В сетях инстинктов
Шрифт:
– Не знаю.
– Вы знали о его пристрастии к наркотикам?
– Да.
– Ксения, вы могли бы расказать то о личной жизни Ивана, чтобы объяснить это?
– Стрессы... разве это можно как-то объяснить? У каждого это индивидуально, - Ксения откашлялась.
– Вы можете назвать мне фамилии людей, с которыми он встречался в последние дни?
– Я знаю, что он встречался с массажисткой в салоне 'Аметист', Жанной, кажется. Он ей подарки делал. Он также общался с Георгием Бонго, психотерапевтом - я видела его несколько раз. Я ничего не знаю о нем.
– Ксения задумалась.
– Это все?
– Несколько
– она нахмурилась.
– банк ... я не знаю точно, но вроде Пром ... Проминвест. Да. Проминвестбанк.
Она раздраженно посмотрела на Светлану.
– Это - все, что я помню.
– Иван казался озабоченным чем-нибудь в тот вечер? По виду? Что-нибудь беспокоило его?
– Ничего, ничего, это точно. И я также думала об этом. Я просто не могу предположить, что -либо.
– Он планировал пойти домой после того, как расстался с вами?
– Конечно.
– Она не собирался останавливаться еще где-нибудь, ведь в этом районе много мест, где можно провести ночь?
Kсения покачала головой, поправив рукой длинные светлые волосы.
Светлана решила уточнить занимавший ее вопрос. Интимно наклонившись к Ксении, она спросила:
– Что вы можете сказать мне о сексуальной жизни Ивана?
Ксения вздернула голову и посмотрела на Светлану со смесью негодования и беспокойства.
– Я же вам сказала, мне нравилось заниматься с ним сексом.
– Вы не поняли, - хладнокровно ответила Светлана.
– кроме вас, у него были другие женщины? Или, может быть, мужчины?
– Я ничего не знаю об этом, - вырвалось у Ксении. Ее лицо стало более бледным, черты его заострились. Без нанесенного макияжа оно теперь казалось противоречащим ее дорогой прическе и легкомысленной одежде. Ее уязвимость была теперь так же видима как ее одиночные, оставшиеся с юных лет веснушки.
Она подняла руку вверх, как регулировщик, останавливающий движение.
– Я больше не хочу с вами разговаривать.
Светлана не верила ей. Она была слишком настойчива, и волнение Ксении казались пропорциональным ее вопросам. Однако у Светланы не было сомнений, что смерть Одесского задела Ксению.
Не было никакой причины попытаться продолжать дальше с нею теперь.
– Довольно, -Ксения завелась с пол-оборота, - убирайтесь отсюда к чёртовой матери!
– девушка вновь обратила на них взор своих голубых глаз...
– Пожалуйста, - тихо добавила она.
Калинкину с трудом удалось сдержаться, но он увидел, как Светлана уже выключила и уложила в сумку диктофон.
– Послушайте, Ксения, мы можем продолжить в другом месте, если вы предпочитаете игры с такими правилами.
– только промолвил он.
Она была непоколебима:
– Ну так арестуйте меня. Тогда я отправлюсь с вами.
Кирилл сразу понял, что импульсивность в этой ситуации была бы совершенно неуместна. Даже подполковник Сафонов не смог бы оправдать арест Ксении Колчак. У них не было ничего, ни доказательств, прямых или косвенных, ни возможных мотивов. Она продолжала оставаться загадкой, не вызывая даже подозрений.
Поэтому они последовали тому, что она советовала им. Они убрались из её дома к чёртовой матери.
Было уже почти три, когда они снова погрузились в высокую температуру и палящий солнечный свет черноморского лета. Кирилл вытер лоб скомканным платком и сел за руль.
Они проехали
– Прелестная девочка.
Это сказал Кирилл.
Светлана только закрыла глаза.
– Я спала как убитая вчера вечером. Я не мечтала; я не просыпалась; я не двигалась. Пятнадцать часов, подряд.
– сказала женщина мужчине.
Мужчина ничего не сказал, но повернулся немного в своем кожаном кресле и посмотрел на часы на книжной полке. Женщина лежала в его шезлонге уже семнадцать минут, но это были первые слова, которые она произнесла. Она отвернулась к окну, подперла локтем голову, когда она смотрела через стеклянную стену его офиса на лес, спускавшийся к морю, всему залитому в светло-зеленом свете заходящего солнца.
– Я ходил в кино и возвратился домой около одиннадцати часов; я был истощен. Павел все еще отсутствовал, и Элла уже уложила детей в кровать. Я принял холодный душ, и когда я вышел, я высох быстро, и лег на кровати, все еще влажный. Окна были открыты, и я мог чувствовать запах лесов после дождя прошлой ночи. Я заснул.
Он смотрел на пальцы ее ног в колготках из темного нейлона, через который он видел ее напедикюренные ногти. Лодыжки женщины были столь же тонкими как у газели. Ее модное платье пастельных тонов было из искусственного шелка. Оно плотно облегало ее тело.
– Это пятнадцать часов так непринужденно пролетели как пятнадать секунд. Это было как забвение.
Она остановилась снова. После тихой паузы мужчина спросил:
– Что произошло? Почему ты так долго спала?
Этот вопрос был рутинным. Когда они сказали ему, что испытали что-то впервые, эмоцию или мысль или новое физическое ощущение, он спросил их, почему они полагали, что это произошло. Они обдумывали этот вопрос с серьезной самоснисходительностью, удовлетворенные тем, что кто-то хотел знать, как они чувствовали, о чем кто-то заботился, почему они совершили поступки, которые они сделали, даже если им платили, чтобы сделать это.
Я не спала так, с тех пор как мне было десять лет.
Глаза мужчины, направленные от нее, переместились с ее бедер к ее лицу. Она не обратила на это внимания.
– Неужели десять?
Она повернулась, вытянула руки перед собой и немного растопырила пальцы, жестом показывая это число, словно закрываясь от некой опасности. Но она не была напугана; ее лицо ничего не выражало.
– С десятилетнего возраста?
– повторил он.
Марина Смирнова приезжала к доктору Георгию Бонго в чуть более двух месяцев, пять раз в неделю. Он не дбился особого прогресса с ней. Сначала она была стойким клиентом, но доктор Бонго терпел ее упорство, даже невозмутимо прогнозировал успех. В конце концов, он не придерживался канонических форм психоанализа, и если эта клиентка не хотела сотрудничать, он не собирался быть слишком требовательным. Он уже сказал Марине и ее мужу, что тип психотерапии, которую она выбрала, скорее всего будет энергозатратным и длительным. Одновременно он был более чем уверен, что ее рассказы, были непродуктивным и праздным делом, пустой тратой времени. Но только пустой тратой времени для нее. Для него самого не было более радостного часа, чем сидя спокойно в креслесвободно наблюдать в течение каждой шестидесятиминутной сессии ее шикарное тело от ступней до кончиков волос, представляя изящную плоть под платьем.