В смысле, Белоснежка?!
Шрифт:
– Враг повержен! Враг убит! – радостно крикнул он, и толпа взревела от восторга.
– А сейчас я приглашаю всех во дворец, – крикнула Белоснежка, едва гул улёгся. – И знатных и простых, и бедных, и богатых. И мужчин и женщин. И стариков и детей.
И воздух сотряс новый вопль восторга.
– Да здравствует принцесса!
– Да здравствует принц!
– Арестуйте её и уведите в темничную башню, – тихо шепнула Белоснежка Медведю, пока никто не слышал.
Тот коротко поклонился, подхватил совершенно обессилившую Руби на плечо и унёс прочь,
***
В замке горели окна и далеко разливалась весёлая музыка бала. Городские собаки поддерживали её воем. На сеновале королевских конюшен валялись двое и смотрели в потолок.
– Как ты это сделал? – спросил один, отхлебнув из кувшина вина, и передал сосуд второму.
– Хэппи энд. Сказка завершилась, и Майю тотчас выбросило в родной мир.
– А.
Они помолчали.
– Ну и гад же ты, – заметил первый устало, снова прерывая тишину.
Второй промолчал.
Где-то под кипами сена шебуршались мыши, выискивая зёрна.
– Эрт, просто отпусти её. Дай ей возможность стать счастливой. Без тебя.
– Без меня, – скривил губы Бертран и забрал вино обратно. – Да что ты вообще знаешь о счастье, Румпель! И о любви.
Волк поморщился:
– Давай без пафоса, а? Девица не дала тебе тотчас, как ты её захотел, и не растаяла сразу от твоих нежных взглядов, и ты решил, что это и есть любовь всей твоей жизни? Не смеши.
Они вновь замолчали. Где-то наверху дождь шелестел о черепицу. Весна шла полным ходом. На клумбах королевского сада нарциссы уже выбрасывали в небо нежно-зелёные цветоносы.
– Как ты смог уговорить Белоснежку участвовать в спектакле доброты и милосердия?
Кот хмыкнул:
– А у неё был выбор? Всегда говорил, что Снежка не дура. Когда я вытащил из этого идиотского хрустального гроба, она сразу припомнила, кто именно дал ей яблоко. Сложила два и два, и всё поняла. Конечно, хотела растерзать Руби, но я поставил ультиматум. Скажи, почему ты ставил сначала на Майю, а потом переменил решение?
– Майя была взрослой, умной. Могла бы стать неплохой послушной королевой. Но тогда, на балу, я понял, что если она брыкается уже сейчас, когда она – никто, у неё нет союзников и...
– Ясно. И ты решил вернуться к Белоснежке. Проклятый делатель королей. Что теперь будет с Чернавкой? – мрачно поинтересовался Бертран.
– Хочешь сказать, тебе её жалко? Эрт, она – убийца.
– Ты тоже. И я.
– Ты убивал на дуэли. Вооружённого противника. Или он тебя, или ты – его. Это другое.
– Ха. Ну конечно. Ты обучил меня так владеть шпагой, что ни один вооружённый противник не имел ни малейшего шанса меня победить. Вполне себе убийство. А вот Анри мог. И противником был пострашнее, чем те, кто выходил против меня. Так что и у Чернавки было то самое «или он тебя, или ты его». Я ведь правильно понимаю, что дядя не знал о племяннице?
Румпель приподнялся на локте и с любопытством всмотрелся в лицо сына.
– Ты жалеешь её? Потому что она девушка?
– Потому что дура.
– Она знала, что Майя погибнет.
Бертран нахмурился.
– Майя бы её пощадила.
– Сопляк, – проворчал Румпель, откинулся спиной на сено, забрал вино и отхлебнул. – Отправлю Руди гномам. Авось они её научат доброте. Дам испытательный срок. Год, например. Не получится – закину в Первомир.
– Ты вообще-то мёртв, – заметил Бертран.
– Когда и кому это мешало?
– Действительно.
И снова молчание. Дождь. Мыши.
– А если она проберётся в Башню и вытащит «тётю Илиану»? Если королева всё-таки выйдет в Эртали?
– Не выйдет, – устало отозвался Волк. – Я выстрелил в зеркало из арбалета и разбил его. Теперь это невозможно.
Кот хмыкнул:
– А почему сразу так не поступил?
Герцог не счёл необходимым отвечать. Снова хлебнул вина, не оборачиваясь и продолжая наблюдать за тем, как сонный паук сонно прядёт паутину, чтобы ловить сонную муху. Румпельштильцхен обладал даром видеть в темноте, как настоящий волк.
Бертран обернулся и уставился на него:
– Что? Неужто правда? Серьёзно? Ты – ты! – любил её?! Ну даешь!
Герцог скривил губы. Встал. Отряхнул от соломинок штаны и камзол.
– Возвращайся к невесте. И к гостям. И запомни: любовь – это просто брожение крови. Ничего более. Она вообще не играет никакой роли. Если, конечно, ты не используешь её в своей манипуляции. Я заберу Чернавку и уеду на заре. И меня долго не будет в Эрталии. Так что выключай сердце и включай мозги. В конце концов, тебе давно пора повзрослеть.
Бертран сел, хмыкнув.
– Вот сейчас ты прям точь-в-точь батя. Аж скулы сводит.
– Будь хорошим королём, Эрт. У тебя получится.
И Румпель, не прощаясь, вышел из сарая. Бертран допил вино, отбросил кувшин и поднялся.
– Получится, конечно, – прошептал, усмехнувшись.
А затем достал из кармана кольцо-невидимку и с любопытством на него посмотрел. Простенькое, похожее на скрученную медную проволоку. Выбросишь – и не пожалеешь. Потеряешь – и не заметишь. Странно, что Руби не воспользовалась им, когда в то злосчастное для себя утро вышла из леса и увидела Волка. Впрочем, можно ли так просто скрыться от Румпеля?
Бертран зажмурился, улыбаясь.
– Кот в сапогах, говоришь?
Глава 22. Больше всего на свете
Анечка возилась в песочнице, строя свой прекрасный замок. Солнышко уже просушило лужи и, в целом, май стоял изумительно тёплый. Всё вокруг нежно зеленело, кое-что уже во всю цвело. От ароматов черёмухи даже голуби сходили с ума, что уж говорить о всегда склонных к сумасшествию людях?
Я работала за ноутом на скамейке-качалке и поглядывая за дочкой одним глазом. Работы было так много, что времени на прогулку не хватало, и оставалось лишь радоваться, что стояла прекрасная погода и было тепло, и можно совмещать приятное с полезным.