В пустыне волн и небес
Шрифт:
Эта неделя вообще была самой неудачной — все, казалось, шло не так, как надо. Но «Миранду» я все же привел в порядок. Последнюю ночь третьей недели, 2 июля, я доверил ей управление яхтой — не мог больше сражаться с парусами и менять их один за другим. Спал вполглаза и чувствовал, что яхта выписывает круги. Усталый и разбитый, я выбрался из койки хотелось спать, спать, спать. Лаг показал, что за ночь мы прошли только 9 миль. Когда заваривал кофе, меня бросило через всю каюту, я сильно ударил копчик и разбил термос. Следующие 10 минут я провел на коленях, собирая осколки.
В конце этой недели Блонди, избежавший шторма, находился от Плимута дальше, чем я. Но он ушел далеко на север (прошел всего в 300 милях от Гренландии), и до Нью-Йорка ему оставалось
В течение следующей недели в моем моральном состоянии произошли важные перемены — очевидно, я по-настоящему вошел в свое новое бытие, в морскую жизнь. Прежде всего я обнаружил, что ко мне вернулось чувство юмора. То, от чего недавно я приходил в раздражение и даже в ярость, теперь стало вызывать веселый смех. С прежними неприятностями я справлялся теперь спокойно и эффективно. Дождь, туман, буря, шквал, бушующее море под серой пеленой облаков стали для меня не более чем будничными препятствиями. Мне казалось, что я понял, нашел истинные ценности жизни. Еда, которую я себе готовил, казалась божественной, виски — нектаром. Добрый сон не уступал в цене алмазу Кох-и-Нор. Все мои чувства обострились. Я различал изменения в характере моря, оттенках неба, малейшие перемены в шуме волн и ветра, узнал, что свет и тьма могут быть очень разными, и радовался тому, что замечаю это. Тяжелая работа перестала пугать и раздражать, превратилась в удовольствие и оттого выполнялась легче и приносила радостное удовлетворение. Словом, я опять ощущал торжество жизни и способность наслаждаться ею.
5 июля, в 9.30 вечера, я отправился в койку и крепко заснул, устроившись под одеялами. Разбудило меня ощущение какой-то опасности и необходимости немедленных действий. Так и есть: налетел шквал, надо срочно выходить на палубу и убирать паруса. Резкий переход от сладких грез к суровой действительности — одно из самых тяжелых испытаний в жизни моряка. Только что крепко спал, зарывшись в уютные теплые одеяла, а минуту спустя уже торчишь на баке, окруженный черным ненастьем. Но и это я испытание воспринимал по-новому. Быстро вскочил с койки, готовый к действию, натянул гидрокостюм и спустя несколько мгновений уже стоял в залитом водой кокпите. Шквал сбивал с ног. Я с трудом пробрался к мачте, схватил одной рукой фал, другой — грот и стал травить парус. Ветер с силой прижимал грот к краспице и ванте, каретки заклинивало. Корма яхты взлетала в воздух на 10 футов и падала вниз, обдавая меня сзади потоками воды. Плотный туман озарялся вспышками молний, но грома я не слышал его заглушали неистовые хлопки плещущих парусов. И лившего стеной дождя я почти не чувствовал под струями морской воды.
А потом внизу, в восхитительном комфорте, разоблачившись и устроившись на диванчике с чашкой горячего супа, я испытывал несравненное чувство удовлетворения от хорошо сделанной работы. Простая радость, согласен, но какое это емкое ощущение — сделать тяжелую, сложную работу в необычных условиях. Романтика! Через 4 часа я опять откинул свои одеяла, вышел на палубу и обнаружил, что «Джипси Мот» делала в среднем 6,1 узла, неся один лишь штормовой стаксель. Это тоже романтика.
На яхте, казалось, не осталось ничего сухого. Однажды утром, проснувшись, я увидел на полу каюты сухое пятно. Удивился и очень обрадовался. Но это оказалось не пятно, а кусочек материи, выпавшей из рундука. Обогреватель работал сутками напролет, и я стал беспокоиться за свои запасы горючего. Чтобы хоть немного обсушиться, подогревал на примусе большую кастрюлю морской воды и обматывал одежду вокруг нее.
Мы уже шли в районе Большой банки и почти не вылезали из тумана. Перед гонкой, изучая маршрут, я решил, что, если попаду в туман, буду ложиться в дрейф. Но теперь я не стал этого делать, иначе моя гонка сильно бы затянулась. Я предполагал, что буду идти в тумане 300 миль, фактически же прошел 1430 — больше двух дистанций Фастнетской гонки. Поэтому не убавлял хода и, бывало, лежа в койке, часами не мог расслабиться и заснуть.
Потом появился лед. Я страшно боялся айсбергов, хотя на банках риск столкнуться с траулером несравненно больше. Мое радио ничего не сообщало об айсбергах, и я мог ориентироваться только на ту информацию, которую собрал перед гонкой. Однажды каюту вдруг заполнил холодный плотный воздух, и я решил, что поблизости находится большой айсберг. Выбрался в кокпит, вокруг — густой туман и ночная тьма. В свете фонаря дальше 25 ярдов не видно. «Джипси Мот» шла быстро. Я решил, что в таких условиях вахту стоять — время терять, спустился вниз и смешал себе противоцинготное средство. Это замечательный напиток. Лимонный сок гонит прочь цингу физическую, а в сочетании с доброй порцией хорошего виски отлично справляется и с психической. «Джипси Мот» беспрепятственно продолжала свой бег в туманном мраке.
Однажды, когда туман был не слишком плотным, я с удивлением заметил невдалеке длинный низкий остров. По моим расчетам, до ближайшей земли было 360 миль. Присмотревшись, я увидел, что загадочное образование движется — это была длинная волна; рассеивающий туман придавал ей необычную форму.
После бурной Атлантики Большая банка казалась местом тихим и романтичным. В одну из ночей, когда мы шли по спокойному морю и луна просвечивала сквозь тонкие облака, надо мной пролетела какая-то птица. Ее резкий, скрипучий крик для меня прозвучал как приветствие.
Однажды я почти заштилел и решил, что самое время порыбачить, ведь я находился в одном из самых рыбных на земном шаре мест. Закинул леску, а сам спустился вниз и вдруг услышал какой-то глубокий вздох. Бросился наверх и увидел четыре спины — киты! До ближайшего я мог дотянуться багром. Черные, гладкие, они выглядели несокрушимо могучими, и я тут же подумал: «А каковы их намерения?» Огляделся: вокруг было около сотни китов. Я поспешно выбрал лаглинь, а потом и свои рыболовные снасти — эти спины, очевидно, намекали, что я занимаюсь браконьерством в их водах. Окружавшая меня стая китов была, как мне показалось, разделена на небольшие группы и каждая по очереди посылала к «Джипси Мот» по одному разведчику. Так продолжалось минут десять-пятнадцать, потом они все разом, как по команде, нырнули и исчезли. Рыбную ловлю я решил не продолжать, да мне, в общем, не очень этого и хотелось. Прожив месяц один на один с морем, я стал по-новому относиться к его обитателям. Мне вспомнилось, как Слокам не смог застрелить утку в Магеллановом проливе, хотя с продуктами у него было худо.
8 июля — знаменательный день: после 27 дней тщетных попыток мне удалось наконец выйти на связь! Я был в 40 милях от Ньюфаундленда, но говорил с Лондоном, с Крисом Брашером из «Обсервер». Странное ощущение: разговаривать с кем-то после четырехнедельного молчания.
Следующий день завершал четвертую неделю гонки, «Джипси Мот» резво шла в крутой бейдевинд, словно взявшая темп лошадь. Я уже привык к ее скорости. За неделю она приблизилась к Нью-Йорку на 690 миль. Теперь до финиша мне оставалось всего 865 миль, а Блонди — целых 1208. Мой грозный соперник, чернобородый викинг, пошел более длинным южным маршрутом, и в тот день его отделяло от финиша 2190 миль. Льюис был примерно — в 600 милях позади меня. Конечно, ничего этого я тогда не знал.
Пройдя мыс Рейс, южную оконечность Ньюфаундленда, я переключил внимание на остров Сейбл. Это длинный, 20-мильный, песчаный нанос в 90 милях от Новой Шотландии. У меня была карта острова, сделанная смотрителем местного маяка. На ней он отметил 200 кораблекрушений, произошедших здесь с 1800 года. В каждой статье или книге о кораблекрушениях у острова Сейбл говорилось, что капитаны погибших судов в момент аварии считали, что находятся далеко от него. «Странно, — думал я, — как такое могло случиться?» — и удвоил бдительность.