В ритме «бугги»
Шрифт:
— Как странно, — удивленно сказала Полли. — Ни от кого прятаться не надо…
— Как ты думаешь, — прошептал Мэлс, указывая глазами, — ему не будет больно, если мы…
— Не знаю, — пожала плечами она. — Нет, наверное. Он еще совсем маленький…
Мэлс поцеловал ее, перевернул на спину. Кровать истошно заскрипела, и оба замерли, приподняв головы, настороженно прислушиваясь к тишине в соседней комнате… Мэлс прижал палец к губам, они тихонько слезли с кровати, подняли матрас с двух сторон и переложили на пол…
—
— А ты не улизнешь, как в тот раз? — спросил Мэлс, и они тихо засмеялись. — По коридору налево. Только тихо.
— Как партизан в тылу врага! — заверила Полли. Она накинула рубашку Мэлса, достающую ей почти до колен, и босиком выскользнула за дверь.
Почти тут же в коридоре раздался оглушительный грохот, звон, шум и гам. Мэлс выскочил из комнаты. Полли стояла посреди коридора, вокруг нее валялись тазы, велосипед, разбитые банки, а изо всех дверей выглядывали разъяренные соседи.
— Мэл, я заблудилась… — растерянно сказала она.
— По-ольза!.. — только развел он руками.
Катя, оглядываясь, прошла через двор фабрики. Вокруг длинными стройными рядами стояли гипсовые пионеры, горнисты, доярки и мусорные урны.
Мэлс, голый по пояс, в брезентовом фартуке, работал в набивочном цехе.
— Здравствуй, Мэлс.
— О, привет, Кать! — оглянулся он. — Опять проигрыватель сломался?.. — Он снял крышку гипсовой формы, звучно похлопал лежащего в ней ничком пионера по зыбким ягодицам. — Петрович, чего он жидкий-то еще?.. Политически незрелый, — со значением указал он Кате на пионера.
— Да не тот! — откликнулся откуда-то сверху Петрович. — Этот урод с дудкой! Ты паралитика давай!
— Подожди, я сейчас, — кивнул Мэлс Кате. Открыл другую форму и с грохотом вывалил на пол пионера с застывшей в салюте рукой. Привычно накинул ему на горло трос, кран поднял того под потолок и потащил во двор.
Катя проводила глазами раскачивающегося в петле пионера.
— Нет-нет-нет! — замахал Мэлс руками, перехватив ее взгляд. — Вожди в другом цехе!
— Не паясничай! — недовольно сказала она.
Мэлс вытащил из-за уха папиросу, ловко выстрелил с пальца вверх коробок, запалив спичку, прикурил, поймал коробок и спрятал в карман. Присел на край формы. Катя села было напротив, тут же подскочила, разглядев, что сидит на чьей-то огромной голове, и осталась стоять.
— Работаешь? — спросила она.
Мэлс развел руками: странный вопрос.
— Я по поручению комитета комсомола, — сказала Катя.
Мэлс понимающе кивнул и приготовился слушать.
— Я поговорила с ребятами и с руководством, — деловито начала она. — Они согласны — в виде исключения — восстановить тебя в комсомоле и в институте. Пока условно, с испытательным сроком, а через год восстановят окончательно. Тебе надо написать заявление и прийти выступить на собрании…
— Зачем?
— Как зачем? — удивилась Катя. — Рассказать, что ты осознал свои ошибки и заблуждения.
Мэлс вдруг засмеялся.
— Что? — спросила она.
Мэлс замахал рукой, шлепнул себя по губам — и все не мог остановиться.
— Что?! — крикнула она, сорвавшись с официального тона. — Ты хоть… ты хоть понимаешь, чего мне это стоило — каждого обойти, с каждым поговорить, просить, унижаться!..
— Извини, Кать… Просто представил… Ты, наверное, шла сюда и думала, как сижу я тут, сирота, и плачу над своей горькой судьбой?.. Да не хочу я обратно! Знаешь, Кать, я тебе даже благодарен. Нет, правда! Всех в школе в комсомол принимали — и я как все. Все в институт пошли — и я следом. А как же — отец рабочий, сын — инженер, все как положено! Если б не ты, так и сидел бы, как все, экзамены сдавал, а потом всю жизнь у кульмана стоял. Не мое это, понимаешь? Мне хорошо, Катя, понимаешь?! — вскочил он. — Здесь мужики — вот такие! С этими ребятами тоже ладим, — хлопнул он по плечу пустоглазого бетонного пионера. — Понятливые, немногословные. Вечером репетирую тут, — указал он на саксофон в футляре. — Им нравится! Стилем учу танцевать, — обнял он двух девушек с веслами. — Получается!.. — засмеялся он. — Спасибо, что зашла, Кать. У меня времени нет, извини. Работа сдельная — сколько налепил, столько получу. А мне жену молодую кормить надо!
— Жену?.. — дрогнувшим голосом спросила Катя.
— Скоро распишемся.
Катя какое-то время смотрела на него с искаженным лицом. Потом молча повернулась и пошла через двор.
Петрович спустился по лестнице с верхотуры.
— Вот это краля! — в восторге сказал он. — Твоя?
— Нет.
— Зря теряешься! — Петрович подошел к воротам цеха, глядя ей вслед. — Ох, ну и девка!.. — мечтательно покрутил он головой. — Ей бы весло в руки…
Мэл стоял со своим квартетом на «бирже».
— А ударник — ты-дыч, ты-дыч, ты-дыч… — брызжа слюной, отбивал ритм по коленям Дрын. — И тут сакс вступает: вау-у…
Между лабухами деловито сновали барыги:
— Проводы на пенсию — баян, труба, ударные…
— Утренник в женской школе — фортепиано, скрипка, кларнет…
— Может, завалимся в женскую школу? — предложил Дрын. — Косички-фартучки. Наведем шороху!
Все засмеялись.
Нолик вклинился между ними:
— Джаз-банд на первомайские… — таинственно сообщил он.
— Сколько? — обернулся Мэл.
— Тридцать рублей.
— У-у… — переглянувшись, протянули они хором.
— За такие хрусты лабухов кабацких покупай, — кивнул Дрын через плечо, и они отвернулись, оставив Нолика за кругом.