В шкуре зверя

Матуш Татьяна

Плевок испачкал полу, но Йонард, не желая уронить себя во мнении двух почтенных караванщиков, ограничился лишь громким окриком: "Не шали!" Верблюд ответил непотребным ревом и остановившись, как вкопанный, стал не спеша мочиться в его сторону, задрав облезлый хвост. Зверь, переступив тонкими ногими, посторонился. Йонард искоса взглянул на своих попутчиков. Они сидели, устроившись, каждый на своих тюках и неотрывно смотрели в какую-то, им одним видимую цель далеко-далеко впереди. Лицо Ашада было непроницаемо спокойно. Плечи Зикха подозрительно подергивались. Слуги грызли себе кулаки, чтобы не рассмеяться в голос. Положение спас сам Йонард. Еще несколько мгновений он сохранял, точнее, пытался сохранить важный

и неприступный вид, но, не выдержав, сначала улыбнулся одними уголками губ, потом рассмеялся запрокинув голову, открыв всеобщим взорам два ряда великолепных, белейших жемчужин. Величиною с фасоль каждая. Перед такой ослепительной улыбкой просто нельзя было устоять. Смеялись все долго, кто до слез, кто до рези в животе. Вместе с ними смеялось небо, опаленное солнцем, грозя опрокинуться на землю и придавить все живое своей выцветшей твердью. Хотя сейчас казалось, что единственными живыми существами в этом безбрежном океане песка был только сам Йонард и его маленький отряд.

Уже через два перехода от Асгалуна караван затерялся среди бесконечных цепей песчаных холмов, похожих на застывшие желто-коричневые волны, или напоминающих по своим очертаниям горящие в ночи многолучевые звезды, или изогнутых, словно лезвия сабель, барханов и округлых огхурдов. Иногда песчаные наносы лишь слегка приподнимались над поверхностью, словно морская зыбь, открывая взорам путешественникам далекие окрестности, а иногда вздымались в высоту, скрывая за своими громадами все видимое пространство кроме светлого неба и ослепительного, белого солнца над головой. Эти сыпучие гряды были разбросаны во всех направлениях и создавали такую путаницу, что доже знатоки пустыни могли сбиться с дороги и бесцельно плутать в лабиринте песков в течении многих дней. До тех пор, пока счастливая встреча с караваном, или смерть от жажды не прекращала их мучений.

Но Йонарда не так то просто было сбить с пути. Северянин был твердо уверен, что еще до заката они достигнут колодца на проторенной караванной тропе, выйдя к нему с точностью до четверти лиги. Потому, что германец находил путь не по солнцу и даже не по звездам. И, уж тем более, не по очертаниям барханов. Он, как собака, "держал нос по ветру". Нет, не то, чтобы он мог учуять запах свежей воды. Просто ветер - хозяин пустыни. Он встает и ложиться вместе с солнцем. Ветер жаркий, сухой, пыльный, распихивающий щетинистые песчинки в самые мельчайшие щелочки, под одежду, растирающий влажную от пота кожу в кровь - это проклятье путешественников может стать настоящим спасением для человека, знакомого с его повадками. Ветер в пустыне дует постоянно в одном направлении. Только ходить по ветру умеют далеко не все караванщики, даже те, кто провел в песках больше лет, чем прожил в человеческих жилищах.

А вот Йонарда ветры словно полюбили. Или просто новичкам везет, как рассуждали старые проводники. " Йонард - это поветрие, - говорили они между собой, - с ветром пришел, с ветром и уйдет. Только пыль следом завьется". Северянин знал многие ветры пустыни: гебли, хамсин, шехили, исфири, когда какой из них дует и где. Только одного не знал варвар - что не он один "ловит ветер удачи". И кажущееся одиночество их каравана в пустыне на деле оказалось не таким уж полным.

Когда, по приметам, Йонард ожидал увидеть тропу, навстречу путешественникам, из-за высокого бархана вылетел вооруженный отряд. Их было семеро. Конные. "Лошади совсем свежие - оценил Йонард, - верблюдам не уйти". А то, что это был противник, сомневаться не приходилось. Все семеро неслись к каравану Йонарда на таких широких махах, что было ясно - поворачивать они не собираются.

– Боги! Только бы это был не Хаим-Лисица, - взмолился вдруг Ашад.

– Есть разница?
– холодно поинтересовался Йонард, внимательно наблюдая за приближением отряда. При этом он

не забыл вытереть оплеванную полу халата о верблюжий бок.

– Я не слышал, чтобы хоть раз Хаим ушел без добычи, - откликнулся Зикх.

Варвар зло сощурился. Он не терпел подобных разговоров. Северянин не раз слышал расказы караванщиков о многих лихих людях, но справедливо считал, что рассказчики сильно преувеличивают. Во-первых для того, чтобы превознести свою доблесть, во-вторых, чтобы скрыть свою трусость.

Меж тем, всадники очень быстро приближались. Уже видны были белые бурнусы, закрывающие лица до самых глаз, такие же как у самого Йонарда и его спутников. Кольчуг не видно, но сабли, даже судя по ножном, не тупые и зазубренные, а самые что ни на есть "отточенные на короткий замах" По железным узорам на сбруях коней плясали солнечные блики. Такие же вспыхивали в глазах всадников. Вожак, на горбоносом, тонконогом гнедом коне закричал, вернее, дико завыл, предвещая гибель каравану. Ашад поежился. Слуги постарались вжаться в седла. Йонард остался невозмутим. Те времена, когда его мог напугать крик, какой угодно жуткий, минули давным-давно.

– Осторожней!
– тонкий детский голос Хильды дрогнул от страха за него, и от этого в сердце восьмилетнего Йонарда разлилось теплое чувство. Но он лишь презрительно сощурился, подражая отцу и братьям, и не обернулся на крик любимой сестры. Кабан был огромным, злобным зверем с маленькими глазками и острейшими, смертельными клыками, он настороженно следил за юрким мальчишкой, ловил момент для стремительной атаки и обернуться на голос значило совершить ошибку. Вполне вероятно - последнюю в жизни. Йонард был уверен что ни отец, огромный, поседевший в боях воин, ни три старших брата, такие же могучие и суровые, даже подчас жестокие мужчины, не шевельнуться, если кабан подомнет под себя маленького и худого мальчишку. И это было правильно. Воин должен расчитывать только на себя, иначе место ему за прялкой.

Ионард сделал быстрое обманное движение в сторону. Кабан метнулся за ним и получил крепкий удар ножом в бок. Горячая кровь плеснула на ладони и Йонард, чуть не выронив единственное оружие, поспешно отскочил назад. Рана была не далеко не первой, а зверь - слишком быстр. До сердца Йонард опять не достал.

– Похоже, у меня родилась дочь, - процедил отец тихо, на так, чтоб услышали и Йонард, и старшие сыновья, - со свиньей не справиться! Что же будет, когда этот щенок встретит настоящего воина?!!

– Должно быть, завиляет хвостом, - предположил брат и все четверо обидно рассмеялись.

Ну вот, он встретил врага. Хрофт знает, какого по счету, с тех самых пор, как его первый бой с кабаном закончился первой победой мальчика и первым настоящим горем. Таким, от которого он еще долго вскрикивал по ночам. Теперь давно не вскрикивает. Да и хвостом вилять, вопреки предположению брата, так и не обучился. А братом с тех пор он зовет только короткий меч, повешенный у бедра.

Подчиняясь приказу главаря, семерка всадников стала стягиваться, и вскоре превратилась в огромную хищную птицу с клювом, направленным прямо на Йонарда. Не торопясь, германец соскользнул на землю, обнажив меч. И, поправив выбившуюся из высокого кожаного голенища штанину, пошел навстречу всадникам.

Йонард успел сделать на встречу разбойникам не более десятка шагов. То, что это были именно разбойники, сомневаться не приходилось. На мирных людей они совершенно не походили. Они были вообще мало на кого похожи: на многих - одежда явно с чужого плеча. Причем плечи были одни, а ноги - так совершенно другие, не только по длине, но и по ширине.