В постели с Президентом
Шрифт:
Бесполезный кретин наклонил голову, показывая что он понял и, да, сожалеет.
— А вы ничего не можете сделать? — спросила потерянная Гвен.
— Я могу дать ему в морду. Но делу это не поможет. Слушайте, до рассвета два часа. Мы пойдем… Нет, подождите-ка. Спросите его, нет ли у него бутылки вина.
— Клерки в отеле не продают вино.
— Спорим?
— Перестаньте.
— Спросите его.
Она закатила глаза, но все-таки сказала по-французски:
— Мой спутник хотел бы узнать, нет ли у вас вина.
— Конечно есть, — откликнулся клерк.
— Есть?
— Конечно.
Он
— Прекрасно, — сказал Лерой. — Пойдемте обратно на вершину холма. Я покажу вам нечто совершенно потрясающее, милая дама.
Морщась, Гвен снова надела туфли. Хулиганы ушли. Несколько прилично выглядящих индивидуумов разных рас и национальностей собрались на террасе и ступенях.
— Присоединимся к клубу, — сказал Лерой. — Все ждут восхода.
Он открыл бутылку и налил вино в бокалы. Элегантно одетая женщина подошла к ним, неся пластиковый стаканчик, и спросила по-французски с акцентом, не нальют ли ей немного вина.
— Она хочет вина, да? — спросил Лерой.
— Да, — подтвердила Гвен.
— Спросите ее, есть ли у нее настоящий бокал.
— У нее есть стаканчик.
— Это я вижу. Спросите, есть ли бокал.
Гвен спросила. Нет, бокала у женщины не было.
— Скажите ей, чтоб она шла [непеч. ], — сказал Лерой.
— Почему? Мистер Лерой…
— Сэм.
— Почему вы не хотите налить ей вина?
— Потому, что у нее нет бокала, — объяснил Лерой. — Пить доброе вино из пластмассы — святотатство. Людей, так поступающих, следует пороть на площади.
— Извините, — сказала Гвен женщине. — Он не хочет наливать в пластик. Вот, отпейте из моего бокала.
— Э, нет, не пойдет, — сказал Лерой, останавливая руку Гвен. — Мало ли, может она заразная. Перестаньте сейчас же.
— Она… — Гвен хотела объяснить, что дама скорее всего принадлежит к ее, Гвен, классу. Не объяснила. Ей вдруг пришло в голову, что капризы Лероя ей, в общем, нравятся. Она повернулась к даме. — Идите на [непеч. ], — сказала она на очень чистом, очень отчетливом французском.
— Простите? — сказала дама.
— Она австрийка, — сказал Лерой без видимой причины.
— Идите [непеч. ], — повторила Гвен по-немецки.
Отвергнутая вместе с компанейскими ее побуждениями, дама резко распрямилась и отошла, возмущенная.
— Вот и хорошо, — сказал Лерой. — За свободу, Гвен. Вашу и мою.
— Мистер Лерой…
— Сэм.
— Сэм. Сэм? Вы не смотритесь, как Сэм.
— Сэмьюэл Кристофер.
— Сэмьюэл. Лучше. Слушайте, Сэмьюэл… Нет, вас не Сэмьюэл зовут… Вам правда следует мне сказать, откуда вам все это известно… обо мне. Серьезно. И что еще вам известно. Обо мне.
— Всему свое время, — сказал Лерой. — Прозит.
Они пригубили вино. Нет, наверняка он не Сэмьюэл. Она также была уверена, что он не Майкл и не Дейвид. И уж точно не Брайан. Странный человек.
— Приятное пойло, — сказал Лерой, — этот кот-дю-рон. Ничего лучше в данный момент не нужно. Бордо — было бы слишком. Перебор.
Он
Дюжина человек из разных стран и сословий толпились, хихикали, обменивались псевдо-циничными замечаниями, стоя, сидя и глядя на величественный метрополис с населением в четыре миллиона, семь миллионов с пригородами, в мире с шестью миллиардами душ. Подъехал Бентли с шофером, остановился у собора, из него вышла среднего возраста дама в вечернем платье — и направилась к террасе. Будто он только этого и ждал, пожилой бродяга с тяжелой гривой седых волос и седой бородой притащился от главного сквера. Группа таким образом была вся в сборе.
— Венера, — Лерой показал пальцем. — Юпитер, — снова показал.
Гвен посмотрела на небо. Слева, на востоке, начинало бледнеть.
Вскоре некоторые из куполов внизу, в сердце города — Инвалиды и Пантеон — выделились в тусклом свете с востока. Черный шпиль Нотр Дам стал темнее неба. Одна за другой исчезли звезды, кроме Венеры и Юпитера. Над горизонтом наметилось импрессионистское оранжевое сияние. Идущая под уклон улица посветлела, смесь света и теней обнажила глубину. Шпиль, и вскоре весь лантерн собора, возвышающегося за спинами зрителей сверхъестественного спектакля, созданного вечной мудростью Бога и гением человека, вдохновленного этой мудростью, осветился, нежась в алых лучах восходящего солнца, все еще невидимого.
— Что вы сказали? — спросила Гвен.
— Ничего, — огрызнулся Лерой, достаточно сердито, чтобы она поняла, что он действительно что-то только что ей сказал.
Ноги у Гвен ныли болезненно. Храбрая, она шла с достоинством весь путь к перекрестку на восток от Клиши, где в пять тридцать утра им с Лероем подали прекрасные омлеты с пушистым багетом и плохим кофе. Оба проглотили омлеты и багет и заказали еще кофе. В кафе больше никого не было.
— Я не верю, что вас зовут Сэмьюэл.
— Тогда просто Лерой.
— Лерой.
— Да.
Светило солнце. Кругом было полно свободных такси.
— У меня в восемь тридцать встреча, — сказал Лерой. — Я могу вас сбросить у отеля.
— Нет, — сказала испуганно Гвен. — Не пойдет. Куда вы едете, туда и я.
— Вы уверены? — спросил он. — Вы очень устали, наверное.
— Я… Лучше пусть я буду усталая, чем мертвая. Это во-первых. Также, не вижу, что вы будете делать на встрече без переводчика.
— Мне дадут там кого-нибудь.
— Да, как же, — сказала она с сомнением. — Я думала, это важно. Для вас.
— Да и нет. Я думал, это важно для вас.
— Да, — согласилась она. — В любом случае, я вам нужна.
— Хорошо, — он вздохнул. — Пойдем на метро.
Он взял из ее ладони двадцать евро и купил пачку билетов. После этого он некоторое время стоял перед потертой картой на стене, намечая пальцем маршрут. На этой линии у поездов были обычные колеса, а не резиновые. Вскоре появился поезд, грохоча. Гвен удивилась, увидев, что Лерой нажал на двери какую-то кнопку. Остальные двери остались закрытыми. Она ни разу раньше не ездила в парижском метро. Она несколько раз, в юности, ездила в нью-йоркском.