В прятки с отчаянием
Шрифт:
— За все то время, с тех пор как я пришел в сознание, я видел тебя только пару раз. Так кто кого оттолкнул?
— Я не могла раньше, у меня патрули и… — запнулась я, понимая, что оправдываться глупо. Но молчать никак нельзя… надо сказать что-то, объяснить… но я боюсь сорваться и наговорить вовсе не того, что следует. А страшное осознание, что Гилмор, зная меня как облупленную, специально выбрал именно такую действенную месть, чтобы я мучилась сожалениями и чувством вины, терзаясь угрызениями совести, и, сука, ни на секунду не забывала об этом, начинает непроизвольно злить. Черт,
— Со мной все в порядке, ты это хотела узнать? — голос глухой и сдержанный. Я просто поверить не могу, что после того, как он признался мне, что любит, обнимал, целовал так нежно, он теперь опять, снова меня отшвыривает как ненужную тряпку… И что делать теперь? Сердце дрожало в груди, и дыхание застревало в горле от волнения, от непонимания, от его близости… Я просто не могу смотреть на такое спокойно-безразличное выражение лица, вот только отчего ладони у него сжимаются в кулаки до побелевших костяшек, а дыхание рвется на едва сдерживаемые хрипы?
— Риз… — я подошла и повернула к себе его лицо. — Скажи мне, все дело в том, что я к тебе не приходила или случилось что-то еще? Я не могу знать, что ты думаешь, поэтому тебе придется сказать мне, потому что если ты не скажешь, я выйду за эту дверь и больше не буду задавать тебе никаких вопросов. Никогда.
Его позолоченные глаза скользят взглядом по моему лицу, и становятся все мягче и теплее с каждой минутой. Но я вижу, в нем идет непонятная мне борьба. Чего и с чем? Он что-то узнал или… ему невыносима мысль, что он пострадал из-за меня, и теперь больше не хочет иметь со мной дела? Душа медленно обмирала от воцарившейся тишины.
— Не хочешь говорить? Ты сказал, что любишь… Это были пустые слова? Заставил меня поверить себе и теперь жалеешь?
— Люси, все очень серьезно, — он отвернулся, отошел, и я только вижу как ходит ходуном его спина, будто он собирается с духом, чтобы сказать мне, что все это была всего лишь игра… Отчаянная попытка спрятаться от реальности.
— Ясно. Можешь больше ничего не говорить. Когда это необходимо, я понятливая девочка, — от тяжкого разочарования и отчаяния, я даже сама от себя не ожидала, что могу так быстро и стремительно двигаться.
— Люси! — слышу я вслед, беда только в том, что я почти оглохла и ослепла, но это было к лучшему — не так остро чувствовалась больная тоска. Из глаз брызнули слезы, застилая взор, а я побежала куда-то наугад. Ага, вот он, кажется, проем, коридор, створка, за которой моя комната… Дверь хлопает, ограждая меня от всей этой бесконечной неопределенности. Я. Больше. Так. Не. Могу. Это невыносимо — любить человека и совершенно не понимать, что, вообще, происходит…
Сколько я просидела на кровати, не в силах даже лечь, будто любое прикосновение может просто ввергнуть в пучину отчаяния, не понимая,
Дверь открылась, обдав по ногам холодком. Я и так знаю кто это, но не уверена уже ни в том, что хочу продолжать этот разговор, ни в том, зачем он пришел. Губы отчаянно задрожали, словно и хотят что-то сказать, но не в силах, и я так сильно закрылась, сжавшись в маленький комок, что кажется вокруг меня увидеть можно тот самый защитный кокон, в который я так хотела спрятаться — лишь бы это загнанное ощущение исчезло.
Риз неторопливо подходит ко мне и остановился, нависая, как мне показалось, огромной тенью.
— Уходи, пожалуйста, — тонким, не своим голосом прошу его. — Я не готова сейчас услышать, что твое признание было ошибкой…
— Люси, я никогда не врал тебе и никогда не хотел сделать ничего, что принесло бы тебе боль. Но последнее время только этим и занимаюсь, как я вижу. Поэтому, я хочу попросить тебя об одной вещи, — Риз присел на корточки передо мной и взял пальцами мой подбородок, легонько приподнимая лицо к себе. — Объяснять будет долго. Просто откройся, и я покажу тебе…
— Мне страшно, — чуть ли не впервые в жизни, я выдавила из себя фразу, которую ни одному бесстрашному не решилась бы сказать.
— Не хочу говорить тебе о том, как сильно я люблю тебя. Хочу показать.
Глаза его, то удивленно округляющиеся, если что-то непонятно, то пытливо прищуривающиеся, в ответ на что-то интересное, сейчас похожи на два темных озера, полных теплоты и нежности до краев, уголки губ изгибаются в чуть волнительной улыбке, а мне так хочется дотронуться до него. Пальцы, машинально перебирающие край покрывала, как-то сами собой осторожно потянулись к его лицу, которое всего за несколько дней зарастает густой черной бородищей по самые скулы, делая его черты жестче, желая дотянуться, прикоснуться.
Теперь, когда он перестал хмуриться и упрямая складка, появляющаяся между бровями, исчезла, словно приняв какое-то решение, он опять стал совсем другим. Решиться открыться ему — это как прыгнуть в открытый океан, бушующий огромными волнами. Что тебя там ждет, как будешь из него выбираться… Риз перехватывает мою ладошку, поглаживающую его щеку, и, мимолетно прикоснувшись к ней губами, соединяет наши руки. Я чувствую тепло в середине ладони, будто его свет перетекает в мою душу. Кто же ты? Чего хочешь? Ты думаешь у нас получится?
«Люси, ничего не бойся. Просто закрой глаза и смотри», — обволакивает меня мягкий голос, и я погружаюсь в него, будто в теплую перину, она затягивает, поглощает и мне становится нестерпимо хорошо, просто до восторга. Я будто все глубже ныряю в глубину и дышать по идее должно становиться сложнее, но все происходит наоборот, я набираю в легкие полную грудь воздуха и вдруг… я вижу. Вижу его, всего, полностью, до капельки… Все его переживания, сомнения, мысли, эмоции, которые он так пытается сдерживать и контролировать, чувства, страхи, и…