В саду времен
Шрифт:
46.
ГУДОН Жан Антуан
Портрет Вольтера
Бюст
Тонированная терракота
Высота – 55 см
Инв. № 314
В 1782 году Гудон останавливается на изображении Вольтера с греческой повязкой на волосах, сидящим в кресле. По сравнению с первым портретом философа, в более молодые годы, скульптор отказывается от условной римской тоги. Он постигает значительность личности гражданина мира, не нуждающегося ни во внешних аксессуарах, ни в символике для того, чтобы современники и потомки поняли его внутреннее величие. Именно такой немощный, но полный внутренней жизни, энергии, критической мысли старец становится символом ХVIII века, его видения и понимания мира, окружающей действительности.
За работой скульптора следит весь художественный Париж. «Вот где в настоящем виде восстает перед нами великий Фернейский старик; он закутан в халат, он вернулся с прогулки, он устал, он собирается спать – такова избранная художником бытовая сцена. Но несмотря на его усталое тело, его мужественный дух и сардонический смех наглядно говорят о только что собранной им новой и обильной жатве всего смешного и глупого – он смеется над дураками, попами и фанатиками и вот еще раз выставит их на общее посмешище, – пишет один из критиков парижского Салона. – В этой маленькой статуйке... более гениальности, чем во всех статуях наших великих людей».
Переписка Екатерины II с Д. Гриммом и Д. Гримма с Вольтером позволяет предположить, что небольшая бронзовая статуэтка сидящего в кресле Вольтера, о которой отзывается критик, была послана в подарок русской императрице по инициативе самого Гудона и послужила основанием для заказа большой мраморной статуи, находящейся в Эрмитаже.
«Я получила две статуэтки Вольтера, – пишет Екатерина II из Пскова 14 мая 1780 года, – на одной из них значится, что она поднесена мне автором, другую я подарила г. Обер-Камергеру (Шувалову). Чтобы расплатиться, мне нужно послать Вам сто людовиков за сидящего Вольтера и 20.000 ливров за будущую статую».
Стоит вспомнить, что второй экземпляр той же статуи был заказан госпожой Дени, племянницей Вольтера, и подарен ею Французскому театру. А в 1874 году по всенародной подписке был отлит бронзовый слепок и поставлен на высоком мраморном пьедестале перед Политехнической школой в Париже.
Именно в короткий период работы Гудона над заказом русской императрицы и был, по-видимому, исполнен наш терракотовый вариант. Симпатии Екатерины II к Фернейскому патриарху побудили ее непосредственное окружение последовать ее примеру и заказать для себя фрагменты статуи в виде бюста философа.
Сразу же после смерти императрицы и прихода к власти Павла I все изображения Вольтера были убраны в кладовые дворца, а частью по распоряжению монарха уничтожены.
Современников поражали особенно живые глаза гудоновских портретов. В ранних работах скульптор по образцу античных памятников лепил их без зрачков. В позднейших портретах он сильно углубляет глазные впадины, особенно на месте зрачка. Световой эффект оказывался настолько четким, что живописец Грез при виде бюста Вольтера решил, что зрачок в нем вставной, из какого-то самоцвета.
В свою очередь, Роден утверждал, что Гудон лучше любого живописца передавал прозрачность зрачка. Он особенно подчеркивал: «Взгляд для него – больше половины экспрессии. Во взоре он разгадывал душу».
В еще только намечающейся истории русского собирательства одна из совсем не проявленных страниц – источники появления вещей. Для И. Е. Гринева первые приобретения связаны с некогда знаменитым, а теперь полностью забытым Леонтьевским переулком.
Москва начала ХХ века в части антикварной торговли не могла соперничать с Петербургом: ни богатых магазинов, ни рекламных проспектов, ни откликов в печати. Все сосредоточивалось в небольших лавках, где царила особая атмосфера. Просто «старина» – мебель, посуда, картины, ткани, бронза, старое платье, мрамор, рукоделье располагались как в жилом доме, в том мнимом беспорядке, который оставлял посетителю возможность поисков и открытий. Более того, антикварные лавки теснились друг около друга, не боясь конкуренции, как бы втягивая возможного покупателя в единый круг интересов. В Леон-тьевском переулке их было около десятка.
Среди записок Ивана Егоровича сохранились визитные карточки Петра Алексеевича Голованова, располагавшегося со своей торговлей в доме № 1, Петрова и Байкова в соседнем доме № 3, Александра Николаевича Еркалова, члена Общества любителей нумизматики, что не мешало ему в магазине под номером 11 торговать гравюрами и миниатюрами, Василия Ильича Петрова из дома № 17, а в доме № 12 располагались целых два магазинчика – Ильи Петровича Бирчанского и «Антикварий» Я. И. Черномордика. Но наибольший интерес для собирателя представляли два угловых магазина – со стороны Большой Никитской и Тверской.
На углу Никитской, в доме полковника Ренкевича – Н. Б. Юсупова, описанном, кстати сказать, в «Горе от ума», находилась торговля всеми видами антиквариата Василия Николаевича Морозова. У него было приобретено очень необычное для голландских мастеров по композиции и главное – почти импрессионистическое по настроению полотно Эгберта ван Геемскерка Старшего. Уроженец Гарлема, работавший в Гааге и Амстердаме, художник предпочел им Англию и высокое покровительство лорда Рочестера. И в голландский пейзаж проникает чисто английское ощущение природы. Берег моря. Голубоватая даль холмов. Долина с купами кустарников и деревьев. Деревеньки с колокольнями и ветряками. А на переднем плане крупные, широко написанные крупы лошадей, около которых остановился одинокий всадник – прием, напоминающий те кермессы и сцены с ведьмами, которыми прославился художник. Остатки подписи и даты позволяют говорить о последнем десятилетии ХVП века.
В собрании оказалось полотно еще одного «английского голландца», более знаменитого, – Виллема ван де Вельде Старшего, последние 20 лет жизни проработавшего в Англии при дворе короля Карла II. В своем «Осеннем море» он удивительно точно передает цветом ощущение состояния природы. Пейзаж очень характерен для замечательного мариниста по отношению неба к земле и воде, белильным далям, специфической кладке мазка на волнах, энергичной кладке краски на переднем плане.
К московским «леонтьевским» приобретениям принадлежит, по-видимому, и «Дорога в дюнах» Якоба Рейсдаля, представляющая очень близкую аналогию «Домику в роще» 1646 года из собрания Эрмитажа. Тот же пейзажный сюжет истолковывается молодым художником несколько иначе. На песчаной дороге появляется вереница путников, написанных, судя по живописной манере, А. ван Остаде.
Геемскерк, Эгберт I Ван
Heemskerck, Egbert I van,1634–1635, Гарлем – 1704, Лондон
Ученик Питера де Греббера (Р. de Grebber). В 1663 году переехал в Гаагу. В 1665-м работал в Амстердаме, позднее в Англии, где находился под покровительством лорда Рочестера.
47.
ГЕЕМСКЕРК ЭГБЕРТ ВАН
Пейзаж с всадником
Холст, масло 37,5 х 27,5 см
Инв. № 209