В сердцевине морей
Шрифт:
От любви великой к Земле Израиля оставил р. Моше двух дочерей своих и записал свое имя и имя жены своей в список пилигримов.
И пришел р. Иегуда Мендель, из последних учеников премудрого раввина Уриэля, — Господь да хранит душу его в сокровищнице Своей. Пока жив был р. Уриэль, стелилась полоска Земли Израильской вплоть до дома его, а когда умер — весь мир потерял цену в глазах р. Иегуды Менделя, пока не вселил Господь в его сердце мысль — взойти на Землю Израиля.
И пришел еще один — имени не упомним. [25]
25
…имени не упомним… — вот и второй кандидат на главную роль в символической системе книги. Кто он? Тот, чье имя не упоминают, чтобы не привлечь его, — Сатана? Или тот, чье имя рано еще упоминать, — Царь Мессия? (Оба предположения высказывались исследователями.) Или не названный по имени герой рассказа «Правые стези» — тот, кто уподобил себя Ионе, завершил свою долгую миссию среди иноверцев и пустился обратно в Святую Землю? (Впрочем, этот последний мог бы воспользоваться и псевдонимом «Хананья», если бы его не заняло уже Собрание Израиля. Интересно заметить параллелизм между ними, вполне понятный, если вспомнить, что речь идет о нехудшем из сынов Израиля).
А еще пришел Лейбуш-мясник, которого извергнула потом Страна Израиля, потому что худое говорил о ней. Говорил он: поглядите, какая это страна, ничего в ней нет, только одна баранина. [26]
И
26
Одна баранина — в наши дни не узнал бы Лейбуш-мясник Страну Израиля, и, возможно, она бы ему больше полюбилась в нынешнем состоянии. Баранины не сыщешь днем с огнем, вместо нее — лишь аргентинская мороженая говядина, и вообще — почти все традиционные продукты питания, которыми славилась Страна Израиля, почти исчезли. Министр сельского хозяйства Шарон указал выкорчевать рощу масличных деревьев, чтобы посадить там авокадо на экспорт, и действительно, оливковое масло в Стране Израиля стоит в два раза дороже, чем во всем мире, и делают его только арабы. Об исчезновении и порче вина уже говорил Агнон в «Прахе Земли Израиля». Вместо Земли Израиля строится новый пригород Нью-Йорка, в котором нет места тихому идеалу Библии: «Каждый под своей лозой и под своим фиговым деревом»; и вместо шатров у Израиля — тесные жилмассивы. Это, конечно, в старину назвали бы расплатой за то, что поспешили с Избавлением.
27
Р. Шмуэль Иосеф — а это сам Агнон плывет в святую Землю вместе с сердечными нашими, пририсовал себя, как средневековый художник. Теперь возникает вопрос: кто из двух не в счет миньяна — сам Агнон или Безымянный пилигрим?
28
Тетраграмматон — четырехбуквие, таинственное и скрытое Имя Божие. Его четыре буквы указывают одновременно на прошлое, настоящее и будущее, они же символизируют четыре ипостаси тетрады каббалистов.
А когда собрались все, стал Хананья в дверях, с платком — узелком в руках, а в нем — талит и тфилин его и прочие пожитки его, как у человека, готового немедля пуститься в путь.
В то время, когда мужчины сидели в мидраше, женщины собрались на женской половине: госпожа Милька, торговка жемчугом, что вступила во второй брак, чтобы супруг ее взошел с ней на Землю Израиля, а он не захотел поехать, — и разошлась с ним.
А рядом с ней стояла ее родственница Фейга, вдова р. Юделя из Стрыя, мир праху его, — был он из рода владык и богачей, много золота посылавших беднякам Страны Израиля.
А рядом с ней стояла Гинда, жена р. Алтера-резника.
А рядом с ней стояла Цирль, жена р. Песаха-казначея.
А рядом с ней стояла Эстер, жена р. Шмуэля Иосефа, сына р. Шалома Мордхая Левита.
А рядом с ней стояла Сарра, жена р. Моше, внука р. Авигдора-старосты, да будет ему земля пухом.
А рядом с ней стояла Песиль, дочь р. Шломо Когена, что овдовела в то время и собралась следовать за отцом своим, чтобы принять страдания Земли Израильской.
Приподнялся р. Шломо Коген, встал на ноги, положил руки на стол, опустил глаза и сказал им: зачем вам ехать в Страну Израиля? Неужто неведомо вам, что много лиха выпадает на долю странников, не говоря уж о скудости пищи, страхе злых зверей, о ворах, а на море и того хлеще. Ответствовали ему сердечные наши: нет в нас страха. Если достойны мы перед Всевышним приведет нас в Землю Израиля, а если мы, упаси Боже, недостойны того — то достойны мы всех бед, что свалятся на нас.
Что он сказал мужчинам, то сказал и женщинам. Как ему ответили мужчины, так ответили ему и женщины. Сказал р. Шломо: блаженны вы, что прилепились сердцем к Стране Израильской, ибо создана Страна Израиля лишь для народа Израиля и никто не остается навеки в Земле Израиля, кроме народа Израиля. И все сказанное было говорено, лишь чтобы умножить заслуги ваши. [29]
Положил р. Алтер-резник руку на плечо р. Алтера-учителя, а р. Алтер-учитель положил руку на плечо р. Алтера-резника, и стали они плясать и распевать: «Кто даст с Сиона [30] избавление Израилю? Когда возвратит Господь народ Свой из плена, возрадуется Иаков, возвеселится Израиль». Спросил р. Шмуэль Иосеф, сын р. Шалома Мордхая Левита, у р. Моше: может, ведомо тебе, на какой лад распевал брат твой покойный р. Гершом «Введи меня, царь, в чертоги свои»? Ответил тот: не принято у нас распевать на этот лад, потому что так брат мой оставил мир сей, но ведомо мне, на какой лад распевал он «Влеки меня [31] за собою, вместе мы побежим». Хотите послушать — напою вам. Опустили собравшиеся головы долу, и завел р. Моше: «Влеки меня за собою, вместе мы побежим». Встал р. Иосеф Меир и сказал: дай Бог, чтоб сподобил нас спеть «Введи меня, царь, в чертоги свои» в Иерусалиме — святом граде. И ответили ему хором собравшиеся: аминь, и разошлись с миром по домам.
29
Заслуги ваши — дав отпор хулителям Страны Израиля, любезные «приобретают заслугу», как сказали бы буддисты. В мире Агнона за Господом «не заржавеет».
30
Кто даст с Сиона — Псалмы 52:7.
31
…влеки меня… — П. П. 1:4 — еще одна символическая цитата из Песни Песней. Ни одна книга Библии не переосмысливалась так часто, настолько тесно связаны эротика и чувство божественного.
Спор о ее смысле ведется с глубокой древности. Еще во времена Талмуда некоторые видели в ней любовную поэму или свадебную песню, но р. Акива сказал: все книги Библии святы, а эта — Святая Святых, весь мир не стоил дня дарования Песни Песней. С другой стороны, приверженцы различных восточных культов плодородия распевали стихи Песни Песней, и против этого также выступал р. Акива, запрещавший петь Песнь Песней в Домах вина. Дома вина не были кабаками, но храмами языческих культов, местом вакханалий и сатурналий, где предавались пьянству и культовому разврату, то есть даже во времена Талмуда была возможна тенденция восприятия Песни Песней как языческой литургии «священного брака» — брака священника и жрицы, олицетворявших богов. Эту же традицию поддерживают многие современные культуралисты, считающие почему-то, что у язычников был взят патент на религиозную эротику. Эротика, конечно, первична и в системе монотеизма; Поуп так пересказывает начало книги Бытия: «В начале Бог скрывал от людей тайну плотского соития оно было слишком хорошо для людей, оно было божественной прерогативой — как огонь у греков до Прометея, — пока наша праматерь Ева не похитила этот секрет». Каббалисты воспринимают Песнь Песней как литургию эротической связи ипостасей Бога, а дальним отголоском «священного брака» жреца и жрицы служит совокупление ученого мужа и его законной супруги субботним вечером. Антирелигиозные комментаторы видят в Песни Песней лишь обычные свадебные песни или любовную поэму без культовых оттенков, а большинство религиозных комментаторов предпочитает символическую интерпретацию, столь свойственную человечеству. По такой интерпретации Омар Хайям был суфи и под бедрами и вином подразумевал бороду пророка и тайны мироздания, а Мурасаки Сикибу написала 52 книги романа о принце Гэндзи, чтобы показать неизбежность кармы.
Когда вышли из мидраша, весь городок уже дремал. Дома прятались под покровом ночи, скрывались во мраке. Ночное светило еще не взошло на небосвод, и лишь звезды освещали верхушки гор. Бучач стоит на горе, и казалось, будто звезды привязаны к крышам его домов. Внезапно вышла луна и осветила весь город. Речка Стрипа, что раньше пряталась во мраке, заблестела внезапно серебром, и из водопоя на рынке восстала пара серебряных подсвечников.
Сказал один из них: сроду не знал я, что городок наш так прекрасен. Кажется мне, что во всем мире не сыщешь града краше нашего. И товарищ его ответил ему: воистину и у меня та же мысль сейчас появилась. Сказал р. Алтер-резник: любой город хорош, если живут в нем хорошие люди. И сказал р. Алтер-учитель: а сейчас хорошие люди едут в хорошее место.
И в то время сказала одна жена соседке: не знаю, что со мной творится. Лишь сказала я, что подобной ночи не видала в жизни, и сразу показалось — ан нет, была уже такая ночь в моей жизни, и даже те же слова, что слыхала сейчас, слыхала я раньше. Хоть и понимаю, что не так это, а сказать, что это не так, — не могу. Сказала ей соседка: может, когда-то уже восходили мы на Землю Израилеву и все, что мы сейчас видим и слышим, — уже видели и слышали раньше, другой ночью. Сказала та: если так — то почему мы здесь, а не в Стране Израиля? Сказала ей соседка: соседушка, уже были там. Сказала ей соседка: если мы были там, почему же мы сейчас здесь? Сказала ей соседка: соседушка, ты меня спрашиваешь, как это случилось, и я тебя спрошу, как это случилось, что изгнали нас из Страны Израиля и рассеяли меж народами. Сказала ей соседка: не понимаю, о чем ты толкуешь. Сказала ей соседка: соседушка, да не ты ли мне сказала: чудится, мол, мне, что уже видала я такую ночь.
Подрядили они себе две повозки, длинные и высокие, покрытые сенью, как в праздник Кущей, всю утварь домов своих, кроме той, что годится в пути, превратили в золото, а золотые запрятали в торока. Набили сундуки ушатами, мисками, плошками и ложками и вяленым мясом и сухарями, что от времени не портятся, и отправились просить разрешения и благословения у покойников.
Эти пошли на могилы отцов своих и близких, а те пошли к могилам праведников, столпов мира сего, что приняли на себя погребение вне Святой Земли, а вместе с ним — и муки перекатывания под землей по скрытым норам и пещерам до Иерусалима. А прияли они на себя муку эту, чтобы защитить мощами своими городок от гонений и казней. Зарыдали они, ударились в слезы, и пробудились души их — ибо мощи праведников пробуждают души к покаянию. И плакали они и рыдали, пока не вышли обратно к вратам кладбищенским, к вратам Дома жизни вечной. Повернули лица к могилам и посмотрели вновь. Тут пришел р. Авраам — обрезатель крайней плоти, тот самый р. Авраам, что приобщил почти весь город к завету праотца Авраама, мир праху его, взял нож для обрезания [32] крайней плоти и провел им под ступнями каждого из них и сказал: сынки, вот, отрезаю я, чтоб не держал вас прах града сего. И под своими ногами тоже провел он лезвием ножа. Ударились тут все в слезы и вернулись по домам.
32
Обрезание — Господь велел праотцу Аврааму (одному из самых популярных героев Востока, наравне с царем Соломоном и Александром Македонским) совершить обряд обрезания крайней плоти в знак завета (союза) меж Авраамом и Господом. В знак этого же союза Господь дал Аврааму и его потомству страну Израиля, поэтому обрезание и страна Израиля считаются заветами Авраама.
Обули ноги в здоровенные башмаки, в дорогу справленные, железными гвоздями подкованные — чтобы износу им не было, — и как шли они — грохот башмаков слышен был от конца и до края города. Так и говорят в Бучаче о крикунах — шумят, как будто в Святую Землю едут. И обошли они все дома собрания и молитвы и все улицы города. Шли они с Торой, молитвой и подаянием, чтоб не пришлось возвращаться, загладить вред али грех какой. И шли они из дома в дом прощаться с живыми. Спрашивали каждого: может, затаил ты на меня что? Может, должен я тебе? И открыли копилки [33] для сбора пожертвований — называют их копилками р. Меира-чудотворца [34] — и увязали деньги в торока, чтоб отвезти их братьям нашим в Земле Израиля, и поцеловали каждую мезузу, пока не пришли к речке Стрипе. А когда пришли к речке Стрипе, встали, попросили прощения у воды. Сказали, все реки текут в море, заклинаем мы вас, воды реки Стрипы, не гневайтесь на нас в пути. А затем пошли в свой мидраш и там помолились. А затем сели в повозки — женщины в одну повозку, мужчины в другую повозку. Повозку, где мужчины, взял на себя сам возница, а повозку, где женщины, передал он в руки Хананье — сделал его подручным своим, как принято в извозе, — если есть две повозки, то доверяют одну из них какому-нибудь ездоку и платы за проезд с него не требуют.
33
Деньги из копилок — взяли они не только затем, чтобы отвезти их, но и чтоб стать «посланцами добрых дел», каковым, по сказанному, не приключится вреда.
34
Копилка р. Меира Чудотворца — копилки для сбора пожертвований на нужды евреев Страны Израиля. Речь идет о великом мудреце Талмуда р. Меире, похороненном в Тверии. Однако утверждают, что могила чудотворца в Тверии более древнего, ханаанского происхождения и что еврейская традиция переняла и приспособила на свой манер древний объект культа Ваала, наподобие того, как ханаанская святыня Иерусалима стала святыней трех религий, или наподобие того, как христианство переняло древний языческий обычай ставить елку.
Весь город вышел провожать их, кроме старого раввина. [35] Сказал раввин: те, кто едет в Землю Израиля до прихода Мессии, напоминают мне мальчишек, что поперед жениха-невесты под брачный венец лезут.
Глава третья
ИСХОД
Вышли они из города и положились на коней. Опустили кони головы и понюхали дорогу, что выбрали для них. Сел возчик на одну повозку, а Хананья — на другую. Натянул возница вожжи, понукая коней, тряхнули кони гривами и уже было пустились в путь, но трогаться временили — вдруг забыли что дома. Но так как слышны были только слезы прощания, махнули ногами и пошли. Взял Хананья кнут и щелкнул им над головами коней, повернули кони головы, посмотрели на него и поскакали. Женщины, что привычны были к поездкам на ярмарки, сказали: отродясь не видали мы такой ровной езды, как сегодня. Спросили женщины у Хананьи: да ты никак возчик? Сказал он: нет, не возчик я, но лошади-то — они лошади, и знают, что от них требуется. Сказал Хананье возчик: мне ты будешь рассказывать, что ты не возчик. Да ведь по одному посвисту кнута слышно, что ты — возчик. Сказал ему Хананья: отродясь не правил я лошадьми в упряжке, только раз, когда видал — тонет человек в реке вместе с лошадьми, вытащил я их и отвез его домой.
35
Старый раввин — придерживался точки зрения большинства религиозных евреев своего времени, по которой нечего спешить в Страну Израиля до прихода Мессии. Можно сказать, что евреи ждали прихода Мессии, как жених ждет завершения свадебного обряда со своей возлюбленной Страной Израиля (ждать этого можно и в географической Стране Израиля, даже если подлинной она станет только по пришествии Мессии). Он был неправ — герои рассказа похожи не на мальчишек, что скачут поперед жениха-невесты, но на жениха, что приходит к налою за день до венчания.