В синем городе
Шрифт:
На набережной было пусто. Таким же пустым, серым и холодным встретило одинокую женщину море. Равнодушно толкало оно к берегу ленивые волны и тихо, с легким шуршанием простирывало ими прибрежную гальку. Наташа долго сидела на краю скамейки, запахнувшись длинными полами пальто, и вглядывалась опустошенными глазами в белесую морскую безбрежность.
Перед глазами, словно кадры кинофильма, проносились фрагменты всей ее жизни.
…Вот тоненькая длинноногая девчонка бежит по улице, залитой солнцем. Теплый весенний ветер доносит сладкие запахи дымков с пригородных участков. Жгут сухую прошлогоднюю ботву. В осколках луж наперегонки с девчонкой прыгает мячик слепящего солнца, такого же юного и резвого, как и она сама.
«Я люблю тебя», – читает она начертанные мелом слова на лавочке у калитки дома… Она заливается краской и украдкой стирает написанное рукой, загоняя в ладонь острые занозы. Глаза сияют от нахлынувших чувств, сердце колотится в груди, переполненное необъяснимой радостью…
…А вот раннее весеннее утро… Наташа легко сбегает с крыльца, едва касаясь подошвами земли. Позади школьные годы, экзамены «на отлично»! Впереди – выпускной вечер и новая, неизвестная студенческая жизнь! Она оглядывается по сторонам и скачет на одной ножке по квадратам «классиков», нарисованных мелом посередине двора. Тихонько смеется, бежит к воротам и вынимает из калитки душистую, в холодных капельках росы охапку сирени… Она ощущает сладкий запах упругих колких соцветий, чувствует на своем лице щекотливое прикосновение тугих, ароматных, серебристо-лиловых гроздьев с зелеными сердечками листвы. «Алешка!» – она кружит с цветами по двору, напевает, прижимая букет к груди. «Любит! Любит! Любит!»– восторженно шепчут губы…
Наташа вздрагивает от почти реальных ощущений, а перед глазами снова возникают картины давно ушедшей юности.
По улице, взявшись за руки, идут двое – тоненькая кареглазая девушка с пышными золотистыми волосами, распущенными по плечам, и высокий спортивный юноша. Вокруг звенит трамваями, перекликается умытый летней грозой город. Гроза громыхает где-то у подножья высоких заснеженных гор, над синими холмами Кок-Тюбе, а в воздухе, насыщенном ароматами зеленой листвы, кружится тополиный пух… Пахнет яблоками – в садах поспевает белый налив…
На минуту она закрыла глаза и вдруг до боли, до головокружения ощутила страстное желание встретиться с любимым своим городом – теплым, ласковым, родным, где нет ни горечи разочарований, ни холода одиночества. Там, в этом городе, осталось все: юные мечты, наивные грезы, надежды на близкое безоблачное счастье… Где-то там под сенью серебристых, мудрых тополей затерялся и ее дом, в котором она родилась и выросла. Дом, построенный когда-то руками отца, где было так хорошо, спокойно и надежно. А ведь он есть… есть, ее город!… Как же он без нее? Он ждет, он скучает… И стоит лишь только вернуться… И все вернется, все повторится… И все будет хорошо…
Внезапное решение пришло как выход, как озарение, как спасение!.. Бежать! Бежать из этого холодного, равнодушного чужого города, который так и не принял ее, сделав несчастной и одинокой. Теперь она знает, что надо делать! Она вернется в свой город, и он простит ей бегство. Он распахнет ей свои объятия, согреет ее своим теплом. И все вернет на свои места, сделав ее счастливой, как прежде.
– Вернуться, вернуться, вернуться! – шептала она, ускоряя шаги.
В холодном вокзале было одиноко и гулко так же, как и на опустевших городских улицах. Звонкие Наташины шаги дробно простучали в тишине огромного пустого зала и стихли в углу возле крайней кассы.
И вот уже скорый поезд уносит ее в густую чернильную синеву ночи.
Наташа позвонила брату, сообщив о своем приезде, отключила мобильный телефон и закинула его, как ненужную безделушку, в сумочку. Соседка по купе, габаритная мадам, пожелав ей спокойной ночи, тут же захрапела, а Наташа долго не могла уснуть, глядя в окно на медленно отстающие мерцающие огни, теряющиеся во мраке. Она уехала внезапно, не позвонив мужу, не оставив даже записки. А нужно ли было что-либо объяснять? И нужны ли ему какие-то объяснения? Наверное, он в объятиях своей новой подружки даже не вспоминает о ее существовании. При этих горьких мыслях навернулись обидные слезы, заволокли глаза и скатились по носу на подушку. Наташа вытерла их ладонью и потянулась за носовым платком. Наплакавшись вволю, она почувствовала облегчение и незаметно для себя уснула.
За окнами уже сгущались сумерки, когда поезд после трех суток пути, плавно вливаясь в сверкающее огнями лоно огромного вокзала, медленно подкатил к перрону. Наташа вот уже более двух часов стояла в проходе вагона, прижимаясь лбом к прохладному стеклу, едва сдерживая волнение и всматривалась в густой фейерверк городских огней. Сойдя с поезда, она чуть было не прошла мимо незнакомого мужчины, разглядывающего толпу и отыскивающего в ней кого-то. Этим «незнакомцем» оказался ее брат Сергей, с которым они не виделись несколько лет. Он заметно изменился, возмужал, «потучнел», поэтому Наташа не сразу узнала его. Рядом с ним стояли два высоких подростка и с любопытством смотрели на нее. Наташа вытерла слезы, обнимая смутившихся племянников.
Старенькая «Волга» брата подкатила к сверкающему огнями микрорайону, и Наташа, путаясь в полах своей шубы, поднялась при тусклом свете карманного фонарика в руках одного из мальчиков на седьмой этаж девятиэтажного дома. «Вот так и живем – без лифта, без света в подъезде», – грустно констатировал Сергей.
Невестка Алена суетилась вокруг Наташи, подкладывая в ее тарелку лакомые кусочки – Наташа была любимой золовкой.
– Ну как вы там поживаете в своем Крыму? Как дела у Андрея?– спросил Сергей, закуривая сигарету. Увидев, как нервно затеребила Наташа край салфетки, придвинулся к сестре, обнял ее и, заглянув в глаза, осторожно поинтересовался: «Ну, что случилось, сестренка, рассказывай?»
Перемежая слова со слезами, Наташа поведала свою беду. Алена, отложив мытье посуды, тихо села напротив, горестно подперев лицо ладонью.
– И ты уехала, не сказав ему ни слова? – спросил Сергей, закуривая. – А вдруг он ищет тебя, переживает?
– Нет, нет, не хочу слышать о нем, не хочу! Он бросил меня, предал!..– И она снова расплакалась.
– А он не звонил тебе на мобильный? – спросила Алена.
– Не знаю… Нет!.. Я его вообще отключила. Пусть никто не знает… Никого не хочу видеть, слышать… Ничего не хочу!…
Алена замахала на брата руками, обнимая золовку.
– Курить на балкон! – скомандовала она.
– Да ладно вам. Бросьте. Никуда он не денется. Что он, дурак что ли! От такой женщины! Может быть, разыгрывал тебя кто-нибудь или шантажировал по телефону, а ты и поверила. – И он подмигнул Алене, на что та сердито сверкнула на него своими черными цыганскими глазами.
– Мужская солидарность! Как же!…
– Да ладно вам, бабоньки! Любите вы из мухи слонов делать. Все перемелется, сеструха, – потрепал он Наташу по плечу. – Старая мельница, все перемелется, – запел он и пошел на балкон курить.