В случае беды
Шрифт:
— Не беспокойся. Это пустяки. Билеты на поезд уже купил?
— Лежат в кармане со вчерашнего дня.
— Смотри не потеряй. Знаешь, я ведь впервые в жизни поеду в спальном вагоне.
Она показалась мне озабоченной, слегка поблекшей, словно я видел ее через вуаль, и в прихожей поинтересовался у Жанины:
— Это не из-за вчерашнего?
— Нет… Тсс!
Жанина вышла со мной на площадку.
— Лучше я вам сразу скажу, чем она встревожена. Ей кажется, что она забеременела, и она не знает, как вы к этому отнесетесь.
Я замер, вцепившись рукой в перила и широко раскрыв глаза. Я не разобрался в причинах своего волнения и сейчас еще не в состоянии этого сделать; знаю только, что это было одним из самых неожиданных и глубоких потрясений за всю мою жизнь.
Потребовалась добрая минута, чтобы я пришел в себя и, отпихнув Жанину, взлетел на полмарша вверх. Я ворвался в спальню с криком:
— Иветта!
Не знаю, какой у меня был голос и что за выражение на лице. Она села на постели.
— Это правда?
— Что?
— То, что мне сообщила Жанина.
— Она тебе сказала?
Не могу взять в толк, почему Иветта с первого же взгляда не поняла, что взволнован я от счастья.
— Ты рассердился?
— Да нет же, малыш! Напротив! А я-то вчера вечером…
— Вот именно!
Значит, все объяснялось той же причиной, по которой Жанина в воскресенье вечером посоветовала мне не слишком утомлять Иветту!
У нас с Вивианой вопрос о детях никогда не вставал. Ей ни разу не случалось затрагивать эту тему, из чего, равно как из вечно принимаемых ею предосторожностей, я заключил, что она не желает детей. К тому же я никогда не видел, чтобы на улице, на пляже или у знакомых она удостоила ребенка взглядом. Дети для нее чужой, вульгарный, почти неприличный мир.
Мне памятен тон, каким она отозвалась на известие о том, что жена одного из моих коллег четвертый раз в положении:
— Иные женщины рождены быть крольчихами. Некоторым это даже нравится.
Похоже, материнство внушает ей отвращение; может быть, она рассматривает его как нечто унизительное?
А вот Иветта, оробев и стыдясь, оставалась в постели совсем по другой причине.
— Знаешь, если ты хочешь, чтобы я его не оставляла…
— У тебя это уже бывало до меня?
— Пять раз. Я не решалась тебе сказать. Все думала, как мне быть. Я и без того так осложнила тебе жизнь…
Глаза у меня заволокло, но я не обнял Иветту — побоялся выглядеть слишком театрально. Я ограничился тем, что пожал ей руку и впервые за весь вечер поцеловал ее. У Жанины хватило такта оставить нас одних.
— Ты уверена?
— Полной уверенности так скоро не бывает, но это тянется уже дней десять.
Она заметила, что я бледнею, и, сообразив почему, поспешила добавить:
— Я считала дни. Если я действительно беременна, то Лишь от тебя.
У меня перехватило дыхание.
— Вот будет забавно, правда? Знаешь, это ведь не помешает нам съездить в Швейцарию. А не встаю я потому, что Жанина не дает. Она уверяет, что, если я хочу сохранить ребенка, мне нужно несколько дней отдохнуть.
Чудо, а не девчонка! Обе — чудо!
— Ты вправду доволен?
Еще бы! Я еще не поразмыслил о случившемся. Иветта права, говоря, что оно чревато осложнениями. Тем не менее я так доволен, взволнован, тронут, как, насколько помню, еще никогда не был.
— Если ничего не изменится, дня через два-три покажусь врачу — пусть сделает тестирование.
— Почему не сегодня же?
— Ты этого хочешь? Тебе что, не терпится?
— Да.
— Ну, тогда я пошлю анализы в лабораторию завтра утром. Жанина отнесет.
Позови ее.
Жанине она объявила:
— Ты знаешь, он хочет, чтобы я оставила ребенка.
— Знаю.
— Что он сказал, когда ты с ним говорила?
— Ничего. Сперва оцепенел, и я уже испугалась, что он грохнется с лестницы, а потом он ринулся сюда, чуть не свалив меня по дороге.
Жанина еще потешается надо мной!
— Он настаивает, чтобы ты завтра же утром отнесла анализы в лабораторию.
— Значит, мне надо пойти и купить стерилизованную бутылку.
Меня ждут в моем кабинете. Звонит Борденав, запрашивая инструкции. Трубку берет Жанина.
— Что ей сказать?
— Что буду через несколько минут.
Уйду-ка я лучше: здесь мне сейчас делать нечего.
Четверг, 15 декабря.
«Анализы отправлены. Обед в посольстве».
Имеется в виду мой южноамериканский посол, устроивший обед для узкого круга, но исключительно изысканный — праздновали наш успех. Благодаря Мориа оружие беспрепятственно плывет в какой-то там порт, где его лихорадочно ждут: переворот намечен на январь.
Помимо гонорара я получил золотой портсигар.
Пятница, 16 декабря.
«Ожидание. Вивиана».
Результаты тестирования будут только завтра. Вивиана тоже проявляет нетерпение.
— Ты зарезервировал нам номер в отеле?
— Еще нет.
— Бернары едут в Монте-Карло.
— А!
— Ты меня слушаешь?
— Ты сказала, что Бернары едут в Монте-Карло, а так как меня это не интересует, я и отозвался: «А!»
— Тебя не интересует Монте-Карло?
Я пожимаю плечами.
— Я лично предпочитаю Канн.
— Мне все равно.
Через несколько дней все переменится, а пока что вид у меня при Вивиане почти серафический. Моя улыбка сбивает ее с толку, она не знает что подумать и внезапно раздражается:
— Когда ты рассчитываешь предпринять необходимые шаги?
— Необходимые для чего?
— Для Канна.
— Время еще есть.
— Нет, если мы хотим получить хороший номер в «Карлтоне».
— Почему в «Карлтоне»?
— Мы всегда там останавливались.
Чтобы отделаться от нее, я роняю:
— Вот ты и позвони.