В прятки с реальностью
Шрифт:
— Нет, это уже ни в какие ворота не лезет. Крошь, ты совсем охренела? — на меня обалдевши смотрят большие, ореховые глаза. Линн насупила брови, подло пытаясь спрятать сладенькое за спину. — Это мое пирожное, ты уже и так, всю фракцию объела. Их что, только для тебя пекут? Куда в тебя влазит столько, а? А с виду глиста — глистой… — запричитала подруга, и вдруг громко взвизгнула… — Да вы издеваетесь, что ли? Чуть пальцы мне не отгрызла… Да чтоб, у вас задницы слиплись!
На нее лукаво смотрит Сани, невинно пожимая плечиками, мол, ну извини… очень хочется, стараясь удержать хихиканье и не подавиться стибренным кусочком. Линн, с двойным сожалением взирает несчастным взглядом на оставшийся огрызок, тяжело
— Ну прости. Нам ужасно, ну вот просто ой как, захотелось, — развожу я руками.
— А я здесь при чем? Я же не виновата, что вы беременные. Вот к своим мужикам и обращайтесь… пусть они вас шоколадом кормят… И вообще, я читала, что это только у животных такое норма, когда самки из одного прайда беременеют синхронно, ага… — забубнила подружка, демонстративно облизывая пальцы.
— Так ты тоже из нашей стаи, Линн. Открою тебе секрет, дорогая, беременеют не от сквозняка, если что. Такая большая, а в сказки до сих пор веришь…
— Нашли дуру. И не вздумайте на меня плевать, не хочу заразиться идиотизмом. Идите уже, растрясите свои булки, больше пирожных у меня нету.
— Не имей сто друзей, а имей их подруг… — резко отрезала Сани. — Я сегодня, пи*дец, какая злая, до ох*ения. Недо*банная, да еще и голодная. Вот с какого такого, бл*дь, загадочного и невиданного ни черта хера, как я не приду сюда за пирожным, они все подозрительно исчезают в стране про*банных вещей, а?
— А это ты у Кроши спрашивай, у нее вечно рот в шоколаде измазан… Всё, я в патруль пошла, а беременным, инвалидам и людям пожилого возраста, сидеть на жопе смирно, вкушать витамины и положительные эмоции. Приду, проверю! — заржала Линн, живенько удирая от наших разгневанных взглядов.
— И что, мне теперь опять не дадут пожрать нормально?!!! — печально заключила Сани. Какое выражение лица! Сколько непередаваемой мимики! Жаль, фотоаппарата нет.
Ну вот, и она туда же — «девки, вы ж беременные»… А то мы не в курсе! Поэтому чудесному поводу, нам нельзя ни патрулировать территорию, не тренироваться… Шатаемся с Сани целыми днями по штаб-квартире, ничего не делая и подыхая от скуки. А я же не виновата, что шило в попе — это и есть мой внутренний стержень. Вот и сегодня, как всегда, спускаемся в «Яму». Заметила, что бесстрашная до одурения любит нюхать кожаные маты… а меня тянет тайком поводить носом около оружейной смазки… Мда, у каждого свои тараканы живут в чердачке…
— Ох, ты ж, бл*, я щас кончу, — простонала Сани, растягиваясь животом вниз, на ринге и утыкаясь в него носиком. — У меня навязчивая мечта идиота: поелозить под Вороном, прямо на, еб*ть его, этом самом ринге… Это единственное место, где меня не тянет взбленуть, на х*й. Да что ж мне так херово, а?
— Ты по мужу так соскучилась или это токсикоз?
Я разваливаюсь рядышком на спину, раскинув конечности в стороны и притворившись звездой. Ой, хорошо-то как… Бывают люди, которые сразу становятся частью твоей жизни. Вот так вот быстро, резко и, одновременно с этим, незаметно. Еще некоторое время назад, ты не знал этого человека, даже не догадывался о его существовании, а сегодня он для тебя уже друг. И ты понимаешь, что всё. Вы будете рядом всегда: может, просто приятелями, близкими друзьями, семьей. Главное, что вместе.
— Ишь ты, какая пи*додельная. Крошь, а то ты по своему лидеру не истосковалась, до ох*ения* И по его…
— Нижней части! — закончили мы в один голос. У Сани это любимый вопрос, за последнюю неделю. — Еще как истосковалась… И по нижней, и по верхней частям. И по всему сразу.
Бесшумно выдохнуть совсем не получается… в горле словно моток колючей проволоки застрял. Эрик уехал с несколькими отрядами бесстрашных за стену. Нужно идентифицировать и похоронить всех погибших при бомбежке
А еще, мне дико страшно без него… просто до чертиков. Страшно засыпать одной в его большой кровати, потому, что мне до сих пор снится этот кошмар… страшно закрывать глаза. Весь ужас прошлого обрушивается и разрастается, подобно сходу лавины из воспоминаний… Ослепляющие вспышки пламени, облизывающего своим заревом ночное небо… ахающие звуки разрывов, что закладывает уши… Жуткая дрожь земли под ногами… крики адской боли… Звяканье стекла, вылетающего из окон столовой… запах паленной плоти, ползущий в ноздри… гари, пожарища, смешивающегося с запахом пороха и медным привкусом крови… Разлетающиеся вдрызг ошметки камня, своды строений, фонтаны песка… людей… И сердце проваливается в дезориентацию, а душу выворачивает наизнанку рваными клочками… Страшно. Потому что нет тяжелой руки, под которую можно залезть, и спрятаться от всех ужасов пережитого. Только в его ручищах, способных одним ударом снести башку с плеч, мне спокойно. Нет широкой, сильной спины, иссеченной глубокими шрамами, в которую можно уткнуться носом и вдыхать нужный, родной запах… Хочется чувствовать, как толкается в груди его сердце. Я невыносимо соскучилась, а под ложечкой посасывает ноющая боль… тоска. Без него, я ощущаю себя какой-то больной и разбитой.
— Твой малёк еще не пинается, а Крошь?
— Дин сказал, что вот-вот должен начать шевелиться. Ожидаю, со дня на день, но пока ничего, даже тошноты больше нет.
— Да ты, счастливая. Я кроме сладкого, жрать больше ничего не могу, скоро задница станет, как баржа.
Укладываю ладошку на свой живот, внимательно прислушиваясь к внутренним ощущениям. Он там, маленький… сердечко бьётся подобно мановению крылышек пташки. И сладенького снова очень хочется… Хорошо, что в Бесстрашии полно всевозможного шоколада… теперь даже в дневной паек кладется плитка или батончик.
— Ты говорила с Вороном о беременности? Он хоть что-то сказал?
Перемены в лице Сани происходят молниеносно. Вот еще минуту назад она улыбалась, наблюдая за дерущимися на соседнем ринге бесстрашными, а теперь становится похожей на бледную тень самой себя. Она прячет глаза, кусает губы, сжимает руки в кулаки, а потом сводит брови и отбивает ноготками по поверхности матов рваный ритм.
— Прости, я не знала, что эта тема… Он, наверное, еще не осознал, что будет отцом, — проклинаю я свою бестактность и бесцеремонность. Бли-и-ин…
— Да нихера он не говорит… и я молчу. Ворон пришибленный такой ходит, словно не он свой х*й в меня пихал… будто он свободный как сопля в полете. Или боится, что разжиреет до слоновьих размеров жёнушка… Или, что сразу пяток птенчиков ему рожу. По сто грамм штука, а лишних в ведёрке утопим… Ладно, надо будет его просто зажать в угол, да как следует оттрахать, что б не сдох от спермотоксикоза, мол, получай фашист гранату… И почему так, как трахаться — то двоим за*бись, а как вынашивать да рожать… Тьфу, бл*дь! О чём-то я не том думаю!