В Шторме
Шрифт:
– Я не верю вам, - сказал он, отказываясь быть втянутым в разговор.
– Зачем мне лгать? Уверяю тебя, правда заслуживает гораздо большего осуждения, чем любой обман, который я мог бы наговорить. Прошлое шепчет о будущем. Твоя судьба бежит в твоей крови.
– Я не верю вам, - повторил Люк резко, еще более убежденно.
Но только в голосе, в своем намерении - не в вере. Хотя он хорошо скрыл это, признал Палпатин. Тем не менее слова ситха сильно задели его.
– Это неблагоразумно. Неблагоразумно подвергать сомнению мое слово, и более того - пытаться искушать меня.
– Я полагаю, вы способны на что угодно для достижения своих целей, - откликнулся мальчишка, явно используя это убеждение для основания своего недоверия.
– Да… это так.
Палпатин позволил угрозе висеть в воздухе в течение долгого времени…
– Но я никогда не буду лгать тебе, - продолжил он твердо, усиливая соблазн мальчишки, прежде чем вернуть разговор к тому, что так очевидно нарушило его спокойствие чуть раньше – к выводу о предопределенной судьбе, о том, что судьба его отца будет его собственной.
– Так же, как я не лгу тебе сейчас, когда говорю, что может быть только один результат твоего нахождения здесь.
Люк ощутил давление этих слов - сказанных в такой уверенности - настолько сильное, что потребовалось время, чтобы сплотить свой разум против возрастающей массы замораживающей мысли опасности. Он понимал, что знание о Вейдере было его парализующей сомнениями слабостью. И все же, вспомнив упражнение для дисциплины мыслей, он справился с этим - Мастер Йода гордился бы им:
– Действительно? Я вижу три.
Палпатин улыбнулся, снисходительно качая головой, словно учитель, объясняющий путь вселенной запутавшемуся ребенку:
– Ты встанешь на колени передо мной.
– Или я не уступлю, и вы убьете меня. – Затем Люк слегка приподнял брови, предлагая третью альтернативу: - Или вы ослабите свою защиту, и я убью вас.
Палпатин засмеялся в искреннем веселье:
– Я думаю - нет.
– И именно поэтому я сделаю это.
– Нет, друг мой. Меня трудно убить.
Люк мрачно кивнул:
– Я буду помнить об этом.
– Надеюсь, у тебя долгая память.
– Для этого - долгая.
Палпатин улыбнулся, забавляясь - улыбкой банты, которую предостерегает блоха.
– Едва ли подходящие слова для типичного рыцаря-джедая. Но, впрочем, ты - едва ли типичный… тебе говорили, кто ты действительно, джедай? Или эту информацию упустили так же?
Вновь растерявшись, Люк не ответил, силясь проигнорировать давящую усталость и сконцентрироваться, невзирая на тяжело осевшее тело и голову, начавшую падать в истощении даже от этого короткого, но чрезмерно интенсивного напряжения. Он вспомнил слова Вейдера на борту звездного разрушителя - о его наследии, его родословной.
Палпатин наблюдал, как на лице мальчика отразилось ничем неприкрытое хмурое выражение – мгновением прежде, чем на него вновь упала нейтральная маска; однако в Силе его интерес был очевиден - болезненное любопытство, желание знать и одновременное нежелание слышать.
Прекрасное начало.
– Но ты устал, друг мой. Тебе нужно отдохнуть. Мы поговорим завтра.
Палпатин снисходительно улыбнулся, желтые глаза отразили мерцающий свет камина, понимая, что значит для мальчишки остановить
Знание было силой - а сила всегда имела цену. Если его джедай хотел больше информации, он должен будет сесть за этот стол снова.
И он вернется, добровольно. Только Палпатин и Вейдер знали правду - а, судя по реакции мальчишки, Палпатин понял, что тот ни за что не пойдет за ней к Вейдеру. Фактически он рассчитывал на это.
Здесь, за этим столом, была единственная возможность Скайуокера положить конец скрытому и преследующему его прошлому.
Как он мог отказаться от нее?
Глава 5 (часть 2)
***
Массивные двустворчатые двери с тугим скрежетом ползли по скрытым направляющим полозьям.
«Надо же, какие тяжелые двери здесь», - с сарказмом подумал Люк, сидя на стуле рядом с большими бронированными окнами.
…Он был оставлен в покое со своими мыслями весь день; не совсем один – иногда заходила рыжеволосая, с серьезным холодным взглядом, а у дверей несли пост два алых гвардейца. Поначалу он испытывал неудобство от их постоянного наблюдения, но в конечном счете пришел к выводу, что они не собираются ни общаться с ним, ни вмешиваться во что-либо; поэтому он попросту решил игнорировать их и бродил по большой двухуровневой спальне, не обращая на них внимания. Выход с противоположной стороны комнаты переходил в коридор, выложенный замысловатыми мозаичными узорами и ведущий к просторным гардеробной и освежителю.
В гардеробной аккуратно висели пять комплектов одежды, все темных оттенков: глубокого темно-синего, мрачного грифельно-серого и абсолютно черного, отлично подходящих ему по размеру.
Он ушел оттуда, не желая обдумывать это в настоящий момент.
Назад - в темную, глухую спальню; комнаты за ней были по-прежнему недоступны ему, двери охранялись неусыпными охранниками. Он внимательно рассмотрел окна. Высокие щиты транспаристила, пронизанные двумя слоями переплетающегося тонкого и сверхпрочного волокна – настолько жесткого, что его нити было видно невооруженным глазом. Такого не было даже в зданиях военных судов.
Он снова бродил по комнате, проводя как бы случайными, небрежными движениями по стенам, поражаясь и недоумевая, насколько толстыми они были. Он подходил близко, насколько только позволяли ему его настороженные охранники, к огромным резным дверям - уже зная, что они не из дерева. Прошлым вечером он видел, как они открывались, и помнил их толщину. Теперь он обдумывал, как были устроены замки.
Затем он задался вопросом, накормит ли его здесь кто-нибудь.
Он сидел, скрестив ноги, на полу перед окнами и медитировал, пытаясь определить через Силу, где находятся остальные. Неожиданное обнаружение Леи принесло улыбку на его лицо, и он почти – почти – позвал ее, чтобы попробовать установить связь, как это получилось у Беспина. Но затем испугался, что таким образом раскроет свои возможности, даст понять, что способен контактировать с ней - даже если она не ответит - и тогда ее упрячут еще дальше.