В случае беды
Шрифт:
— Почему бы вам не пойти на ваш обед?
— Исключено.
— Это бы вас отвлекло. Здесь вы совсем изведетесь.
Около десяти звонит моя жена.
— Все в гостиной. Я на минутку выскочила. Сказал бы ты лучше мне правду.
— Правды-то я и не знаю.
— Она заболела?
— Нет.
— Уличное происшествие?
— Неизвестно.
— Ты хочешь сказать, что она исчезла?
Молчание. Потом Вивиана, еле шевеля губами, роняет:
— Надеюсь, ничего серьезного.
Одиннадцать часов. Жанина безуспешно пыталась покормить
— Она никогда не называла его адреса?
— Мазетти? Нет. Знаю только, что это в районе набережной Жавель.
— Названия гостиницы тоже не знаете?
— Нет.
У меня появляется желание отправиться на розыски гостиницы, где живет Мазетти, но я сознаю неосуществимость своей затеи. Мне знаком этот квартал, и начни я ходить от меблирашки к меблирашке да задавать вопросы, на них даже не ответят.
В десять минут первого снова звонит Вивиана, и я сержусь на нее за то, что своими звонками она каждый раз вселяет в меня напрасную надежду.
— Ничего?
— Ничего.
— Гости уехали.
Я вешаю трубку и внезапно хватаю пальто и шляпу.
— Куда вы?
— Убедиться, что с ней ничего не случилось.
Мой личный визит в полицию-это не то, что звонок туда. Пересекаю паперть Нотр-Дам, обхожу собор сзади и проникаю во двор префектуры полиции, где освещено всего несколько окон. Пустынные коридоры, где разносятся мои шаги, хорошо мне знакомы. Два человека, с которыми я разминулся, оборачиваются мне вслед, распахиваю двери дежурной части, и чей-то голос весело бросает:
— Глядите-ка! К нам пожаловал мэтр Гобийо. Значит, где-то совершается преступление.
Это инспектор Гризе, мой давний знакомец. Он пожимает мне руку. Гризе и с ним еще двое дежурят в просторном помещении с телефонным коммутатором на много сотен гнезд и планом Парижа во всю стену, на котором то и дело загорается лампочка.
Тогда один из троих втыкает штекер в гнездо.
— Квартал Сен-Виктор?.. Ты, Коломбани?.. Машина к вам выслана…
Что-нибудь серьезное?.. Нет? Драка?.. Ладно.
Все сведения о происшествиях в Париже поступают сюда, к трем мужчинам с трубкой или сигаретой во рту, один из которых варит кофе на спиртовке.
Это напоминает мне, что как-то утром, уже давно, когда я одевался, усталый до головокружения, Иветта говорила со мной о покупке спиртовки.
— Выпьете чашечку, мэтр?
Хоть я здесь и не впервые, полицейским любопытно: что меня привело?
— Позволите воспользоваться вашим телефоном?
— Звоните вот по этому. Он прямой.
Я набираю номер Орлеанской набережной.
— Это я. Ничего?
Само собой, ничего. Я подхожу к Гризе, у которого на коротких усиках темнеет кружок от бесчисленных сигарет.
— Вам не сообщали о каком-нибудь происшествии с девушкой?
— С начала моего дежурства — нет.
Он перелистывает тетрадь в черной обложке.
— Зовут?
— Иветта Моде.
— Нет. Есть тут некая Берта Костерман, заболевшая прямо на улице и госпитализированная, но она бельгийка, и ей тридцать девять.
Гризе не задает вопросов. Я слежу за маленькими лампочками, вспыхивающими на плане Парижа, особенно в XV округе, где расположен квартал Жавель. Мне приходит мысль позвонить на «Ситроен», но заводоуправление закрыто, а в цехах никаких справок не дадут. Но даже если мне ответят, что Мазетти на рабочем месте, успокоит ли это меня окончательно? Что это будет означать?
— Алло! Гранд-Карьер?.. Что там у вас?.. Как?.. Да… Высылаю «скорую». Гризе поворачивается ко мне. — Не женщина. Пырнули одного северо-африканца.
Множественные ранения.
Сидя на столе, свесив ноги и сдвинув шляпу на затылок, я выпиваю протянутый мне кофе, потом, снедаемый тревогой, принимаюсь расхаживать.
— Что она за девушка? — осведомляется Гризе не из любопытства, а в надежде мне помочь.
Что ответить? Как описать Иветту?
— Двадцать лет, но выглядит моложе. Маленькая, тоненькая, в норковой шубе, прическа — конский хвост.
Я снова звоню.
— Это опять я.
— По-прежнему ничего.
— Еду.
Я не хочу выставлять напоказ свое нетерпение. К тому же лучше ждать на Орлеанской набережной, чем здесь, где каждые пять минут вспыхивают лампочки.
Полицейские слышали мой разговор с Жаниной. Гризе обещает:
— Если будет что новое, свяжусь с вами. Вы дома?
— Нет.
Я даю ему адрес и телефон на Орлеанской набережной.
Стоит ли описывать остаток ночи со всеми подробностями? Отперла мне Жанина. Ни она, ни я не ложились, не раздевались, а просидели до утра в креслах в гостиной, не сводя глаз с телефона и подскакивая всякий раз, когда под окнами проезжало такси.
Как мы с Иветтой расстались в полдень? Я пытался это вспомнить, но не сумел. Мне хочется представить себе ее последний взгляд, как будто это подскажет хоть какую-то разгадку.
Наконец занялся день. До этого Жанина дважды погружалась в дрему, я, кажется, тоже, хоть и не сознавая, что сплю. В восемь утра, заметив за окном велосипедиста с кипой газет под мышкой, подумал, что надо купить какую-нибудь. Вдруг там что-то сообщается об Иветте?
Жанина просматривала заголовки через мое плечо.
— Ничего.
Позвонила Борденав:
— Вы не забыли, что в десять у вас встреча с министром общественных работ?
— Не поеду.
— А на остальные встречи?
— Отговоритесь как-нибудь.
По странной иронии судьбы на нужный звонок к аппарату подошел не я, а Жанина.
— Минутку… Да, он здесь. Передаю трубку.
Я вопросительно посмотрел на нее и понял, что она предпочитает ничего мне не говорить. Едва я взялся за телефон, как услышал за спиной рыдания.
— Гобийо слушает.