В след за луной

Кук Линда

– А где-нибудь в другом месте?
– Голос Паэна был тихим, но настойчивым, не давая горьким воспоминаниям отвлечь ее от главной цели. Подумайте еще раз. Но только не о менестрелях с их арфами, а о тех нескольких месяцах, что вы провели в Рошмарене, и о ваших домочадцах. Вам когда-либо приходилось встречаться с ним раньше?

Она непременно запомнила бы эти большие, оттопыренные губы, так резко выделявшиеся на худом лице юноши.

– Нет, никогда.

Паэн прикрыл лицо арфиста тканью.

– Нам пора уходить, - произнес

он.

Когда они покинули озаренное сиянием свечей святилище и снова вышли в ночь, тьма уже сгустилась. Джоанна оступилась на последней ступеньке, и тут же сильная рука Паэна удержала ее от падения.

– Сядьте, - предложил он ей.
– Сядьте здесь и положите голову на колени.

– Я не собираюсь падать в обморок, - возразила она.

– Разумеется.
– Паэн коротко свистнул, подражая щебету птицы, и когда Джоанна подняла голову, Матье уже стоял рядом, держа за поводья Арсуфа. Паэн подсадил ее в седло и занял место позади нее. Матье на миг покинул их, после чего снова появился, озаренный мягким светом, лившимся из двери часовни.

– Моя лошадь...

– Матье приведет ее, - ответил Паэн.

***

Они не спеша продвигались к своей брошенной стоянке, и Джоанне удалось даже вздремнуть в объятиях Паэна, однако она очнулась сразу же, как только ее начали мучить кошмары, и всю остальную часть пути бодрствовала, любуясь темным, усыпанным звездами небом у них над головой. Их кони, похоже, без труда находили дорогу в темноте, и Джоанна уже не сомневалась, что они очень скоро окажутся рядом с лагерем, где Матье всего несколько часов назад разжег для нее костер.

Когда они достигли цели, костер уже догорал, и Паэн, вручив ей сверток с одеялом, чтобы ей было на чем сидеть, вместе с Матье занялся сбором сухого валежника, чтобы заново разжечь огонь.

– По-моему, это было пустой тратой времени, - буркнул Матье.

– Да, пожалуй, - отозвался Паэн.

– Нет.
– Джоанна расстелила одеяло и села на него.
– Это было необходимо. Если бы я узнала арфиста, это могло бы положить конец всем моим тревогам. Паэн оказался прав: я должна была его увидеть.

Матье покачал головой.

– Я-то сразу узнал этого юного негодника. Вчера вечером я видел его на постоялом дворе в общем зале, пьяного в доску. Он цеплялся за юбки служанок и пел таким голосом, от которого скисло бы даже самое свежее молоко. Жаль, что я не обратил внимания на слова песни, потому что в ней шла речь о какой-то знатной даме из Динана.

Паэн повернулся к нему:

– Ты думаешь, он имел в виду Джоанну? Матье пожал плечами:

– Он пел о даме, которая... Джоанна насторожилась.

– Что?

– ..которая слишком легко расточала знаки внимания другим мужчинам, смущенно пробормотал Матье.

Они замолчали, прислушиваясь к потрескиванию пламени костра.

– Наверное, это какая-то старая песня, - промолвил Паэн.

– Да, - согласился Матье.
– Очень старая песня. Снова воцарилось молчание, которое нарушила Джоанна:

– Вы полагаете, меня хотели убить за измену? Паэн даже не шевельнулся.

– А что, по-вашему, такое возможно?
– спросил он наконец.

– Вы можете думать что угодно, - заявила Джоанна, - но прелюбодеяние не входит в число моих грехов.

– А ваш покойный муж, мадам? Он никогда не сомневался в вашей верности?

– Нет, - ответила Джоанна. Когда он вообще о ней вспоминал. Она посмотрела Паэну прямо в глаза:

– Вы же сами сказали мне всего несколько дней назад, что арфист обвинял меня в покушении на жизнь мужа. Намекнул ли Меркадье хоть словом о прелюбодеянии, когда нанимал вас?

Паэн потупил взор.

– Нет, - признался он.
– Меркадье ничего не говорил мне о вашей добродетели. Матье откашлялся.

– По-видимому, тот арфист и в самом деле пел какую-то очень старинную балладу, - произнес он.
– Не о вас.

Джоанна пожала плечами и поплотнее завернулась в плащ. Она снова почувствовала на себе пристальный взгляд Паэна, и воспоминания о крепком южном вине и теплом полумраке спальни, в которой она провела предыдущую ночь, снова вернулись к ней, и ее щеки вспыхнули густым румянцем. Что могло бы произойти между ними, если бы Паэн и впрямь считал ее неверной женой? Быть может, тогда он закрыл бы на засов дверь спальни, отгородив их от всего мира, и вернулся к ее очагу и ее ложу, чтобы остаться с ней до рассвета? Разве отказался бы он провести с ней всю долгую осеннюю ночь, если бы относился к ней как к обычной распутнице?

Словно в ответ на ее мысли рука Паэна коснулась ее плеча.

– Ложитесь рядом со мной-, - предложил он. Одеяло уже было разложено поверх смятой сухой травы, и плотная жесткая шерсть была открыта жару, идущему от костра.

– Я хочу уберечь вас от простуды, - добавил Паэн, - и ничего больше.

Если бы в его взгляде присутствовала хоть капля жалости к ней, Джоанна ответила бы ему со всей резкостью, на какую только была способна. Однако в его глазах, помимо скрытого тепла, было и нечто большее - забота о ней, далеко выходившая за рамки долга, невольное уважение, которое убеждало ее лучше любых слов в том, что он не сомневался в ее порядочности.

Паэн оттащил от огня седельные сумки, чтобы на них не попали случайные искры, разлетавшиеся в темноте, и, опустившись на одеяло рядом с Джоанной, прикрыл им ее плечи. Его тело, прижавшееся к ней, казалось таким большим и теплым, что она уже не чувствовала пронизывающего ветра, дувшего со стороны далекого моря и проносившегося мимо их уединенного лагеря. Он не сделал попытки придвинуть ее к себе, однако одна его рука обнимала ее за талию, а подбородок покоился у нее на макушке.

Матье поднялся с места и потянулся. Джоанна увидела, как его сапоги исчезли в тени за низкими языками пламени.