В след за луной
Шрифт:
Джоанна села и положила руки на непривычно дрожащие колени.
– Благодарю вас, - только и смогла ответить она. Паэн повернулся, собираясь уйти, но вдруг остановился.
– Вам нездоровится?
– Нет, нет!
– ответила Джоанна, опустив взгляд на замызганный подол платья. Ей нужно во что бы то ни стало сохранить плащ - и платье тоже, поскольку в них было зашито слишком много серебра, чтобы доставать его оттуда сейчас, в слабом свете угасавшего дня. Джоанна подняла голову и улыбнулась взволнованной служанке.
Из-за двери снова донесся шум шагов и голос Паэна,
***
Паэн не мог позволить ей обедать за общим столом, так как в тот вечер под крышей постоялого двора было слишком много гостей, и если хотя бы один из них принадлежал к приходу аббатства Святого Мартина, он легко мог узнать хозяйку Рошмарена и распустить слухи о ее появлении прежде, чем она окажется в море. Поэтому Паэн отправил туда Матье, чтобы тот присмотрелся к лицам постояльцев, решивших провести ночь в трактире, и прислушался к сплетням за столом, а если удастся, то и на кухне тоже. Он отправил Урсулу на кухню, чтобы она принесла еду для Джоанны.
Через несколько минут горничная вернулась с большим подносом, на котором лежало столько мяса, что его хватило бы для небольшой армии, по-видимому, служанки с кухни решили, что Джоанна после путешествия была столь же голодна, сколь грязной была ее одежда.
– Я принес вино, - услышала она знакомый голос.
– Вы не откроете мне дверь?
Прежде чем исполнить его просьбу, Джоанна сделала два глубоких вдоха, чтобы прогнать с губ глупую улыбку.
Войдя в спальню, Паэн произнес, бросив взгляд на столик:
– Все здесь уверены, что мы с вами муж и жена. Думаю, нам стоит придать этой истории видимость правдоподобия, устроив по крайней мере совместную трапезу.
– Он подошел к камину и поставил рядом с ним глиняный кувшин с вином.
– Вы правы, - отозвалась Джоанна, пытаясь найти хоть какие-нибудь слова, чтобы заполнить молчание, повисшее между ними.
– Здесь отменное вино, - сообщил Паэн, - которое привозят в Алет морем с юга.
Джоанна приняла невысокую чашу из протянутых рук Паэна, стараясь не касаться сильных загорелых пальцев, затем поднесла чашу к губам, вдыхая пряный аромат крепкого вина, и мысли ее неожиданно переметнулись к волосам Паэна, отражавшим яркий свет солнца в то утро, когда он вернулся, чтобы отвезти ее в окрестности Динана.
– Ваши волосы...
– начал он.
Джоанна замерла. Неужели она говорила вслух, тем самым невольно выдав ему свои чувства?
– Ваши волосы того же цвета, что и мед. Джоанна коснулась своей перехваченной лентой косы и нахмурилась.
– У меня слишком темные волосы...
– Мед Палестины такой же темный, но отливает золотом при свете огня.
Она поставила чашу рядом с тарелкой, чтобы он не видел, как задрожали ее руки.
– Раньше вы утверждали, что мои волосы по цвету больше похожи на кору дерева. Паэн пожал плечами.
– Да. Молодого дерева, источающего мед. Пламя, пылавшее в камине, делало комнату жаркой, словно в погожий летний день. Джоанна вдруг почувствовала себя неловко в новом платье, сожалея о том,
– Южное вино очень крепкое, - заметил Паэн.
– Вам для начала лучше пить его небольшими глотками.
– У моего дяди есть такое вино, - отозвалась она.
– Он каждый год обменивает часть шерсти на вино и каждую зиму увозит его из Уитби на продажу.
И он предостерегал свою племянницу, когда та стала достаточно взрослой, чтобы она не притрагивалась к дорогим, дурманящим напиткам юга, не то лишится в один прекрасный момент не только рассудка, но и девственности. Рассудок ей удалось сохранить, а свою девственность она потеряла в пропитанной потом постели своего супруга - человека с грубыми наклонностями юнца и способностями молотобойца, которого попросили извлечь звуки из арфы. За время своего недолгого супружества ей часто не хватало крепкого южного вина ее дядюшки Мерко, чтобы выдержать очередную нелегкую ночь в замке Рошмарен. И вот теперь, когда Джоанна осталась вдовой и лишний жар в крови ей был вовсе ни к чему, большой кувшин этого вина стоял у очага и рядом находился мужчина, который мог наполнить ее чашу.
Паэн между тем снова перевел разговор на ее дядю:
– И конечно, он мог продать его вдвое дороже настоящей цены людям, которые верят рассказам о его чудодейственных свойствах.
Джоанна вопросительно приподняла бровь.
– Каким рассказам?
– спросила она, не решаясь признаться в том, что ее мысли зашли так далеко. Паэн развел руками.
– Когда я был в Лондоне на празднике урожая, виноторговцы продавали это провансальское зелье целыми бочками в качестве напитка для влюбленных чтобы пробудить в них страсть и сделать их влечение друг к другу еще сильнее.
Джоанна поставила чашу на стол.
– Зачем же тогда вы принесли его мне? Он внимательно посмотрел на нее.
– Просто в этом заведении не нашлось ничего другого. Это вино ничем не отличается от всех остальных, разве что букет у него лучше, чем у многих, однако оно не обладает волшебным свойством воспламенять любовные чувства. Эти рассказы, - небрежно продолжал Паэн, - обязаны своим появлением песням арфистов, а также богатой и изобильной жизни на юге. Провансальцы умеют ухаживать за своими женщинами с поэтическим изяществом и утонченностью, и так было всегда, независимо от того, пьют ли они это вино или воды Раиса.
Жар от огня неожиданно обрел силу, распространившись по всей спальне и покрывая лицо Джоанны ярким малиновым румянцем. Она поднесла чашу к губам и отпила большой глоток. Паэн отломил ломоть от золотистого каравая и протянул его Джоанне.
– Южные вина, - сказал он, - лучше пить закусывая.
Она возразила.
– Вы же не провансалец.
– Я бретонец, как уже говорил вам. Но мне приходилось жить и на юге.
Его взгляд, прикованный к ее лицу, пронзил ее с неожиданной силой. Согретая теплом очага, разгоряченная вином, Джоанна совсем забыла, что человек, сидевший по другую сторону стола, был хищником среди себе подобных и ни за что не поддастся на ее глупые попытки вытянуть из него все его секреты.