В прятки с отчаянием
Шрифт:
— Ладно, не кипятись, ты чего такая дерганная-то? Есть новости по нашему маньяку?
— Есть. Я с вами пойду в патруль, будем прочесывать район бесфракционников. Открылась личность нашего маньяка. Билли Уотерс, бывший бесстрашный, Джексон сейчас подготовит и разошлет на него все ориентировки.
— Почему именно этот район? Откуда ты знаешь его имя? Эванс, ты опять… — тут же посерьезнел Демпс.
— Потому что я его видела, вот как тебя сейчас. Он следил за мной и сам мне сегодня показался на глаза. Понимаешь, Уотерс хотел, чтобы мы узнали кто он такой! Я нашла в архиве его досье. В том районе он убивал своих первых жертв, и только там у него есть хорошая возможность затеряться среди кучи сомнительных личностей. И именно туда ведут подземные коммуникации, по которым он от меня удрал.
— Бл*, ты че, за ним еще и по колодцам лазила? — вконец охренел бедный Арчи от новостей, неосмотрительно вылитых на его голову. — Одна? Без боевого? Да ты ох*ела, Эванс! А если бы он тебя прямо там выпотрошил…
Ну, вот почему отец не издаст приказ, всем бесстрашным в обязаловку обзавестись по младшей сестре, чтобы заботушку свою было куда девать? Мало мне было орущего Итона, стоило переступить порог фракции, он аж в сердцах на меня замахнулся и прогнал с глаз долой, и этот туда же. А сейчас еще и злющий Гилмор припрется, как только прознает, чтобы меня повоспитывать. Достали до печенок!
— Хватит орать! Не выпотрошил же. И давай, чеши уже к командованию, там и узнаешь подробности, — сурово отчеканила я, отходя от Арчи подальше. Раздражение, напряжение последних дней, вымотанные нервы, бушующие эмоции, страшная ревность, кипящая обида на Идриса, на себя, да на весь мир скопом, мучительно выкручивающие изнутри, медленно стекаются в одну остро пульсирующую точку, которая сейчас рванет-рванет-рванет… Дышать больно — воздух режет легкие. Еще этот нестерпимый пожар, переливающийся в груди. И плакать хочется. Так, все, трепещите смертные, где моя любимая груша?!
====== «Глава 19» Непонимание ======
Дей
— Риз! Ты чего уснул, что ли! Шевели задницей, если не хочешь отправиться на штрафной круг, — кричит командир Тревис, недобро сверкая темными глазами. Да уж, права была Хлоя когда сказала, что легко не будет. Физическая нагрузка отвлекает, помогает не впасть в отчаяние окончательно. Все-таки полоса препятствий в Бесстрашии — это не по деревьям лазить. Пролезая в трубе, наполовину заполненной прохладной бодрящей водичкой, мне удается абстрагироваться, но оказавшись в Яме, безысходность, выворачивающая душу, возвращается опять.
Когда-то давно, я, попав к кочевникам, спросил старейшину — что такое совесть? Эта мудрая женщина, потрепав меня по вихрастой голове, ответила улыбаясь: «Если ты, совершив поступок, чувствуешь себя плохо, неважно по какой причине, болит ли у тебя горло или саднит на душе — это в тебе говорит совесть. Если все хорошо — значит, твоя совесть чиста».
Сказать, что я чувствую себя скверно, наверное, было бы неправильно. Потому что я не могу точно понять, как такое возможно — я поступил верно, по сути, но мне так погано, что хочется выть от тоски. Боль, что поселилась в душе, не хочет становиться меньше, нет, она только разрастается с каждым днем все больше и сильнее. Я не знал, что вместе с потрясающими эмоциями, чувство к женщине может приносить столько муки, отказаться от той, которая снится тебе ночами, постоянно присутствует в твоих мыслях и прочно поселилась в душе, это все равно что пытаться отпилить руку деревянной пилой… Невыносимо. Страшно больно.
Она сказала «нет». Не может быть со мной, и будь на месте Гилмора парень, который… Да черт возьми, кого я обманываю, хотя бы себе можно не врать! Я хочу ей счастья, видит Бог, возможно, если бы я видел, что ее лицо озарено мягкой улыбкой, а в глазах радость, мне было бы легче смириться с тем, что она не будет со мной. Но…
Мы говорили с Люси, что нельзя читать мысли и использовать дар во вред другим, но не нужно никакого сканирования, чтобы увидеть — Гилмор просто хочет ее использовать. Я обещал ей отойти в сторону, еще там, в застенье, и я сделал это. Вот только как быть теперь с тем, что жить дальше вроде бы надо, но смысл испарился. И все мысли только об одном — рядом со мной девушка, которую я хотел бы сделать счастливой сам, но вынужден смотреть, как другой мужик делает ее несчастной.
Да собственно, и мои действия тоже не доставили ей особой радости, возможно, если бы я смог совладать со своими чувствами и оставил все как есть, она не так сильно расстраивалась бы, и перед глазами у меня не стоял бы ее взгляд, полный обиды и разочарования, когда она узнала, что я отказался от нее… Но по-другому было бы слишком мучительно выдавливать из себя притяжение по капле.
Я думал, что со временем станет легче. Наивный. Становится не только больнее, но еще невыносимее повсюду, где бы мы не пересекались, физически ощущать ее присутствие и знать, что она злится на меня. Я тоже на себя злюсь, надо было хотя бы попытаться, попробовать остаться друзьями, не рвать по живому… Но я не могу… Не могу! Видеть ее каждый день, прикасаться и вспоминать, помнить ее губы, податливое тело в моих руках... Невозможно. Невыносимо. Я должен отойти в сторону, должен был… Я видел, что ее тоже тянет ко мне, и рано или поздно мы поддались бы тому, о чем она жалела бы потом.
Чтобы занять себя и отвлечь от удушающего разочарования, я стал потихоньку копаться в архивах. Люси сделала мне пропуск, под предлогом того, что я должен изучать историю фракций, а конкретно Бесстрашия, и теперь я мог попытаться найти что-нибудь связанное с учителем. Я уверен, если он оказался в прошлом, он должен был оставить мне какие-нибудь записи, и мои поиски частично увенчались успехом. Тетрадь, которую я нашел, вся была написана японскими иероглифами, для бесстрашных это, наверное, показалось каким-нибудь сложным шифром. Учитель заставил меня выучить этот язык еще там, на станции, и теперь я мог свободно прочитать его послания.
Первая же тетрадь, что я нашел, была сборником писем, обращенных ко мне, и содержала правила выживания среди бесстрашных.
«Мальчик мой, ты столкнешься со множеством странностей, которых не было раньше в твоей жизни и тебе придется это принять. Жизнь среди людей яркая и многогранная, но вместе с радостью, она несет в себе и печаль, горе, гнев и другие вещи, которые тебе придется пережить и научиться контролировать. В Бесстрашии тебя научат, что нужно сочетать в себе крайности. Любить людей, но быть равнодушным. Творить добро и ждать зла. Надеяться на лучшее, но ожидать худшего. Верить в людей и никому не доверять. Быть оптимистом с реалистичными взглядами. Жить с открытым сердцем и никого в него не впускать. Часть тебя должна любить мир и восхищаться им, другая же ждать удара и быть готовой к войне. Это сложно понять, но они это и называют „пить жизнь большими глотками“. Потому что их жизнь состоит из крайностей, в непосредственной близости от пропасти в бездну…»
Да уж, неплохо было бы найти пару практических советов, как это сделать… Когда вижу Люси, у меня просто все переворачивается внутри. Особенно, когда представляю или вижу, как она обнимает Гилмора, а он думает, что она с ним «сладким» поделится… Надо же было такое придумать, как будто эти эмоции можно так назвать! Хотя… Я и сам относился к девушкам потребительски и не видел в этом ничего плохого, но сейчас... Все стало по-другому. Мне невыносимо ощущать Люси рядом, видеть ее улыбку, согреваться теплом ее взгляда и при этом соглашаться с тем, что она уйдет сейчас и будет целовать другого…