был уже мертв. Вот такие дела, Саня.
– Мех Куркуль забрал сразу же?
– спросил Смирнов.
– Нет. По расчетам эксперта - через день.
– Еще что интересного?
Казарян вытащил из кармана пистолет и молча положил его на смирновский стол.
– Нашли в блиндаже. За дощатой обшивкой. "Виблей" Куркуль забрал, а этот не нашел. "Штейер-7,62".
Прикладистая машинка. Смирнов взял пистолет в руки, повертел. Один из шурупов эбонитовой накладки рукоятки пистолета был явно вкручен шкодливой российской рукой - латунная его головка резко отличалась от черных, в цвет, австрийских своих соседей.
– Где Куркуль, Сережа?
– мягко спросил Смирнов у Ларионова.
– Ищу, - ответил тот настороженно.
– Ты ищешь, а он убивает.
– Что поделаешь!
– нервно огрызнулся Сергей.
– Я не в упрек, Сережа. Просто не хочу, чтобы мы еще один труп нашли. Его живым взять надо. С дамочками кончай, там пусто. Куркуль без денег, это ясно. Пока он не знает, что мы раскопали Столба, он наверняка попытается часть товара сбыть, так как без средств ему никуда не сдвинуться. А ему подальше от Москвы уйти надо, уйти и отлежаться где-нибудь в тихом и уютном местечке. Твоя главная забота сейчас: рынки (хоть и маловероятно, но надо попробовать), скорняки-частники, и главное подпольные скорняки, перешивающие ворованные меха. Так что дел у тебя по горло. Действуй, Рома. Стручок - твой. Достань из-под земли. Это в первую очередь. Как перспектива - шофер, вывозящий тюки из Дунькова.
– Я выяснил, кто привез мех в Дуньково, - сообщил Казарян.
– Пять контейнеров из общего тайника в Лихоборах в Дуньково перевез брат Вероники Борькиной, колхозный шофер. Столб в сарае борькинском эти тюки распотрошил, контейнеры, вернее, а тюки с мехом по ночам куда-то уносил, как призналась Борькина.
–
Бегать никуда не пришлось. Не успели Казарян и Ларионов всерьез обсудить план дальнейших мероприятий, как позвонили снизу, из проходной.
– Мне с вами поговорить надо, Роман Суренович, - раздался в трубке голос Геннадия Иванюка.
– ...Говори, Гена, - разрешил Казарян, когда Иванюк-младший устроился против него на стуле. Гена, не скрываясь, покосился на Ларионова. Тогда Казарян попросил:
– Сережа, оставь нас вдвоем.
Ларионов тотчас вышел.
– Час тому назад ко мне Виталька приходил, - признался Иванюк-младший.
– Зачем?
– Просил, чтоб я на станцию Дуньково по Рижской дороге съездил, по пивным походил, разговоры всякие послушал, не произошло ли там чего. Я отказался, Роман Суренович.
– Та-ак, - протяжно произнес Казарян и встал. Повторил: - Так. Тихо полежал Куркуль пять дней и решил на всякий случай провериться.
– Казарян выскочил в коридор и закричал: - Сережа, всех ребят ко мне!!!
Вернулся в кабинет, сел за стол, снова сказал:
– Та-ак...
– Я вам верю, Роман Суренович, - напомнил о себе Геннадий.
– Не понял?
– поднял брови Казарян.
– Вы Витальке обещали помочь.
– Обещал. Значит, сделаю. Он тебе больше ничего не говорил?
– Нет. Махнул рукой и ушел.
– Рижского вокзала он уже боится, сие из твоего сообщения вытекает. Следовательно, отбыл он из Покровского-Стрешнева. От тебя туда на трамвае минут тридцать пять-сорок. Едет уже, вероятнее всего.
– Не до Иванюка-младшего было теперь Казаряну. Он просчитывал. Схватился за телефон: - Срочно машину с сиреной к подъезду!
– Я пойду?
– попросился младший Иванюк.
Роман опомнился:
– Спасибо тебе, Гена. Ты нам очень помог.
– А Виталька?
– И ему, наверное, тоже.
Один муровский паренек ждал Стручка на дуньковской платформе, другой прогуливался неподалеку, а третий основательно сидел в чайной, где пьющей общественностью широко обсуждалось происшедшее вчера.
Виктор Гусляев, руководивший операцией обнаружения, тихо сидел в машине: засвеченному здесь, ему лучше было не мозолить глаза сельчан.
Стручок приехал на электричке через полчаса после их прибытия. Он постоял на платформе, не обратив внимания на дремавшего на скамейке поддавшего работягу и, не спеша, направился в село. Поддавший работяга взглядом передал Стручка пареньку, что вертелся неподалеку.
...В чайной Стручок заказал пару пива и устроился за столиком рядом с шумной компанией, которая внимала герою дня - трактористу, и, надо полагать, скоро был в курсе дела. Но Стручок не торопился уходить: электричка на Москву была только через пятьдесят минут.
Старательно пивший пиво паренек из МУРа допил последнюю кружку и удалился.
– Стручок все узнал, - доложил он Гусляеву.
– Ведите его, а я поехал, - решил Гусляев.
– В Покровском-Стрешневе и на Рижском вокзале вас будет ждать подмена.