В профиль
Шрифт:
Грив липких жирных вый ряды, сонорный Спасский звездопад,
Слюна дождя, стекающая под ноги с убитых
Глагольных форм, меня несущих на закат.
< 2010 >
Фантазия ре минор
Невероятно, но горизонталь
Нелепа даже из могилы,
Где квадратура, что есть силы,
Отталкивает круговой февраль.
Воздушный кварк взывает к полюсам
Ума –
Смерть, что, как наскучившие гости,
Разъедутся все мысли по домам.
Возвышенность граничит с пустотой.
Цель в назиданье расстоянью
Торчит, как риф чревовещанья,
Омытый в полночь радиоволной.
Объём вбивает в плотность гроздья масс.
Один был мал я в твоём взгляде,
Как сытый волк в голодном стаде.
Прах превзойдёт в числе границы глаз,
Температура, поскользнувшись вниз,
Разбилась в дребезгах системы.
Её бессменной теоремы
Я в доказательство встал на карниз.
Её останки похоронят в май,
Меня же бросят за ограду,
Где в состоянии распада:
Ей – синь да зелень, мне ж – дощатый край.
Как паузы наскучивший балласт
Я выброшусь долой из шума.
С живыми не сложилось суммы,
Так с мёртвыми слежусь в единый пласт.
И многим позже, в седине, во сне,
Ты обмахнёшь пустую душу.
И, может, ход вещей нарушив,
Я выйду на прогулку по весне.
Снег падает обратно в лужах льда.
В пустой квартире прозвоня,
Твой номер выкрикнул меня,
И я встревоженно ответил: «Да?..»
< 2011 >
Гаргантюа
Струит сквозь пальцы дворник жжёных улиц прах,
Плеск клавикорда луж, пыль рекреаций мётел.
Volks-строт солнц кружит в саме полдня, и в часах –
брешь тонущего дня на полуобороте.
Набив за пазуху теней, полночи ждёт
У стен пивной, покуда льёт на пол прислуга
Морфея концентрат, субмир. Я на излёт
Смахнул себя со стульев навзничь. Контур звука
Плыл и оплывал под румбу поли-танца
Нео. Замуровав себя в стене, гудел предел
Синема-хруста плёнки века. Ganze
Welt[6] крыл матом разума осколки и был бел
Горячкой. Лихорадил опьянённый куст
Кирпичного угла под натиском фонарной
Тьмы, сваренной кривым хребтом. Десяток чувств
Мял сыромятный рот, одно что бездыханный.
Затем плевалась спотыканьем грусть дорог,
Осклизлый сумрак обжимал запястья, шеи.
Рек пасти жрали ил. Гремел мотор, плескал грог
Отзвуком в утробе, грел взор огонь Пантеи[7].
Ночь обливалась заревом утра, цвела
Распоротой аортой неба. Кусала рук
Шагрень нолём. Катился я пустой дотла
И кубарем копыт чугунных лился стук
Ставен предрассветных. Алело заодно
Со всем моё лицо, совсем ещё смешное.
Весь город огородило. Окно в окно
Гляделось – оторопь брала своё. Кривое
Отражение ландо разбрызгалось на
Глади приподъездных луж, швырнув меня во тьму
Подъездной глотки. Блеяла в ответ луна,
но то, как блеял я в ответ себе же самому,
Неописуемо злорадно передал
Звон монолита пресс-папье двери. И полдень
Ирреальный закаливал до дыр металл
Ума, и пену потолка в апоплексическом исходе…
< 2008 >
Негромкое
Ты коллекционер. И твой Сиам
Согласен влиться в вещь. К утру
Я стану вещью. Но тогда к вещам
Ты охладеешь навсегда и на ветру
Развеешь время. Знаешь, ночью
Всё меньше остаётся ожиданий.
Всё так. Не говори ни слова. Впрочем,
Обратно в хаос. Где ни расстояний,
Ни атмосфер. Так будет, и так – лучше.
Твоё собрание диковин кружит в такт.
Увы, но фактор ускорения и случай
Последний твой бесценный артефакт
Изжил. Я насыщаюсь пустотой, а ты?
И вечер, и январь, и проседь улиц.
Осколки безымянной широты.
Я не тоскую, как и не сутулюсь.
А в среду был пустой кабак,
И сумрак падал в окна и в объятья,
Когда в душе у самого бардак…
В чём обвинять других? С какой же стати?
Остановись, проклятое ты время!
Я двигаться согласен в вертикали,
В неразделимой и нацеленной системе,
Раскалываясь вдребезги, в детали,
Частицы, фунты, кванты, тонны.
Целуя ночь, огни, запястья,
Разбей порядок о перроны,
Рассыпься в клочья. Всё во власти
Таких же, как и ты, свершённых,
Таких, как я, всеискалеченных,
Как я и ты, одноимённых,
Пусть не оставленных, но и не встреченных.
< 2007 >
Лилит
Просыплю Соль[8] из глаз на «узел павших» улиц,