В шаге от войны
Шрифт:
С учетом вероятных последствий утечки, колесо чрезвычайного расследования закрутилось стремительно. Гестапо не изобретало каких-то хитроумных ходов, о которых любят писать в книжках про шпионов, а пошло прямым и надежным, как немецкий автобан, путем. Вначале по учетным формулярам быстро установили круг лиц, имевших доступ к документу. Их оказалось не так много: несколько человек из высшего руководства главкомата сухопутных войск и технических сотрудников канцелярии секретных документов. Генералов пока отложили в сторону и занялись персоналом канцелярии. Чтобы не создавать ненужных пересудов, ночью, когда никого не было на рабочих местах, срочно обыскали их служебные кабинеты. Лемке с двумя другими сотрудниками оперативной группы гестапо достался кабинет заместителя начальника канцелярии майора Тило Хавемана. Сначала Штадлер не хотел включать в группу проштрафившегося гестаповца. Но Мюллер
Глава 4
«Крот» найден
Войдя в кабинет, один из гестаповцев сразу же начал ворошить содержимое сейфа Хавемана, другой – занялся его письменным столом. Лемке, сам не понимая почему, инстинктивно потянулся к мусорной корзине, стоявшей у стены. Он сразу же заметил язвительные усмешки коллег. Они как бы говорили: «Ну вот, кто привык копаться в мусоре, того туда и тянет». Лемке покраснел и резко отпрянул от корзины. При этом он задел висевший на стене портрет фюрера, который сдвинулся в сторону. Это маленькое происшествие сопровождалось громовым хохотом коллег. Потерявший душевное равновесие Лемке пытался вернуть фюрера на место, но при этом, видимо, не рассчитал усилия и портрет сорвался. Лемке с трудом успел поймать его, что дало повод для новых шуток и смеха. Старший из гестаповцев сделал грозную мину и заявил, что налицо все признаки покушения на фюрера. Другой тоже отпускал шуточки в том духе, что теперь уже надо бросать обыск и заниматься делом Лемке. Проклиная себя за неловкость, Лемке искал место, куда бы положить портрет. При этом он неожиданно заметил, что с обратной стороны шедевра портретного искусства к картонной подкладке были прикреплены булавкой для штабных карт несколько рукописных листов бумаги.
Раздражение мгновенно сменилось предчувствием большой удачи. Лемке осторожно открепил листы и торжествующим голосом спросил:
– А это что такое?
Коллеги изумленно уставились на него. От недавней шутливости не осталось и следа. Сгрудившись у стола, троица быстро пришла к выводу, что перед ними рукописная копия какого-то документа. Как выяснилось через некоторое время, речь шла о совершенно секретном приложении к плану операции «Морской лев», в котором регламентировался порядок выдвижения воинских подразделений и транспорта на исходные позиции для вторжения. Личность предателя можно было считать установленной. Видимо, он подготовил второй документ для передачи американцу. Но не успел этого сделать.
Утром при следовании на работу Хавемана без лишнего шума затолкали в машину и привезли в гестапо. Начался его допрос с пристрастием. На совещании у Мюллера было принято решение арест Хавемана скрыть от сослуживцев, объяснив его отсутствие срочной отправкой в штаб одной из армейских группировок в Восточной Польше. Ничего необычного в этом не было. На востоке происходила скрытая концентрация немецких войск, и туда периодически отбывали офицеры. Интересоваться их местонахождением не рекомендовалось. Такой вариант позволял успокоить возможных сообщников Хавемана и не дать им повода затаиться или скрыться. Кроме того, нельзя было исключать, что шпиона начнет разыскивать агентура американцев, если она имеется в Генштабе. На этом ее можно будет выявить. Да и сам Пайнс мог начать интересоваться у знакомых военных местонахождением Хавемана. Обещаниями разыскать майора можно было бы заманить американца в ловушку и собрать улики, необходимые для его выдворения из Германии.
– Но главное, – настойчиво требовал Мюллер, – это связи Хавемана, независимо от их уровня.
Он не мог рассказать подчиненным, что на докладе у Гейдриха перед совещанием шеф вполуха слушал предложения относительно Хавемана и Пайнса. Его прежде всего интересовало, не является ли Хавеман всего лишь посредником между группой оппозиционно настроенных генералов в Генштабе и американцами. О том, что среди высших офицеров вермахта есть недовольные решением Гитлера воевать с Англией, Гейдрих знал давно. У него в сейфе хранилось и постоянно пополнялось дело на «Черную капеллу». Так в гестапо называли «сборище лампасов и сутан» – недовольных генералов и клерикальных политиков времен Веймарской республики, которые через различные каналы пытались заинтересовать англичан и американцев заключением мира с Германией. Они даже предлагали устранить Гитлера и потом совместно с западными союзниками выступить против большевистской России. Гейдриху позарез нужны были документальные доказательства прямого предательства со стороны этих «маразматиков». И случай со шпионажем Хавемана был бы как нельзя кстати, если бы вскрылась его связь
Он энергично вбивал в голову Мюллера мысль об особой важности данного направления работы. Хотя шеф гестапо не нуждался в подобных «накачках». Мюллер отлично понимал, какие могущественные козыри появились бы в руках Гейдриха для расталкивания конкурентов на политическом олимпе рейха, если бы удалось получить доказательства измены в высшем генералитете вермахта. Однако от желаемого до действительного, как говорится, дистанция огромного размера. Хавеман после жестоких пыток признался, что сам установил контакт с Пайнсом в теннисном клубе Берлина. Его подтолкнуло к этому твердое убеждение в ошибочности войны с Англией. Две нордические расы вместо взаимного уничтожения должны были, по его мнению, объединиться в борьбе с большевистской Россией. Все это звучало неплохо, где-то даже симпатично. Но он наотрез отрицал наличие каких-либо сообщников. Как ни пытались следователи гестапо подвести его к мысли, что нужно рассказать о высоких покровителях и получить снисхождение, оказавшись в роли простого подневольного исполнителя, ничего добиться не удалось.
Целая свора гестаповских ищеек кинулась отслеживать связи Хавемана. Однако улов оказался весьма скудным. Майор был одиноким холостяком, человеком замкнутым. Родители его давно умерли. Из родственников отыскали только неродного брата, Вильфрида Лоингера, профессора германской филологии Берлинского университета, автора нескольких популярных книг о мифах и сказаниях Древней Германии. Да и тот из-за неарийского происхождения недавно был уволен и оказался в концлагере. Так что и здесь отыскать генеральские «корни и нити» можно было только при очень буйной фантазии. Следователи гестапо, как люди сугубо практичные, этим не страдали. Мюллер чувствовал, что при всем рвении его сотрудников Гейдриха придется разочаровать. Оставалось ждать каких-то действий со стороны Пайнса, чтобы попытаться скомпрометировать американца и добиться его выдворения. Дело вытанцовывалось в тривиальный шпионаж, и выжать из него солидные политические дивиденды вряд ли получится, полагал шеф гестапо.
Часть III
Наживка для американцев
Глава 1
Загадочная Беседа в таверне
Пока в недрах Главного управления имперской безопасности кипели страсти, в небольшой таверне «Старый Бремерхафен», на тихой улочке вдали от центра Берлина, два господина средних лет не спеша наслаждались изысканной рыбной кухней. Таверна была со вкусом стилизована под морской парусник. Барная стойка представляла собой капитанский мостик. Окна заведения были сделаны в виде иллюминаторов. На стенах, увешанных старыми сетями и спасательными кругами, блестели надраенной латунью корабельные часы и барометры. Бар украшала настоящая рында (корабельный колокол), к языку которой был привязан конец пенькового шкота. Завсегдатаи таверны знали, что посетитель, задевший даже случайно шкот и спровоцировавший мелодичный звон рынды, был обязан выставить всем присутствующим выпивку. Попытки отказаться приводили к тому, что бармен отрезал у провинившегося кусок галстука и прибивал его на стену. Пестрый орнамент из остатков галстуков красноречиво свидетельствовал о том, что не все посетители были готовы идти на такие финансовые жертвы.
Но все это было в прошлом. Сейчас посетителей было мало, в основном завсегдатаи, отвертевшиеся от армии. Да и с деликатесами становилось все труднее. Война с Францией принесла с собой продовольственные карточки, дефицит и эрзац-кофе, который, как заметил один острослов, «пить без болезненной гримасы могли только низшие расы». Хозяину ресторана, чтобы держать марку, удавалось доставать кое-что из деликатесов, но они стоили сейчас бешеные деньги и не всем были по карману. Тем более ему было сегодня приятно смотреть, как два солидных господина заказывали выпивку и блюда, как в старые добрые времена.
Один из них, располневший, с круглым, покрасневшим от спиртного лицом, явно наслаждался приятным вечером, обстановкой и подававшимися блюдами. Он не спеша выкушал изысканный буйабес по-марсельски, выпив при этом охлажденную на льду рюмку норвежской водки «Аквавит Линия». Напиток был знаменит тем, что каждая бутылка после розлива обязательно пересекала экватор в трюме корабля. За это время аквавит под воздействием плавно менявшейся температуры приобретал коричневатый цвет и тот незабвенный букет, который так ценят знатоки, главным образом из числа моряков. Судя по непритязательному костюму, манере держаться и выбору блюд, гость был, как предположил наблюдательный хозяин, скорее всего, бывшим моряком. Сейчас он смаковал очередную рюмку аквавита и наслаждался североморскими устрицами.