В сердцевине морей
Шрифт:
Встал главный из них, подошел к столу и сказал: плюньте нам в очи, [50] паломники. Достала Милька медовых пряников, что запасла в дорогу, и наделила их. Поднесли они пряники к глазам и сказали: дар Божий, дар Божий, поцеловали их и спрятали за пазуху к сердцу поближе, попрощались себе и ушли.
Увидел р. Алтер-резник, что Лейбуш — мясник сидит в раздумье. Спросил его: ну, о чем ты призадумался? Сказал ему: иноверцы эти — нет у них ни доли, ни наследия в Земле Израиля — чем она им так полюбилась? Ответил ему р. Алтер-резник: из-за головы праотца их Исава, что похоронен в двойной пещере Махпела. Спросил тот, имя которого позабылось, [51] у р. Иегуды Менделя, которого еще кличут р. Иегуда Мендель Угодник: почему сподобился Исав погребения головы его в двойной пещере? Ответил ему: дело в том, что Хушим, [52] сын Дана, взял посох и ударил Исава по голове, да так, что слетела голова с плеч и упала в ноги Иакову, и похоронили ее заодно с ним. Сказал р. Алтер-учитель, шурин р. Алтера-резника: это — простое объяснение, но за ним кроется великая тайна и подлинная причина: сподобился этого Исав, потому что не покидал он Страны Израиля, даже когда Иаков уходил на чужбину, и зачлось ему это в заслугу. Убоялся Иаков, а вдруг этим Исав и семя его заслужили Землю Израиля. И тут пришло Слово Божие научить нас, что лишь один народ в Стране Израиля — народ Израиля, а не Исав и семя его. А может, Измаилу суждена эта страна? Так нет, сказано в Торе: «Не унаследует [53] сын невольницы вместе с сыном моим с Исааком». Сказал Всеблагой: люба мне Страна Израиля, и народ Израиля люб мне, введу-ка я народ, что люб мне, в страну, что люба мне.
50
…плюньте нам в очи… — по мнению некоторых комментаторов,
51
…спросил тот, чье имя позабылось — Безымянный пилигрим спрашивает о заслугах Эдома.
52
Хушим сын Дана — в легенде говорится, что все сыны Иакова провожали тело своего покойного отца для погребения в Святой Земле. Однако, когда они уже собрались похоронить его в пещере Махпела, Двойной пещере близ Хеврона, наследственном месте захоронения потомков Авраама, возникла проблема. Пещеру купил у местных владык еще праотец Авраам — упокоить прах своей жены Сарры. Затем и он был похоронен в ней. Там же был похоронен и его сын Исаак и его жена Ревекка. Однако Исаак и Ревекка родили не только Иакова, но и его брата-близнеца Исава.
Правда, Исав продал право первородства Иакову за миску чечевичной похлебки, и правда, что Исаак благословил Иакова как первородного сына (обманом, но все же это благословение имело силу, так как, не будь на то Божья воля, не удалось бы обмануть Исаака), однако это не убавило права Исава на место в Двойной пещере Махпела. По словам Исава, продолжает легенда, Иаков уже использовал свое место в пещере, когда похоронил там свою жену Лию (из двух жен и двух наложниц Иакова только Лия была погребена в пещере Махпела, так как Рахиль была погребена у дороги неподалеку от Вифлеема. Почему же Рахиль, самая любимая жена Иакова, что родила ему Иосифа Прекрасного и Вениамина и за которую он работал 14 лет как раб у Лавана, была погребена у дороги, а не в пещере Махпела? Чтобы она заступилась за своих сынов перед Святым Духом по разрушении Храма — так как могила Рахили недалеко от Иерусалима, а Хеврон довольно далеко). Поэтому Исав со своими сынами стоял и преграждал путь похоронной процессии, несшей тело Иакова. Однако на самом деле, продолжает легенда, Исав продал свою долю пещеры Иакову, и даже договор продажи был составлен и записан на пергаменте, но сам договор сыны Иакова забыли в Египте, где они жили в то время, в земле Гошен. Чтобы доказать свое право, сыны Иакова послали самого быстроногого, Нафтали, в Египет, чтобы он сбегал и принес договор. Пока суд да дело, Хушим, сын Дана, сына Иакова, сидел и ничего не понимал, так как был глух. Когда ему объяснили, в чем дело, он возмутился и воскликнул: «Мой отец лежит непогребенный из-за этого типа!», схватил дубину и так ударил Исава, что у того голова отскочила и упала то ли в ноги Иакова, то ли в ноги Исаака. Исав же считается праотцем многих иноверцев, и в частности европейцев. Наши хасиды, таким образом, и приязнь иноверцев объясняют Писанием.
53
… не унаследует… — Бытие 21:10.
Вынул р. Шломо свою длинную трубку, набил ее тютюном, свернул бумажку, зажег ее, раскурил трубку и затянулся, а затем посмотрел добрыми глазами на своих спутников, что сидят и о Божественном толкуют. Сколько забот уже выпало на их долю с тех пор, как вышли из родного города, а сколько забот еще ожидает их в пути. Возвел он очи горе и подумал: неведомо нам, что просить у Тебя, но делай нам то, что делал нам до сих пор.
Молча сидела хозяйка и смотрела перед собой: свеча горит на столе и звук Учения раздается в доме. Была корчма прежде пустынна без слов Писания, а сейчас голос Писания гремит и откликается в ней. Пока она сидела — влетела ночная бабочка, упала в огонь свечи и сгорела. Что жизнь — одно мгновение, совсем недавно была жива, совсем недавно порхала по всему дому, совсем недавно крутилась вокруг свечки и наконец попала в пламя и превратилась в уголек. Так и она — совсем недавно одарил ее Господь, совсем недавно зажег перед ней свет великий, совсем недавно уселась она в мире и спокойствии, слушая слова Бога Живого. А завтра — уйдут гости, и снова она останется без Писания, и без молитвы, и без жизни. Пока она сидела, задумавшись, пришло несколько иноверок, поклонились они земным поклоном пилигримам и высыпали из передников своих груду сосновых шишек — положить их под подушки путникам, идущим в Землю Израиля, чтобы усладить их сон благоуханием. Но сердечные наши не спешили почивать: сидели и толковали и повторяли слова Писания, а женщины сидели и вязали носки. Повернула Сарра голову к мужу своему, р. Моше, и увидела, что сидит он, подперев голову одной рукой, с книгой в другой руке. Вспомнились ей две дочери, что остались в Бучаче, и подумалось ей: сейчас пришли домой их мужья ужинать, может, и они сготовили гречневую кашу с молоком и сейчас посыпают ее мелким сахаром, чтобы усластить ее во рту мужей своих. А те и не замечают женских хлопот, сидят себе с книгой за столом, как тесть, так и зятья. Пока она так сидела, задумавшись, толкнула ее соседка и сказала: посмотри только на Цирль, уставилась на Песаха, мужа своего, будто они одни на всем свете. Вздохнула Сарра и сказала: кто никого за собой не оставил — хоть и покинул родное место, все равно радостно ему. Долго ли, коротко сидели так сердечные, только пришел наконец возчик и сказал: дайте роздых косточкам своим, пока не побледнеют петушиные гребни и не придется вставать.
Хорошо спится путникам, а тем паче майской ночью в селе, когда весь мир безмолвствует, деревья и травы притихли, а скотина пасется на лужайке, не гневаясь на людское племя; легкий ветерок веет во дворе, шуршит на крыше и перекатывается по соломинкам, а те шепотом шелестят, ублажая сон людской и услаждая члены тела. Но сердечные не забывали, что сон дан человеку лишь для укрепления тела, чтобы вставал человек с новыми силами на службу Творцу. И не вышла еще третья стража, как встали они. А в этот час возвел Всевышний зарю, и звезды и планиды померкли. Облака порозовели и разошлись в разные стороны. Травы и кусты зашелестели, деревья заблистали от росы. Солнце собралось взойти, и птицы отряхнули крылышки и приготовили свою первую песню. Кони заржали и затопали копытами и замотали хвостами. Встали сердечные и помолились, и утреннего каравая отведали, и сели в повозки мужчины в свою, женщины в свою, расстались с корчмой и пустились в путь.
Глава шестая
ПО ЗЕМЛЯМ ПОЛЬСКИМ И МОЛДАВСКИМ
Мало-помалу тянутся повозки, кони тонут во всяких травах, больших и малых. Дуют добрые ветры и пробуждают сердце, травы выходят пошуметь в поле, а о чем шумят — одному только Богу ведомо. Немало сел прячется в полях и виноградниках, леса тихи, и сияние солнечное покоится на реках и на берегах рек и озер, и белые облака провожают небесной стороной сердечных наших. Так они ехали землей Польской, пока не пересекли рубеж земли той у городка ли, местечка ли, по названию Окип. Переправились они без урону через Днестр и заночевали в Окипе. Из Окипа поехали в Хотин, что на правом берегу Днестра, а там Израиль володеет домами, сидит в тени державной, и легки ему муки изгнания, и ведет он свои промыслы и торги в почете да величии. А в час смуты народной вельможи прячут их по домам, а вреда им не чинят.
И передают от отца к сыну, что живут они там со времен Второго Храма, кроме тех евреев, что приехали из Польши. Когда набегали степняки, уводили с собой в полон на продажу в земли басурманские, а владыки Польши посылали туда евреев — выкупать пленных. Увидели евреи, что земля богата, народу мало, дешевизна такая, что по всему свету не сыщешь, и сыны Израиля сидят меж сынов Эдома, а страха эдомитян не знают, а платят подать малую царю, взяли и поселились там. И даже нашли там в фортеции монету времен царей из дома Маккавеев, а на ней отчеканено: Иерусалим, и виноградная кисть, и лимон, и пальмовая ветвь.
И много в тех краях соломенных вдов, и некому разрешить их. У кого ушли мужья на промыслы в страны Эдома или Измаила и не вернулись, а у кого сгинули в пути, и где в землю легли — неведомо. Одна из этих соломенных вдов повстречалась любезным нашим в пути, и вот ее рассказ. Жила она с мужем в мире да согласии, родила ему сыновей и дочерей и ни разу не слыхала от него бранного слова, а занимался он конским торгом по доверенности для вельмож Эдомских, а вельможи доверяли ему деньги вперед, чтоб купил для них коней, и был он верен своему слову как в делах, что между человеком и ближним его, так и в делах, что между человеком и Престолом; Уехал однажды покупать коней, да еще с набитой мошной, и не вернулся. Ясно было, что убит в пути. Подняли евреи большой шум и вышли на поиски убиенного. Спрашивали путников и странников, не видали ли часом еврея такого и эдакого, по имени Зуша лошадник, и отвечали: нет, не видали, но слыхали, что напали лихоимцы на еврея одного в пути, и, уж конечно, живым он от них не ушел. И наподобие этому сказала и иноверка одна, колдунья старая: напрасно, мол, шумят евреи, человек этот давно уже сгинул. И наподобие этому, лишь другими словами, выразился один иноверец-звездочет. Так сказал: евреи, как дети малые, тратят плоть свою во имя охапки костей, а больше ничего не сказал, ибо в обычае звездочетов умалчивать то, что им не ведомо. А когда умолять его стали, чтоб пожалел женщину с детьми и слова свои разъяснил, сказал он лишь: евреи, как дети малые, — ищут на земле то, что лежит в земле. Был там старый судья, сказал судья: если на того еврея — ватамана разбойницкого, что повесили в украинской стороне, — намекал, мое вам слово, что не сыщете его; А почему стали подозревать, что вор тот был Зуша, — дело в том, что несколько лет до этого пришли евреи и рассказали, что видали его, — стоял он, как супостат у большой дороги. Сказали они ему: жена твоя и дети о тебе все глаза выплакали, а ты… Не успели и слова сказать, как навалились на них разбойники. Сказал им Зуша: мол, земляки мои, и не
54
Р. Меир из Перемышлян — второй хасидский цадик этого имени (1780 1850) был суров: как-то потребовал он у богача 300 золотых для бедных, а тот отказал. Через несколько дней дом богача сгорел, и р. Меир объяснил богачу: перед моим рождением, когда я еще был в раю, попросил я у Господа 25000 золотых и дал их на хранение пяти богачам, чтобы смог я брать у них по надобности. Ты сейчас отказался от своего долга — и я велел перевести весь свой капитал на хранение другому богачу.
Существование династий праведников — отличительная черта хасидизма привела в конце концов к упадку этого движения: приверженцы делились меж сыновьями праведника, как земли в империи Карла Великого, да и не все потомки были достойны звания.
Сидят себе женщины и вяжут, и слезы так и текут у них из глаз — о женщине этой, что осталась соломенной вдовой, и о муже ее, что умер в грехе и детей осиротил. Однако женщина эта не отчаялась найти своего мужа и все ищет его. Может ли такое быть, что Зуша, что жил со всеми в мире и согласии и верою-правдой торг вел [55] — да ушел к ворам. Наверно, все это лишь пустой поклеп. Остановил возчик повозку и окликнул Хананью. Подошел Хананья. Спросил его возчик: слыхал слова соломенной вдовы? Ответил ему Хананья, слыхал, мол. Спросил его: а по-твоему, Хананья, кто был этот казненный вор? Отвечал Хананья: и я думаю, что был это не кто иной, как Зуша.
55
…верой и правдой торг вел… — 20 лет учил р. Хаим из Цанза трактат об Ущербе со своими учениками, чтобы знали сказанное в нем: «Когда решают судьбу человека, спрашивают его в первую очередь — верой и правдой ли торг вел?» С другой стороны, разрешили мудрецы увиливать от выплаты налогов и пошлин, если незаконно наложили власти налоги и пошлины на евреев, а на прочих не наложили или если сами налоги и пошлины эти не в обычае царства были.
Солнце спускалось вниз да вниз по небосклону. Уронили женщины спицы и утерли слезы с глаз. Вынул Хананья платок и завязал на нем узелок-памятку. В безмолвии катились повозки вдоль реки, пока не доехали до Липкан и остановились там на ночлег. Из Липкан повернули они на Редеуцы, а там возчик снял зги с лошадиной упряжи, чтоб молодцы с большой дороги не услыхали, и поехали они в Штефанешти, маленький городок на реке Баше, недалеко от реки Прут. А обитатели Штефанешти, велики телом и малы ученостью, и «малая толика» [56] снеди у них в добрые три пригоршни размером, сколько в ручищи влазит — это, по-ихнему, и есть «малая толика», а из Штефанешти поехали в Яссы и приехали туда с наступлением субботы, к сумеркам. А в Яссах — 22 больших Собора Израиля, не считая 120 мидрашей, молельных домов и собраний, но когда приехали в Яссы, то ни в одной из них не довелось им встретить субботу, а вместо этого помолились они себе вдесятером на постоялом дворе, потому что не успели они приодеться, как освятилась суббота. Но назавтра поспешили и побежали в большой хоральный Собор, приодевшись в нарядные субботние одеяния и завернувшись в талиты. Не успели войти, как собравшиеся уже дошли до молитвы «Слушай, Израиль», ибо жители ясские — из тех, что бочками запасаются [57] по словам р. Элиэзера и поспешают с молитвами. И кто не видал Ясс в часы покоя, не знает, что такое тишь да гладь да Божья благодать. А живут там более двадцати тысяч из Израиля, что едят и пьют и веселятся и о грядущей жизни не пекутся, и для некоторых из них важней отведать сладких пряников в Пурим, чем причаститься сухой мацы [58] опресноков — на Пасху. И немало старались праведники сего поколения поднять их из праха и приобщить к жизни духовной. Короче, вошли сердечные наши посреди молитвы «Слушай, Израиль», когда ни переговариваться, ни здороваться не разрешается. Стали они себе в сторонке, и никто на них внимания не обратил. А когда настало время читать Тору, пригласил их вдруг староста к амвону: взойти к Торе. [59] А приглашая к амвону, каждого из них он по имени назвал и по батюшке величал, кроме Хананьи, а того и вовсе не пригласил. Принято в мире: придет незнакомец, и захочет староста пригласить его к Торе — спросит, как его звать-величать, а затем пригласит взойти на амвон. А этот — пригласил их по имени-отчеству, даже и не спрашивая имен. И если он не пророк и не ангел, то, может, еще и почище ангела, потому что и ангелу приходится спрашивать человека, как того звать, как известно нам из случая с праотцем Иаковом, что ангел спросил его: [60] «Как твое имя?» А после молитвы, когда принято собраться и благословить Дающего вино и преломить хлеб, устроил в их честь настоящий пир. А когда уселись они, принялся он расспрашивать об их делах и промыслах, и дивились они, откуда ему ведомо, что творится у них в доме и в городе. Однако, судя по тому, как он ел да пил, за святого его не примешь. Но как только скрылось вино, раскрылась тайна. Спросил он их: неужто не признали меня? Ответили они: не достойны мы чести такой. Сказал он им: Йоске-казака, что нанимался за шапку серебряных талеров в кесарево войско, помните? Как же, сказали, помним, как ублажали его всякими яствами, хотел изюма — дали ему, хотел унгарского вина — дали ему, хотел постель с перинами и подушками — постелили ему постель с перинами и подушками, а когда повели его отдавать на кесареву службу, попросил, чтобы удвоили плату его — и удвоили ему плату: а в конце концов сбежал. Спросил он их: куда же, по-вашему, сбежал — в рай, что ли? Ответили ему: по деяниям его не явствовало, что в раю ему самое место. Сказал он им: хотите увидеть его подымите очи и поглядите на меня. Глянули на него — и признали.
56
Малая толика — «размером с оливку» — малая мера пищи, что не портит поста (например, при болезни и т. д.) и благословлять над ней не надо, и не менее этой меры мацы — опресноков — надо отведать в Пасху. Народ простой таких тонкостей не понимал, оливок не видел, и поэтому каждый на свой лад толковал, что такое «малая толика».
57
…бочками запасаются… — в Талмуде, в трактате «Праздники», говорится: случай с р. Элиэзером, что проповедовал собравшимся, а дело было в праздник, и проповедь затянулась. Некоторые поспешили уйти, не дослушав. Сказал о них р. Элиэзер: «Блаженны запасшиеся бочками» — т. е. они запаслись бочками питья да снеди на праздник и спешат домой, чтоб успеть все съесть, и проповеди слушать им недосуг. О тех, кто пошел следом за ними, сказал: «Блаженны запасшиеся жбанами» и т. д., а о тех, кто остался до конца, он сказал: «Блаженны запасшиеся духом». Так и жители ясские поспешили с молитвами, чтобы скорее разбежаться по домам к накрытым столам.
58
…маца и пряники… — есть мацу-пресные лепешки — в Пасху обязательно, но есть пряники в Пурим — только обычай. Маца символизирует «хлеб рабства» и поспешность исхода, пряники называются «ушами Амана» злодея, побежденного Эстер (Эсфирью). По мнению Поупа, пряники Пурима — те же, что в П. П. 2:5 («подкрепите меня пряниками», а не «вином» синодального перевода), а их треугольная форма связана не с ушами Амана, но с лоном Эстер (-Итар-Астарты, богини небес).
59
Восхождение к Торе — чтение отрывка из Торы является центральным событием субботней службы: отрывок разделен на несколько частей, перед чтением каждой части вызывают человека взойти к Торе. Это самая большая честь, которую можно оказать в синагоге, и в большие праздники за нее немало платят. Вызванный к Торе обычно не читает из нее, но лишь присутствует на амвоне, в то время как одно и то же лицо читает весь недельный отрывок из Торы. Первым к Торе вызывают потомка Аарона — первосвященника, вторым любого еврея из колена Леви, третьим — еврея, не когена и не левита.
60
…ангел спросил имя… — у праотца Иакова (Бытие 32:27): «Как имя твое?» И тот ответил: Иаков. Тогда ангел и переменил ему имя на «Израиль». Евреи и по сей день меняют имя в случае болезни или для перемены счастья чтобы запутать Лукавого.
И еще одну диковину видали сердечные в Яссах: человека, у которого выросли волосы на ладони, потому что толковал раз народ о пришествии Мессии-Избавителя, простер он руку и сказал: раньше, мол, у меня на ладони волосы вырастут, чем Мессия придет. Не успел он сказать этого, не успел убрать руку, как покрылась густой волосней. И с тех пор носит он на ней рукавицу, не снимая никогда, разве только чтобы показать людям, чтобы не отчаялись и не разуверились в грядущем избавлении. И пробовали уже озорники вырвать эти волосья, говоря, что он их клеем приклеил, да они вновь отрастали.
А в первый день по субботе выехали из Ясс и приехали в Васлуй, городок на речке Васлуй, что впадает в реку Берлад. А там торг великий медом и воском и пятьсот дворов живут с него вольготно. Переночевали там, а поутру поехали в святый град Берлад, что именуется по речке Берлад, а она протекает по городу. И два погоста в городе, один новый, а другой старый, где больше не хоронят, и он прямо посреди города, а там — могильные плиты погибших за веру Израиля, что смертью своей освятили имя Божие. Черны они, как сажа, и обращены к востоку.