В пустыне волн и небес
Шрифт:
В феврале я съездил в Вьен проверить свое легкое у Жана Маттье. Там каждый день я поднимался на гору высотой 2400 футов и засекал время подъема. Полное отрешение от офисной работы — бесценное состояние. Каждый день я практиковался в азбуке Морзе, но вскоре эти упражнения пришлось прекратить. Оказалось, что мой передатчик, рассчитанный на бойскаутов, плохо влиял на работу телевизора в холле отеля.
В начале марта на «Джипси Мот» приступили к работе. Этому предшествовало собрание технического совета на борту. Холодный ветер, гулявший по унылому полутемному эллингу, вряд ли способствовал поднятию духа. Надо было определить место для четырех тяжелых аккумуляторных батарей, заключенных в кислотостойкие кожухи с водонепроницаемыми крышками. А также для зарядного устройства — генератора, который техническим экспертам казался легким, а мне тяжелым. И еще для радиотелефона весом с упитанного подростка. Его надо было установить выше ватерлинии, так как вся эта тяжесть посадит корму, увеличит крен и снизит мореходные качества яхты. Но собравшиеся здесь гении технари не проявляли к «Джипси Мот» никакой жалости. Мой штурманский уголок должен быть частично разрушен в угоду телефону. И это еще не все. Не забыть про передающую и принимающую антенны. Не забыть о заземлении. Не забыть о действии электролитов. Не забыть о вредных парах от батарей при их зарядке. К счастью, фирма «Маркони» действительно очень хотела, чтобы их радиотелефон работал на передачу, а ребята из Главного почтового управления были решительно настроены на прием. Верфь обещала спустить «Джипси Мот» на воду в конце марта, но в действительности это произошло в конце апреля. Произошла и еще одна задержка: мачту надо было ставить дважды, первый раз — только для примерки всего вооружения. Ко всему прочему уровень воды около подъемника был далеко не всегда достаточен. Опять, как и в прошлый раз, я не смог выполнить данного себе обещания устроить своей яхте полноценные испытания.
До старта оставалось всего три недели. Мне удалось уничтожить девиацию компаса, но не было возможности сделать это же с радиопеленгатором. Меня прежде всегда удивляло: почему для оснащения линейных кораблей требуются месяцы? Больше не удивляет. Я уверен, что 13-тонная «Джипси Мот», уходящая через Атлантику, имела на борту не меньше наименований всякого оборудования и снаряжения, чем «Агамемнон» Нельсона, построенный на той же верфи Баклерс-Хард в 1781 году. Количество разное — это правда. Мое боевое снаряжение, например, состояло из одной ракетницы и нескольких патронов к ней по сравнению с 64 пушками и несметным запасом ядер и картечи у Нельсона. Более того, осмелюсь предположить, что по числу наименований продуктов я даже превосходил Нельсона. Сомневаюсь, чтобы на борту «Агамемнона» имелись консервы лосося или тресковой икры. И у них, и у меня был секстан, но в отличие от Нельсона я имел еще и эхолот (вдобавок к обычному лоту), и радиопеленгатор, и радиотелефон, и двигатель, и генератор.
Компания «Шелл» снабдила меня специальными канистрами под бензин (я использовал его для генератора) и керосин. Это несколько облегчило мне задачу размещения груза на борту, но я бы все равно не справился, не возьмись опять за дело Шейла. Список припасов был почти таким же, как в 1961 году, за исключением напитков. Тогда моей основной выпивкой был виски; я чувствовал, что мне необходим этот напиток, он как будто давал мне какой-то жизненно важный пищевой компонент (думаю, эта потребность была как-то связана с моей болезнью). Теперь же я в виски не нуждался. На этот раз моим любимым напитком стало светлое пиво «Уитбрэд», его запас на борту составлял несколько ящиков (пить же надо, а с пресной водой в дальних океанских походах часто бывают проблемы — об этом мы хорошо знаем из книг).
В это плавание я не собирался брать с собой печь для хлеба — в прошлой гонке буханки, сделанные из непросеянной муки, сохранились в хорошем состоянии до самого Лонг-Айленда. Я взял муку и дрожжи и в случае необходимости мог испечь хлеб и в кастрюле.
27 мая 1961 года «Джипси Мот» отправилась в Плимут.
Глава тридцатая
СНОВА В АТЛАНТИКЕ
1 июня 1962 года был отличный день: солнце сияло на голубом небе, море спокойно, легкий ветер — прекрасные условия для старта Трансатлантической гонки. Я говорю «гонки», потому что у меня был соперник — время, и он уже объявил свой результат — 30 дней. В 9.00 я был на борту «Джипси Мот». До старта оставалось 2 часа, все дела уже сделаны, таможенные формальности пройдены накануне вечером. Но человек предполагает, а располагает кто-то другой. Я готовил паруса, когда ко мне неожиданно явились два таможенника. Стало известно, сказали они, что я получил от Би-би-си магнитофон, нужно его осмотреть. Изучали внимательно, пересмотрели даже все батарейки — одну за другой, и каждое движение выполняли с томительной медлительностью. Я подумал, что меня специально хотят задержать. Как назло я никак не мог найти свою таможенную декларацию. Впрочем, какой толк — это вряд ли что-нибудь изменило бы. Я дергался, суетился и вообще сходил с ума при мысли о том, что люди уже ждут меня на старте. Когда меня наконец отпустили, Шейла стала к рулю, а я, как заводной, стал крутиться на палубе. Мне помогал Сид Мэшфорд, яхтостроитель. Мы дошли до стартовой линии, Шейла и Сид все еще были на борту. Я крикнул кому-то на ближайшей яхте:
— Первый выстрел был?
— Да!
Поспешно поднял грот и пошел вперед, Шейла и Сил перебрались на подошедший катер и отошли. Все, однако, кончилось вполне удачно: я пересек линию старта спустя всего несколько секунд после выстрела пушки.
Есть ли на свете что-нибудь более увлекательное и волнующее, чем 3000-мильная гонка через Атлантику! Романтику первопроходства нельзя повторить — это правда. Но я не повторял, я опять чувствовал себя первопроходцем: шел теперь на первоклассной яхте, специально подготовленной для такого испытания.
А я — готов ли к испытаниям? Проверка началась с первого же дня. Казалось, я только и делал, что менял, настраивал и перенастраивал паруса, а шел тем не менее медленно. Однажды ветер за минуту резко поменял направление с зюйд-веста на норд-вест. И внизу я не мог усидеть спокойно: поминутно выскакивал на палубу, боясь близости земли и проходящих судов. Я знал, что со временем перестану нервничать и буду, не выходя наверх, слышать и чувствовать малейшее изменение окружающей обстановки.
Я планировал идти более северным маршрутом, чем в 1960 году. Любой путь через Атлантику имеет свои плюсы и минусы. Условия везде разные, это касается тумана, течений, ветра, ледовой обстановки, погоды вообще в этом смысле в Атлантике нет ни одной одинаковой квадратной мили. Мой маршрут повел меня севернее островов Силли и группы скал, известной под названием Семь Камней. Пока погода была отличной — яркое солнце на безоблачном небе, море ласковое, темно-синее. Временами я загорал на крыше каюты, растянувшись на запасном парусе. В 1960 году у меня ни разу не было такого дня. Я шел с легким попутным ветром — опять ничего общего с первой гонкой. Тогда я мог ставить на попутных курсах не больше 600 квадратных футов парусов и то вскоре потерял возможность управлять ими из-за сильного шторма. Теперь же, с новым парусным вооружением и новым автопилотом, я ставил И 00 квадратных футов парусов и мог спокойно спать: «Миранда» уверенно справлялась с управлением. Я больше не боялся, что она допустит поворот фордевинд.
На второй день произошло примечательное событие: я обнаружил на борту домашнего голубя. Он был красив, с яркими черными полосами на крыльях, но пуглив и в руки не давался. Нашел я его на баке, где он устроился под защитой паруса. Пиджи, как я назвал его, был чрезвычайно любопытен и, когда мы с ним познакомились поближе, стал сопровождать меня повсюду. Он внимательно наблюдал, слегка склонив голову набок, за всем, что я делал. Когда я уходил вниз, он устраивался на трапе. Я стал настраивать радио для ежедневной связи с «Гардиан», и тут в эфир ворвался Билли Коттон со своими всегдашними остротами. Пиджи не устоял, прыгнул на край штурманского столика и обратился в слух. Наутро я поделился с ним завтраком: мюсли [23] , к которому я добавлял тертое яблоко и мед. Пиджи угощение понравилось, он запил мюсли водой из блюдца. Потом, пока я загорал на крыше, он скользнул вниз, и, когда я наконец сообразил, что неплохо бы посмотреть, что он там делает, пол каюты был уже изрядно разукрашен (к счастью, новый нейлоновый коврик, заботливо постеленный Шейлой, не пострадал). Пришлось шикнуть на него, и Пиджи вылетел в кокпит.
23
блюдо швейцарских крестьян — смесь овсяных хлопьев, изюма и орехов
Ночью мне привиделся кошмар. Его героем был Пиджи: он сделал с моей койкой и диванчиком то, что с полом каюты. Но это еще не все. Самым страшным в этом кошмаре было, что я убираю, убираю, а убрать не могу. Довольно скоро я обнаружил, что Пиджи обладает весьма свободными манерами. Я думаю, что он, в отличие от множества ученых всех времен и народов, вплотную подошел к решению проблемы вечного двигателя. Я только и делал, что следовал за ним по всей палубе с ведром и шваброй. Раскованность Пиджи обладала столь широким радиусом действия, что однажды даже стоила нам скорости (об этом — позже). Я смастерил ему ящик для жилья и положил внутрь деревянный чурбанчик — во-первых, для удобства, а во-вторых, — для сбора гуано, которое я теперь надеялся получить в коммерческом количестве и выгодно реализовать в Америке. Вскоре я имел случай удостовериться в том, что у Пиджи в натуре присутствуют еще и качества порядочного болвана. Я насыпал ему корм в два блюдца: одно поставил на палубу, другое — в ящик, чтобы приучить его к новому жилью. Пиджи накинулся на палубное блюдце, склевал все, что там было, но продолжал увлеченно молотить клювом по пустой посуде, хотя я из кожи лез, чтобы привлечь его внимание к другой — полной.
Ночь 3 июня была ясной, с яркими звездами, и около полуночи я увидел на севере свет Фастнетского маяка — мы проходили юго-западную оконечность Ирландии. Утренний прогноз обещал усиление зюйд-оста, возможно, до 8-балльного шторма. «Джипси Мот» шла хорошо, но в Атлантике стало сильно качать. Меня развезло. И не только меня: Пиджи выглядел ужасно — он весь нахохлился и почти не высовывал голову из-под крыла. Когда же все-таки приподнимал, то смотрел на меня совершенно мутными глазами. Я боялся, что он умрет: птицы, как я слышал, совершенно не выносят морской болезни. Ночь Пиджи пережил, но наутро представлял собой жалкое зрелище.
Снизу, из каюты, я услышал громкий хлопок и, выскочив на палубу, увидел, что лопнул конец, которым большая генуя крепилась к спинакер-гику. На ликвидацию этой аварии у меня ушло 75 минут. Потом я обнаружил, что соскакивает бугель, которым «Миранда» крепилась к румпелю. Я поправил его и стал брать секстаном высоту солнца. Но мне помешал пароход «Бристоль Гифт» («Дар Бристоля»), который решил поближе посмотреть на мою яхту. Высоту солнца я все же взял, а потом включил радиотелефон и услышал, как станция Главного почтового управления дает отбой — они потеряли надежду связаться со мной. Следующая связь с ними, в 10.30 вечера, прошла успешно.