В постели с Президентом
Шрифт:
Он обнаружил, что находится напротив Пенн Стейшн, только потому, что глаза его вдруг разглядели в толпе две знакомые фигуры — не просто знакомые — главные герои репортажа, который должен был сделать его, Роджера, знаменитым за один день. Мысли все еще были заняты невеселыми делами мира, но ноги уже несли его через улицу, и боковое зрение автоматически удерживало его от попадания под разогнавшееся такси или грузовик. Роджер был прирожденный репортер, живущий в эпоху, когда прирожденные репортеры стали вдруг никому не нужны.
Боксер и богач спустились по ступеням, ведущим в главный проход вокзала. Роджер последовал
В проходе, ведущем к платформе имелись эскалатор и лестница, заполнившиеся толпой нью-джерзийцев сразу по объявлении поезда. Одним взглядом Роджер оценил вульгарные (по манхаттанским понятиям) наряды, длинные искусственные ногти и высокие прически женщин, синтетические пиджаки, уродливые галстуки и громоздкие ботинки мужчин. Хорошо натренированное ухо уловило гнусаво-распевные интонации, типичные для некоторых графств штата. Открылись двери, и толпа влилась в вагоны, занимая лучшие места.
Роджер вошел в тот же вагон, что и те двое, за которыми он следил.
До того, как он успел выяснить, откуда именно ему будет лучше видно наблюдаемых, все двуместные сидения у правого борта были заняты. Левобортные сидения были трехместные. Занимались они в соответствии с проверенным временем ритуалом. Сперва в меру целеустремленные дамы и господа занимали места у прохода, надеясь, что мало кто наберется наглости попросить попутчика подвинуться, не говоря уже о притискивании к окну между коленями пассажира и спинкой впередистоящего сидения. В переполненных вагонах, тем не менее, именно это всегда и случалось. Присутствие толпы добавляло просящим и протискивающимся мужества. Таким образом, вторая фаза занятия сидений заканчивалась оккупированием двух мест — у прохода и у окна — каждого трехместного сидения. Свободное место между ними оставалось свободным до тех пор, пока люди, переходящие из вагона в вагон в поисках свободных мест у прохода или у окна наконец отчаивались, и наиболее отчаянные из их числа начинали требовать, чтобы сидящие у прохода либо подвинулись, либо убрали с дороги ноги. Средние места трехместных сидений, занятых со стороны прохода очень жирными, или очень неряшливыми, или очень злобными на вид пассажирами, заполнялись в последнюю очередь.
Роджер Вудз, наблюдая за всем этим, забавлялся до того момента, когда обнаружил, что все места заняты и сесть ему некуда. Пришлось остаться возле дверей. Пространство отделялось от остального вагона стеклопластиковым щитом с рекламным плакатом, изображающим радостно улыбающихся женщин, чьи глаза и зубы закрашены были черным фломастером. Хозяин фломастера также снабдил женщин усами. Очевидно, некоторые из пассажиров Нью-Джерзийского Транзита весьма легкомысленно относились к постиндустриальным жертвоприношениям.
Некоторые из пассажиров уже начали звонить по мобильникам, зачем-то ставя в известность домашних, что они в поезде.
Внезапно Роджер Вудз вспомнил о реалиях и сообразил, что все это бессмысленно. Здесь не было материала для репортажа — по крайней мере для репортажа, который могла бы напечатать уважаемая
Роджер Вудз поправил ремень своего журналистского рюкзака, содержащего фотокамеру, портативный компьютер, блокнот, несколько ручек и ключей, и удостоверение личности, и начал пробираться сквозь толпу к двуместному сидению, занятому Джоном и Винсом.
— Эй, Винс, твой биограф пришел, — сказал Джон тихо.
Винс глянул.
— Ага, — сказал он. — Мистер Вудз, собственной персоной.
— Как поживаете, ребята? — любезно спросил Роджер.
— Поживаем хорошо, — откликнулся Джон, забавляясь. — Ты в Нью-Джерзи живешь, Роджер?
— А… Нет, сэр.
— Ты, стало быть, за нами следил?
— Хмм… Да, сэр.
— Ты знаешь — это невежливо, следить за людьми, — пожурил его Джон. — А раз уж следишь, вдвойне невежливо в этом признаваться.
— Сожалею, сэр.
— Что ты рассчитываешь узнать в этот раз?
— Честно не знаю, — признался Роджер. — Я видел, как вы заходите в вокзал. Я понял, что что-то происходит, необычное, поскольку вы не выглядите, ни один, ни другой, как люди, часто пользующиеся Нью-Джерзийским Транзитом.
— Любопытное предприятие, не так ли — эта железнодорожная компания? — спросил Джон. — Я был бы тебе очень благодарен, Роджер, если бы ты сейчас никого не упоминал по имени.
Роджер сообразил наконец, что, вроде бы, никто в вагоне не узнавал Винса. Камуфляж прост и эффективен — бейсбольная кепка и большие черные очки.
— Никаких проблем, — сказал Роджер.
— Как статья продвигается? — спросил Джон.
— Я ее закончил.
— Она в сегодняшней газете?
— Нет.
— Не хватило места?
— Не в этом дело.
Джон издал смешок, и Роджер растерялся еще больше.
— А в чем же? — тихо спросил Винс, не поворачивая головы.
— Ну… вообще-то…
— Винс, не насилуй человека. Он в газетных делах все еще новичок.
Джон ласково посмотрел на Роджера. Этот взгляд был Роджеру знаком. Аристократические друзья его отца одаривали его такими взглядами все детство и отрочество — щедрые люди, позволяющие некоторым обделенным окунуться на какое-то время в лучи врожденного превосходства.
— Так куда же вы все-таки едете? — спросил Роджер, купаясь в лучах.
— Мой зять — единственный, кто это знает, — сказал Джон, излучая аристократическое тепло.
Слово «зять» вызвало у Винса противоречивые чувства. Он не помнил, чтобы кто-нибудь из членов клана Форрестеров когда-либо признал родство с ним, Винсом, вслух.
— Мы случайно давеча встретились, на улице, — объяснил Джон. — Зять мой предложил поехать вместе с ним, подобрать моих внуков и привезти их в город. Я в данный момент не занят, и поэтому охотно согласился.