В рабстве у бога
Шрифт:
– А зачем тесаком? Бросишься ненароком - парень ты, видно, горячий. Вахлак только... Такие-то самые опасные: сначала растеряются, струсят, а потом, ну, давай свою храбрость выказывать, над стариками глумиться.
– Над тобой поглумишься.
Я принципиально решил не называть это сфабрикованное существо на "вы". Некоторое время пристально разглядывал пришельца - ничего старик, представительный, губы свежие, алые, нос крупный, в прожилках, - потом одобрительно кивнул.
– Очень похоже, только нимба не хватает.
– Разве в нимбе дело. Нимб - пустяк. Атрибут, не более... Ты в суть гляди, в самую сердцевину.
– Ишь ты, - усмехнулся я.
– В суть его загляни.
– Да не в мою, - замахал руками старик.
– В моей тебе вовек не разобраться. Я и сам иной раз ненароком гляну в глубины своего существа
Я поклялся самому себе, что ни словом не обмолвлюсь о вчерашнем, не стану расспрашивать - что да как, почему фантомы двигались, как живые, - и зашагал вслед за стариком. Он не зря насчет тренировки упомянул. Это намек, это очень даже ясное предупреждение. Он способен читать мои мысли? Как там, с ментальной защитой? Вроде порядок.
Уже насытившись божественной ухой, попив заваренного неземными руками чаю, я спросил у старика.
– Как прикажешь тебя называть?
– Как сердце подскажет. Хочешь, спасителем, хочешь бездушной машиной. Что ты, Володя, себя насилуешь, зови меня на "вы", самому же неловко. И постарше я тебя буду.
– На сколько же?
– На шесть с половиной миллионов лет. Да ещё с гаком.
Я поперхнулся, однако тон не сменил.
– Прекрасно сохранились.
Спаситель вздохнул.
– Как раз нет. Все, парень, ветшает. Даже святость. Ей тоже подпитка нужна, поклонение, мольбы, фимиам.
– И в чем же ваша святость заключается?
– А в том, дорогуша, что сидел я шесть с половиной миллионов лет на вашей планете и ни во что не вмешивался. Катись оно все своим чередом. Надеялся - может, и архонты, в конце концов уразумеют, что с божественным промыслом грех спорить. Тем более бороться... Должен признаться, много я повидал земелек, но нигде не встречал такого чистого небосвода. Самая редкая диковинка во вселенной - голубое небо.
– А на вашей родине? Вообще, интересно узнать, с кем имею честь? С одним из погибших членов экипажа или с самим кораблем, как, то бишь, назвал его Рогулин - фламатером?
Старик явно обиделся.
– Во-первых, - сухо объяснил он, - мы, цивилизация Ди, не страдаем широко распространенной на Земле манией неприятия чужого. Мы не расисты, и для нас, что искусственное мыслящее существо, что естественное - все едино. Раздрая нет, все мы дети природы и Творцов. Во-вторых, стоит ли во всем доверяться этому спившемуся брехуну. Он требовал от меня невозможного, желал странного - ни больше, ни меньше, как облагодетельствовать человечество. За мой счет. И самому в дураках не остаться. Да ещё гарантии ему подавай, что все случится по его замыслу, по его велению. Совсем без царя в голове человек! Разве я похож на чудесную щуку? Я его понимаю, он продукт эпохи, возомнившей, что в человеческих силах соединить личное счастье с общенародным, большим. Вплавить, так сказать, одно в другое, и в результате получить светлое будущее. Однако человеку дано только предполагать... Как я ему не объяснял, что создать рай на одной малюсенькой пылинке-планете, затерявшейся на ногте у одного из Творцов, также нереально, как построить социализм в одной отдельно взятой стране, - толку не было. Удивительно!
– старик неожиданно, с размаху, хлопнул себя по ляжкам.
– Почему люди так уверены, что меня можно взять на фуфло? Потрясти, так сказать, мое воображение грандиозностью задачи? Бейтесь головой об стену сколько угодно - я-то здесь причем? Да, есть доля истины в том, что не может быть всеобщего счастья вне совокупности единичных, частных счастьиц. Но, милые мои правдолюбцы, - нельзя же всем, все и сразу. Зачем голову терять? Надеюсь, - старик подозрительно глянул на меня, - вы явились сюда не для того, чтобы опробовать очередной рецепт достижения светлого будущего? Сокровищ, женщин у меня в запасниках тоже нет. Если мы даже сойдемся в цене, то алмазы ещё надо добыть, огранить, сбыть, да так, чтобы и намека не было, откуда они появились. Насчет женщин...
– старик вздохнул.
– Милый мой, Дон Жуаном надо родиться.
–
– Честно - не знаю!
– старик положил руку на сердце.
– Мне добродетель не позволяет в чужие мысли заглядывать.
– Пояс ищу, - буркнул я.
– Заветный. Подарок наставника. Без него зарез, видите, шерсть на руках прорастает, кончики ушей на глазах острятся. В копчике свербит - того и гляди, хвост начнет расти.
– Тю-тю-тю, - запричитал старик.
– То-то я смотрю, ты ни под какие среднестатистические рамки не подходишь. Уж не из бисклаваретов ли?
Я жарко схватил его за руку.
– Да, я - человек, но у моих предков было что-то... волчье.
– Знаю я эту историю, - кивнул старик.
– На моих глазах происходило. Желаешь пояс вернуть? Чем же я могу тебе помочь? Эта вещица дорогого стоит. Ручной - ну, скажем, нательный - деформатор времени. К сожалению, мое могущество до этого не доходит.
– Хотя бы узнать, кто похититель и где он его прячет. Нельзя же допускать, чтобы пояс попал в лапы всякой бичуры.
– Вообще-то в тонкие миры я стараюсь не заглядывать. И пространств с меньшим числом измерений - как вы их называете, Гашарв - избегаю. Не хватало ещё привлечь их внимание. Сколько лет я изводил эту нечисть в округе. Чуешь, какой здесь воздух? А прозрачность атмосферы? А рыбы, звери, птицы? Красота!.. А ты меня на что толкаешь?
– Я обязуюсь возместить расходы, приложу все силы. Буду трудиться без сна и отдыха...
– Еще неизвестно, хватит ли у тебя сил, способен ли ты возместить затраты, не коротки ли у тебя руки.
– Кровью, что ли, придется подписываться?
– угрюмо спросил я.
– Зачем кровью. Я поверю на слово. Это, знаешь, какая сила. Куда более могучая, чем кровь. В начале было слово. Заговор - он и на плоть, и на дух действует. Так что смотри, уговор дороже денег.
– Что же по уговору мне придется исполнить?
– Смотри, какой нетерпеливый. Не надо, дорогой... Поспешишь, сильно много людей насмешишь, - старик на мгновение задумался, вперил взгляд в прозрачные воды ручья, где у противоположного берега стояли головами навстречу течению пяток крупных хариусов - черные их спины были шириной в детскую ладонь. Словно прислушивались к разговору... Чтобы потом выступить свидетелями, если в конце концов мы рассоримся? Я бросил камешек в самую крупную рыбину, попытался столкнуть её с облюбованного места. Хариус недовольно шевельнул хвостом и занял прежнюю позицию.
– Шесть с половиной миллионов лет!
– Неожиданно воскликнул старик. Во что уместить такую громадину лет! А ведь каждый из годков в свою очередь делится на груду дней, часов, бесконечных минут и секунд. Ты можешь себе представить сон длиной в геологическую эпоху? Так я провел третий ледниковый период, когда надежда окончательно оставила меня. Способен ли ты почувствовать, что должно было перемолоться в моей душе в момент бездействия и отчаяния, если этот момент тянулся в течение полутораста тысяч оборотов вашей окончательно одичавшей планеты вокруг своей звезды? Можешь вообразить, какие сны рождались в моем мозгу? Можешь ли хоть в малой степени ощутить, что значит бодрствовать, ждать более миллиона лет после пробуждения, следить за твоими волосатыми предками и стараться сохранить веру, что, может быть, когда-нибудь один из их потомков явится сюда и подсобит. Как бы трудно это не оказалось. Потому что мне есть, что сказать. Теперь я знаю ответ на самый главный вопрос - что нас ждет. Тебя, меня, эти горы, небо, Солнце, звезды, галактики. Я должен поделиться этим знанием со своей расой. Ты пока не способен понять тонкости, если же объяснить популярно, боюсь, неправильно истолкуешь мои слова. На твою долю, представитель непоседливой, сумасбродной, обуянной гордыней и жаждой крови планетки, достанется самое трудное. Поверить мне!.. Вы ещё доставите много хлопот Звездной среде. Не хотелось бы прибегать к пафосу, к риторическим восклицаниям, например, "брат по разуму" - какой ты мне брат! Так, попутчик... Тем не менее, выражения "вселенская катастрофа", "армагедон", "конец света" - имеют под собой почву. От меня там, - он двумя перстами указал в зенит, при этом левую руку чуть отвел в сторону, - ждут слова.