В сердце Африки
Шрифт:
Силы иссякли до последней капли.
Мы шли по вновь взятому направлению не больше десяти минут. Вдруг проводники припали к земле и на четверепьках поползли пазад, так что я очутился впереди них. Я схватился за ружье. В пятидесяти метрах от меня над верхушками низкорослых кустарников мелькнула черная шерсть. Пригнувшись к самой земле, я стал всматриваться. Горилла взобралась па почти горизонтально вытянутое полусгнившее дерево и стала приближаться ко мне, передвигаясь по наиболее отлогой ветке. В эго время мне принесли киноаппарат. "Я тихонько установил ого, и вдруг на той же ветвп появилась еще и другая горилла, более крупная .чем первая, старая самка с двухлетним детенышем, и стала прогуливаться вслед за первой. Я начал крутить. Вся группа отчетливо выделялась па прекрасном зеленом фоне пейзажа. В эту минуту я даже забыл о том, что был первым из людей, кому удалось заснять горилл — горилл, живущих на воле, среди родных им гор и дебрей! Пока я крутил, второй младенец стал взбираться на соседнее дерево. Горилла-мать прилегла па ветке и оперлась на руку, видимо собираясь соснуть. Юные обезьянки принялись играть. Одна из них встала па ноги, накрест сложила руки и стала бить ими себя в грудь.
Накрутив около сорока пятя метров ленты, я переменил объект, желая заснять обезьян крупным планом* а покрутив еще несшего, задумал изменить мизансцеиу моих невольных актеров. Я выпрямился во весь рост — все обезьяны скрылись. Я забыл я думать о своем утомления и погнался за ними. Мы преследовали их около часа. Время от времени они мелькали перед нами. Видимо, мы натолкнулись на стадо, в котором было десять или двен дцать горилл, но фотографировать их мне уж ие пришлось, — мы все время шли на слишком большом расстоянии от них. Однако, я долго еще видел их в бинокль в глубине ущелья.
Так как в смысле съемок гориллы дали мне на этот раз все, что могли дать, я наметил одну из них и застрелил. Издали мне показалось, что эго молодой самец* на деле же оказалась самка, но настолько крупная, с так хорошо развитой мускулатурой, что мпе она потом очень пригодилась. У самки был детеныш. Стадо, убегая, унесло его с собой, но я долго еще слышал его отчаянные вопля.
Так добыл я матеряал для группы горилл. Она состояла из старого самца, двух самок и четырехгодовалого детеныша.
ЧЕЛОВЕК И ГОРИЛЛА
Как я ужо говорил, слуегявпшсь с Микеио, я обладал богатым материалом, характеризующим гориллу. У меня были скелеты, шкуры, результаты измерений четырех взрослых горилл, законсервированный труп молодой гориллы, гипсовые маски, гипсовые слепки рук и ног, около двухсот метров фильмовой лепты и ряд наблюдений и записей о привычках горилл, яивущих в районе озера Киву. Ради этого материала я и поехал в тог раз в Африку. Но самое важное мое приобретение — было ясное и живое знание того, как нужно изучать итого ближайшего нашего родственника среди животного мира.
Я рассказал так подробно о своих приключениях на горе Микено, чтобы показать наглядно, что гориллы не свирепы и не кровожадны. Но очень легко себе представить, как составились о горилле такого рода представления. Я приведу здесь снова выписки из книг Дю-Шайю о гориллах, притом выделю скобками переживания охотника, а вне скобок оставлю передачу того, как вела себя на самом деле не задетая тенденциозным освещением автора горилла. Если прочесть весь текст в том виде, в каком он был написан Дю-Шайю, то получится впечатление, будто горилла подлинное чудовище. Если же прочесть только перечень поступков гориллы, то придегся прийти к заключению, что при соответствующих обстоятельствах любая дворовая собака вела бы себя точно таким же образом.
«Внезапно кусты раздвинулись, и перед нами очутился гигантского роста самец-горилла. Он шел через заросли на четвереньках, но, увидев нас, выпрямился во весь рост и стал (вызывающе) глядеть на пас. Он находился от нас на расстоянии едва десяти метров.
Охотники с убитой гориллой.
(Я никогда не забуду этого зрелища.) Ростом он был около двух метров, туловище у него огромное, грудь могучая, руки большие я мускулистые; темпо-серьте (дико сверяющие) большие глаза (придавали выражению его лица нечто демоническое: такой образ мог привидеться только в кошмаре); так стоят перед нами этот владыка африканских лесов. Страха перед нами 156
он не проявлял. Он бил себя в грудь могучими кулаками (этим он выражал свою готовность вступить в борьбу с нами), грудь его гудела, словно барабан, и при этом он ревел (из глаз его буквально излучалось пламя), но мы не отступали, приготовившись к обороне. На голове обезьяны поднялся мохнатый гребень; гребень то распускался, то вновь щетинился; когда горилла открывала рот, чтобы рявкнуть, виднелись ее огромные зубы. (Она становилась все страшнее, уподобляясь адскому видению, получеловеку-по ту зверю, подобно тем чудовищам, которых рисовали старые .мастера, пытаясь изобразить жителей ада.) Горилла сделала несколько шагов вперед, приостановилась, снова испустила свои (ужаса! щий) рев, прошла еще вперед и в конце концов застыла в шести метрах от нас. Когда она снова зарычал , и (в бешенстве) ударяла себя кулаками в грудь, мы выстрелили. Горилла упала ничком, издав стой (в котором было столько же человеческого, сколько и животного). Тело ее задергалось, точпо от судороги, члены зашевелились, и она умерла».
Рассказ это г отличается, конечно, совершенною правдивостью. Дю-Шайю и его спутники гнались по лесу за гориллой. Когда они подошли к ней слишком близко, она стала реветь. Течь в точь так же ведут себя маленькие обезьяны, когда видят какое-нибудь по зпа-комое им существо. Лицо гориллы стянулось в гримасе, и; она стала колотить себя кулаками в грудь. На одном из моих снимков можно видеть быощую себя кулаками в грудь гориллу, хотя она совершенно спокойна. Затем горилла стала приближаться к охотникам вовсе не угрожающими их жизни прыжками, а шаг за шагом, колеблясь и приглядываясь. Охотники же убили ее.
Мне не хочется упрекать Дю-Шайю за то, что оп
переживал в эти минуты. В условиях, при которых он охо1'ился за гориллами, могли померещиться еще более страшные картины. К тому же в эпоху, когда жил Дю-Шайю, научная литература подвергалась иногда очень неприятным воздействиям.
Я знаю из надежного источника, что издатели Дю-Шайю заставили его дважды переделывать рукопись, так как считали ее недостаточно занимательной для широких читательских кругов.
Я настаиваю главным образом на том, чтобы наши представления о животном строились на оценке поведения этого животного, а отнюдь не на переживаниях преследующих его охотников. Эго особенно существенно по отношению к горилле, поскольку ее приходится считать наиболее близким родственником человека и поскольку наолюдеиия над нею имеют большую научную ценность.
Большая часть ученых согласна в том, что человек и горилла — две ветви, происшедшие от далекого общего предка. Но в человеческой ветви, в силу, неведомых нам условий, замерцала искра сознания; рассудок и дар слова стали отличать его от собратьев. Как развилась в нем эта сила, —неизвестно. Горилла этими данными не обладает, яо в пей можно открыть ряд других черт, напоминающих человека, и приходится считать открытым вопрос, насколько чужды горилле те зачатки сознания, которые сделали человека человеком. Для эволюционной теории нет объекта, более интересного и приводящего к богатейшим выводам, чем человекообразные обезьяны. Сравнительная анатомия, психология и целый ряд специальных областей медицины пользуются самым широким образом опытами и наблюдениями, производимыми над этими животными.