В прятки с отчаянием
Шрифт:
— Как-то не похоже на перебои, может, на рельсах что-то лежало…
В какой-то момент, когда вагон вновь едва заметно подбрасывает и по лопаткам пробегает морозец, мне очень хочется ухватиться за мужчину, зарывшись лицом в его куртку, но почему-то я не могу себе этого позволить. Стоило только вспомнить вечные шуточки и иронично изогнутую бровь, которой он награждал меня за каждое проявление чего-то странного и не свойственного девушкам Бесстрашия, в его понятии. Вон Мия, например, на моем месте наверняка позволила бы себя обнять, если б испытывала тревогу. Ее никогда не смущала возможность показаться для своих уязвимой, ведь мы все дружим с горшков, знаем друг друга как облупленных и с самого детства вместе, что кого-то уже даже представить отдельно от себя было
Вообще, в присутствии Джая я частенько забываю о том, что каких-то пару лет назад спокойно общалась с любыми парнями без тени смущения. Однако, та беззаботная девушка куда-то исчезла после моей инициации, в которую я умудрилась завязать роман с инструктором урожденных неофитов, Гилмором. Отношения, еще как-то вяло теплющиеся, постепенно сходят на нет, а вот робость и неловкость стремительно занимают позиции, когда он рядом. И казалось бы, несмотря на то, что мы расстались, наши отношения вошли в прежнее русло — все та же дружба, надежное плечо, на которое можно опереться в трудную минуту, те же беззлобно подкалывающие фразы, легкое подтрунивание и искренние улыбки... Только в глазах осталось что-то совершенно другое, большее. Пришлось только плечом пожать и порадоваться, что мои щеки не заливает краской, как раньше при виде его откровенно красноречивого взгляда. Между нами все кончено, я сама так решила, но вот иногда, почему-то мысль о том, что он обращает внимание на других девушек, была не очень приятной, что заставляла печально кривить губы и становилось мучительно горячо внутри. Наверное, это всего лишь однажды слишком сильно уязвленное самолюбие…
— Эй, хорош тут гляделки устраивать, чего все притихли? Рич, когда мы выдвигаемся за стену, достало уже сидеть в городе? — весело заверещала Ив, с размаху повиснув сзади на шее братца, пристально наблюдавшего за мной и своим другом. Харлоу потормошила Ричи, требуя немедленного ответа, но очередной, более смачный толчок по ногам, мгновенно переменяет интересующую ее тему, а потом и свет погас. — Да что за нахрен происходит-то? Что-то с электричеством? Может, авария где?
— Нет, если бы был перебой или замыкание, состав бы замедлялся, — отзывается Райли, перекрикивая монотонный гул колес. — Тут что–то не так, может…
Но предположение парня захлебывается в страшном скрежете металла, и поезд, будто напоровшись на трамплин, резко кренится вверх и набок, чуть не врезаясь в стену тоннеля, по которой от самых рельс взметнулись ослепляющие всполохи искр. Сильный толчок, за какие-то секунды беспорядочно раскидал два десятка людей по вагону, расталкивая в стороны. Все смешалось в один жуткий ад, в одно мгновение ударившие по ушам крики людей, тонущие в звоне бьющегося стекла и лязге сминаемого железа. Меня толкает через перегородку на пол, только успеваю зацепиться за вертикальный поручень, обхватив его руками и приложившись лбом, как сверху падает кто-то, споткнувшись о мои ноги, что я скулю от боли. Крышу вагона отдирает неведомая сила, вспоров, как консервную банку, куски железа летят в гущу бесстрашных, разрубая людей…
Ужас пробирает до нутра, в глазах потемнело. Грохот, вопли, куча мала из тел, искрящиеся провода… Иви, пролетев по инерции, врезается в стекло головой, и оседает безвольной куклой. Итона протащило в конец вагона, закрутив в остальную мешанину истерзанных обломками останков. Куски пластика салона, железки, трубки поручней и осколки, вперемешку с переломанными телами и вещами людей, подбрасывает при новом толчке. По полу растекается что-то темное, кровь, и неуправляемый состав несется дальше, виляя из стороны в стороны…
— На пол, все на пол! — слышится знакомый голос брата, — и крепче держитесь за что-нибудь. Люси, где ты? Люси!
— Я тут, Рич, — пытаюсь докричаться сквозь жуткий ор хаоса, оглядываясь по сторонам.
Брат обнаружился в начале вагона, весь в крови, кажется, щека распорота. Обхватив одной рукой поручень и пытаясь упереться ногами в перегородку, он удерживал болтающуюся Мию.
— Люси, только держись, слышишь меня? Не отпускай руки.
Я киваю, судорожно цепляясь сильнее в стальную трубку пальцами, то и дело кренившуюся назад, выискивая за что бы зацепиться ногами. В бок врезается что-то тяжелое, выбивая дыхание. Матерь Божья, да что происходит… Снова жуткий скрежет, всполохи искр, состав начинает немного тормозить, следом вспышка и удар такой, что сердце замирает, пропуская несколько тактов, а вибрирующий металл бортов рвет с треском, как тонкую фольгу, оставляя часть вагона позади. Вики вылетает в темноту тоннеля, отцепившись от окна. Меня швырнуло плечом в перекореженную стенку, поручень ходит ходуном, вот-вот оторвется, выкинув на рельсы, и ладони скользкие, взмокли от страха. Болезненный вздох, сердце рывком в скукоженный желудок, дрожь колотит, что зуб на зуб не попадает, а в груди печет и больно. Едкий запах паленых проводов и пластика, разносит сильными, от скорости, порывами ветра. Сжимаю зубы до скрипа, сглотнув тошный комок в пересохшем горле.
— Люс, дай мне руку, — кричит кто-то, я пытаюсь проморгаться, но глаза слезятся и видимость размывает. — Руку протяни, Люси, давай, я тебя перехвачу. Ну же, скорее! Поручень долго не выдержит.
Джай, ухватившись за ручку раздвижной двери, протягивает мне руку, но дотянуться до него совсем не выходит, как бы я ни старалась и ни упиралась ногами. Сердце зашлось паническим боем.
— Я не могу, не получается, слишком далеко.
— Тянись, еще немного и все получится, не бойся, я тебя поймаю, — выкрикивает он, продвигаясь ближе, — давай, малышка, совсем чуть-чуть осталось.
Он смотрит на меня полными отчаянной тревоги глазами и что-то шепчет, кажется, чтобы я смотрела на него и тянулась, вытирает о штанину свою окровавленную руку и вновь протягивает мне ее. Мои пальцы почти прикоснулись к большой ладони, но вагон содрогается, жалобно звякнув, где-то рядом заходится пламя, я чувствую его жар кожей, снова летят обломки, и поручень срывается. Вскрикнув, я лечу по инерции вперед, в какой-то момент ощутив сцепившуюся на запястье крепкую хватку чужих пальцев. Пытаюсь вздохнуть, но не могу, легкие будто отказывают, по промокшей насквозь потом спине, пробегает холодный импульс. Я открываю глаза, но вижу только разрастающуюся сплошным потоком вспышку огня, поглощающим все на своем пути…
Яркий свет расширяется, заполняя пространство, выталкивая меня в сознание. Голова тяжелая, как чугуном налитая и пить хочется до издоху. Душа медленно-медленно разворачивается из комочка, и я глубоко вдыхаю, растирая лицо ладонями.
— Твою мать! — вырывается непроизвольно, когда я понимаю, что очнулась, наконец. — Ну что там Трой, сколько? — спрашиваю, устало откинувшись в кресле и, прикрывая лоб рукой, пристально слежу за реакцией эрудита.
Брат стоит, опираясь на подставку монитора, и скептически качает головой. Вот уже два года, с момента моего первого пейзажа, я пытаюсь избавиться от страха перед поездами. И даже не сами составы меня изводят, я как прыгала на них всю жизнь, так и прыгаю без проблем, а вот эти все крушения… В Бесстрашии ходит поверье, что если у тебя не сложилось с поездами, то все, ничего из тебя путного не выйдет. Глупость какая, я бесстрашная, два года назад я осталась в Бесстрашии и хотела этого всем сердцем, но вот поезда… Почему, отчего остается только гадать.
Со всеми своими десятью страхами я справилась на отлично. Да, я дивергент, и спокойно могу влиять на пейзаж, изменяя его как угодно, вот только... Это никак не помогает мне преодолеть страх крушения. И я не хочу, чтобы кто-нибудь, кроме моего брата и того оператора, что проводил мой пейзаж, знали, что у меня с поездами не лады. Трой написал программу, которая может вызывать отдельный, конкретный страх из всего пейзажа, поэтому я и бегаю в Эрудицию, чтобы попытаться избавиться именно от страха перед крушением поезда и не проходить весь пейзаж раз за разом в Бесстрашии, рискуя запалиться.