В постели с Президентом
Шрифт:
— А я откуда знаю, — раздраженно сказал Лерой. — Я — не Он. Я — это я.
— А я ведь был когда-то христианин, — сказал Ладлоу, улыбаясь. — Пел, между прочим, в хоре. А однажды, было мне восемнадцать лет, я слушал речь одного евангелиста. И в процессе слушания вдруг осознал, что все, что он говорит — нонсенс, и что мне необходимо обо всем этом подумать — раньше не думал.
— Весьма занятная история, — одобрил Лерой. — Очень поучительно. Тебе следует послать ее Канцлеру Школ Нью-Йорка. Пусть поставят в программу.
— Я знал, что тебе понравится. Ты когда-нибудь изучал эволюцию? Всерьез, я имею в виду? Не как ее в школе изучают,
— Конечно, — откликнулся Лерой. — В школе ничему на самом деле не учат, кроме использования презервативов. Ты, наверное, набрался знаний об эволюции во время пребывания в зоопарке. Зачем ушел? Компания разонравилась?
— Я позволяю тебе говорить, — сказал Ладлоу, — из любопытства. За всю мою жизнь я ни разу не нашел данных, указывающего хотя бы косвенно на существование Бога. В твоем случае, очевидно, такие данные были. В смысле — ты все-таки профессионал, посему логично было бы предположить, что ты такими данными располагаешь?
— Какими данными? — спросил Лерой. — Отпечатками пальцев, что ли? Или же тебя интересует Его ДНК?
— Видишь, ты не можешь даже конструктивно подойти к теме, — сказал Ладлоу. — Я задал тебе простой вопрос, и ты сразу прибегаешь к сарказму. Христианские теории не выдерживают близкого разглядывания.
— Разглядывание требует времени и непредвзятости, — возразил Лерой. — Я не берусь обратить тебя в христианство за один вечер. Мне понадобится по крайней мере неделя, и нам следует перебраться в место, более располагающее к теологическому инструктажу.
Ладлоу рассмеялся.
— Это хорошо, что у тебя есть чувство юмора, — сказал он, — хоть и поверхностное. Возможно, ты был бы здравомыслящим человеком, если бы избавился от суеверий.
— Не выйдет, — сказал Лерой. — Вера есть врожденное человеческое качество. Даже ты во что-нибудь да веришь.
Ладлоу пожал плечами.
— Скорее всего да. Я верю, что человечество есть единое целое, и что религиозный инстинкт есть просто инстинкт самосохранения. Я также верю, что людям рациональным следует бороться с инстинктами. Когда инстинкты побеждены, многие вещи становятся вдруг ясными и понятными. Например, самое большое, самое утонченное удовольствие, известное человеку — возможность иметь абсолютную власть над другим человеком. Власть не есть средство, Лерой — это цель. Когда ты понимаешь, что ни рая ни ада нет, и загробной жизни тоже, ты осознаешь, что все, чего следует бояться — законы, придуманные человеком.
— Тоже вещь вполне солидная, — предположил Лерой.
— Пустяк. Закон человека есть просто продолжение закона Бога. Самые важные наши законы написаны были, когда мир был целиком религиозен. Поэтому законы эти могут остановить только тех, кто боится Бога. У законов нет собственной этической базы. Люди, следующие законам, просто верят, что законы правильны.
— Что-то очень сложно для меня, — сказал Лерой. Его левый глаз начал заплывать. Он не помнил, чтобы его били давеча в глаз. Наверное, он уже выключился, когда этот сумасшедший [непеч. ] долбанул его. Поднял, небось, с пола, прислонил к стене, и ударил. Скотина. А поглядишь на него — вроде особенно мстительным или злобным не выглядит.
— Те, кто попадается, — продолжал Ладлоу, — всегда верят, в глубине души, что законы правильны и важны. И копы верят в тоже самое. Копы и преступники думают более или менее одинаково.
— С тобой противно и скучно, — сказал ему Лерой. — И тебя поймают.
— Как?
— Ты совершишь ошибку. Никто от ошибок не защищен.
— А, ты об этом. Я совершал ошибки в прошлом, — Ладлоу улыбнулся. — Но, видишь ли, гоняться за мной нет причин. Ни у кого. Посуди сам — кому я приношу вред тем, что убиваю пять-шесть [непеч. ] в год? Столько же людей убивают за час — только на Восточном Побережье. Я более или менее безобидный искатель удовольствий в океане неряшливого, некомпетентного, беспричинного насилия.
— Тебя поймают, — упрямо сказал Лерой.
— Я бы на твоем месте не терял время в надеждах, Лерой, — сказал Ладлоу. — Если, конечно, твой Создатель меня не остановит прямо сейчас… Вот я думаю, послушав тебя — это то, что ты имел в виду? Это и есть твоя цель? Ты выполнял Божью миссию, когда начал за мной гоняться? А не зазнался ли ты? Не кажется ли тебе, что Бог, если бы Он на самом деле существовал, выбрал бы себе менее запятнанного курьера? Убийца, вымогатель, вор, хам, по уши в пороке. И пьяница к тому же! Примерный прихожанин, не так ли? Сколько ты нарушил из Десяти Больших? Впрочем, все вы, христиане, именно такие и есть — злобные ханжи, в точности похожие на Великое Существо, которое, по вашему мнению, живет на небе. Вы его создали по своему образу и подобию. Более ханжеских книг, чем Библия нет на свете. Ах! Почему меня не ударило молнией только что? Знаешь, почему ты веришь в Бога, Лерой? Потому что так удобнее. Тебе проще представить себе, что существует какой-то там Бог, чем честно посмотреть на свои недостатки, или на недостатки человечества. У меня для тебя есть новость, Лерой. Дело того не стоит. Человечество — сборище вполне гнусное. Грязное, вырождающееся, и скучное.
— Аспирин у тебя есть? — спросил Лерой.
— Нет у меня аспирина.
— Я просто думаю, что воспринимал бы твои премудрости гораздо лучше, если бы башка не так болела. Ты что, не видишь, что я желаю у тебя учиться?
— Твой энтузиазм умиляет. Прошу тебя воздерживаться впредь от сарказма, иначе последует наказание.
— Сигарету и чего-нибудь выпить, — сказал Лерой. — Ну, пожалуйста? Всего за одну сигарету я скажу тебе совершенно точно, какую бы машину водил Иисус, живи он сегодня, и какие акции покупал бы.
Ладлоу пододвинул стул и оседлал его. Лерою хотелось, чтобы мужик этот выглядел бы более самодовольным, может быть фатоватым. Посланцам сатаны не следует ли быть более узнаваемыми? Не должны ли они выражать действительные свои чувства невеселым, гортанным смехом, переполненные торжествующим злом?
Нет. Добро и зло функционируют не так. Вид их не вызывает автоматической реакции. Если бы на земле появился посланец Бога, подумал Лерой, то, наверное, замаскировал бы как-нибудь крылья, нашел бы приличный кожаный футляр для трубы, и представился бы глуповатым толстым адвокатом, или кем-нибудь в этом роде.
— Когда-то у нас была гостеприимная, щедрая планета, — сказал Ладлоу, глядя через голову Лероя. — Мы наткнулись на технологические придумки, с помощью которых могли бы навсегда оградиться от голода, болезней, и социальных конфликтов. Но что мы сделали вместо этого? Мы начали массовое производство этих технологий, что сперва привело к их бесполезности, а затем стало приносить вред. Теперь с помощью этих же технологий мы уничтожаем все естественные ресурсы и сами себя.
— Блеск, — сказал Лерой. — тебе следовало бы стать защитником окружающей среды. А башка у меня все равно болит.