В рабстве у бога
Шрифт:
На противоположной стене была вывешена картина в деревянной раме. Жанровая сценка в стиле старых голландцев - на переднем плане грубый дощатый стол, на нем горящая свеча. Ее света едва хватает, чтобы вырвать из полутьмы лица трех женщин, играющих в карты. Две изображены в профиль, одна анфас. Смотрит прямо на зрителя... Корсет расшнурован, и груди, ослепительно белые, обнажились и лежат на столе. На лице покой и умиротворение. Жестом она показывает на разбросанные карты.
Через полтора часа после завтрака - вчерашней ухи с сухарями; клянусь, они были взяты
– ко мне постучали.
На пороге стоял все тот же благообразный старец в мешковатом белоснежном одеянии. Теперь, правда, его лысоватую голову украшал небесного цвета, с отливом в бирюзу, светящийся нимб. Меня даже покоробило.
– Уместно ли святотатство?
– вызывающе спросил я, не отвечая на приветствие.
– К чему этот дешевый маскарад, ведь я же тебя, пустышку, насквозь вижу. Ведь ты не более, чем канал связи. В конце концов, я требую уважительного отношения к нашим традициям, неважно, верую ли я в Создателя или нет.
Старец застыл на месте - лицо у него замерло, взгляд остановился. Это состояние продолжалось недолго, наконец оторопь прошла. Он кашлянул и, сухо ответив, - как вам будет угодно!
– вышел в коридор.
Появился он через несколько минут - ликом все тот же. Нет, какие-то неуловимые изменения с чертами его лица все-таки произошли. Кого-то он мне напоминал, однако сразу угадать не удалось - уж слишком необычно он теперь выглядел. На нем был темный клубный пиджак в талию, прекрасно сшитые брюки, рубашка апаш. Грива седых волос свисала до плеч, борода погустела, округлилась, стала, что называется, лопатой, на щеках густая сеть прожилок. Одним словом, этакий великовозрастный, пенсионного возраста плейбой, смахивающий на загулявшего Карла Маркса.
Я вздохнул.
– Не будем придираться к мелочам, - заявил гость.
– У нас со временем в обрез.
"Следовало сказать, времени в обрез", - машинально отметил я и пригласил его в кресло, стоявшее у раскладного металлического столика. Сам сел напротив.
– В общих чертах проблема состоит в следующем...
Я осторожно положил руку на его кисть, он удивленно посмотрел на меня. Посыльной был теплокровен. Интересно, на какой материальной основе он был создан? Что это - сгусток нейтринной плазмы?
Примолкший старец терпеливо наблюдал за мной. Потом, как бы в ответ на немой вопрос, кивнул.
– Значит мысли мои читаете?
– спросил я.
Он пожал плечами.
– На поверхности планеты, там, у ручья - нет. Здесь - да. Мы не желаем и не можем поставить защитные экраны на излучаемую вами информацию.
– Кто это мы?
– Вот это серьезный разговор. Итак, переходим к делу?
– Карл Маркс внезапно посуровел.
– Пора бы.
– И вид мой вас устраивает?
– Нет, но не будем замыкаться на деталях. Об этом после. За знакомство поднимать бокалы не будем, избежим крепких рукопожатий. Одним словом, кто есть кто?
– Я - звездолет второго класса, усиленный семью высшими... э-э... представителями цивилизации Ди. По нашим меркам - повелителями. Сразу хочу предупредить, что в данном случае вовсе не имеется в виду, что они кем-то повелевают. Этот термин не более, чем приближенное обозначение их социального статуса.
– Как насчет вашего социального статуса?
– Я - фламатер, как окрестил меня ваш знакомый алкаш. Звукоподобие здесь не играет роли, название свежее, так что дай Бог... Если обстоятельнее, то я - искусственное живое, предназначенное для работы в открытом пространстве.
– И все, что находится здесь, в глубине горы, как бы ваше тело?
– В общем-то, да. Простите, Володя, ваши наводящие вопросы очень мешают. Вам трудно пока разобраться в сути дела, так что лучше слущайте. И потом, что это за привычка перебивать старших.
– На шесть с половиной миллионов лет? Хорошо-хорошо, молчу. Значит, вы рукотворное существо. И кем же вы были созданы?
– Естественными и искусственными формами, которым вменено в обязанность производить подобных мне. Если конкретнее, в корпусе строителей звездолетов.
Я не мог сдержаться.
– Эти, естественные формы? Что они из себя представляют?
Старик вздохнул.
– Нечто подобное вам. Двуноги, двуруки, непоседливы, изобретательны.
– Нельзя ли вывести изображение на экран?
– Зачем? Не треба. Они похожи на вас, разве этого мало! Удивительное подобие, редчайший случай. Всего-навсего второй раз за мою карьеру. Большая удача.
– Как так?
– Там, где мне приходилось бывать, все больше плавающие во взвесях шары или просто мерзкие твари!
– Как вас разобрало!
– Еще бы! Они же ко мне прикасались!..
– Значит, членов экипажа уже нет в живых?
– В каком-то смысле. Столько лет прошло. Беда в том, что с момента посадки на Землю, удача отвернулась от нас. Нас не случайно загнали сюда. Была вспышка. Пришлось приземляться. Пробило защиту. Я протестовал, но мне было приказано. Отказал приводной узел на корпусе, трое на броне сразу, а двоих настигло в шлюзовой камере. Еще двое спаслись, однако стали инвалидами. Еще раз заявляю - я протестовал, но мне было приказано. Потом, когда прошла перезапись, они все вошли в синклит.
– Как это?
– В последние секунды их сознания были... законсервированы, и члены экипажа заняли отведенные им ячейки в памяти.
– Значит, они живы.
– Нет, мы мертвы.
– Но мозг. Самое главное...
Послышался вздох.
– Перезапись всегда вносит некоторые, пусть самые ничтожные, искажения. Личности получаются несколько иные, чем исходные формы, и согласно гражданскому кодексу и строевому уставу мы теряем прежний статус. Теперь мы являемся составными частями фламатера, его синклитом. Храним и обрабатываем документацию высшего порядка, контролируем ведение бортового журнала, с нас могут спросить за ошибки или наказать за срыв задания. Могут вызвать в качестве свидетелей, но... это не жизнь.