В созвездии трапеции (сборник)
Шрифт:
Склонившись над схемой, Илья придирчиво сверяет свои расчеты с поправками Энглина. А Лева, стоя за его спиной, неторопливо продолжает:
— Сам-то я, откровенно говоря, и не обнаружил бы, пожалуй, этих ошибок. Да вот спасибо Аркатову — это он указал мне на них…
— Какой Аркатов? — порывисто оборачивается к Энглину Илья.
— Академик Аркатов, какой же еще.
— Ты решился, значит, обратиться к нему лично?..
— А почему же не решиться? — простодушно пожимает плечами Энглин. — Вернее — как было не решиться, если почтенного академика Аркатова встретил я в нашем институте в обществе твоего отца? Мало того — Андрей Петрович лично демонстрировал Аркатову твою антигравитационную установку.
Все в самом дело было так, как сообщил Илье Лева Энглин. Неведомо, каким образом, но Аркатову стало известно, что Илья Нестеров собирается повторить свой эксперимент на цирковой арене. Новость эта, однако, не очень удивила его. Во всяком случае, после разговора с Андреем Петровичем, которому академик тотчас же позвонил, уточняя дошедшие до него слухи, он сказал своему секретарю:
— А знаете, на месте Нестерова-младшего я, пожалуй, поступил бы точно так же.
В тот же день он без всякого предупреждения заехал в научно-исследовательский институт и попросил Андрея Петровича продемонстрировать ему эксперимент Ильи.
— А этот эффект частичной потери веса достаточно ли устойчив? — озабоченно спросил он Нестерова.
— Полагаю, что достаточно.
— А зона его действия? Каковы ее границы?
— Строго ограниченные.
— Вы понимаете, почему я задаю вам эти вопросы?
— Да, Виталий Николаевич. Вы боитесь…
— Я ничего не боюсь, дорогой мой Андрей Петрович! — перебил его Аркатов. — Я не из тех ученых мужей, которые… Ну, да вы меня понимаете. Так что пусть Илья Андреевич продолжает свою работу в цирке, раз уж начал. Конечно, цирк не совсем подходящее для этого место, но ведь мы вообще не предоставляем ему никакой возможности для повторения его эксперимента в необходимом масштабе. И вы думаете, ему удастся это?
— Думаю, что удастся, но не это сейчас самое главное. Главное — это изучение достигнутого им эффекта, теоретическое обоснование его, а разве цирк подходящее место для этого?
— Я уже сказал вам, что не совсем, — рассмеялся Аркатов. — Но вы его не расхолаживайте. Пусть завершает установку. Это и нам сможет потом пригодиться. В таком масштабе, как в цирке, его эксперимент у вас в институте ведь не поставишь. Каков размер цирковой арены, знаете? Ай-яй-яй! А еще в семье цирковых артистов живете! Любой мальчишка это знает. Тринадцать метров диаметр их манежа, дорогой мой доктор физико-математических наук! Такой же он и в цирках всего мира. Это у них, если хотите, своя «мировая постоянная», подобно таким нашим константам, как «постоянная Планка» или скорость света.
— Но ведь для изучения эффекта антигравитации совсем не обязательны такие масштабы, все еще упрямился Андрей Петрович.
— Как знать, как знать, — задумчиво покачал головой академик. — Нужно ведь думать не только о теоретическом обосновании этого эффекта, но и о практическом применении его. И притом не только в цирке. Я уже имел разговор с вице-президентом. Думаю, что не сегодня-завтра вы получите официальное распоряжение заняться изучением эксперимента вашего сына со всею серьезностью, какой он бесспорно заслуживает. Но, повторяю, в цирке пусть все идет своим чередом. Помогите им даже, чем сможете.
Сообщение Левы Энглина побуждает Илью к энергичной деятельности. Еще раз пробежав глазами его расчеты, он с лихорадочной поспешностью начинает набрасывать эскизы каких-то новых деталей своего аппарата.
— А я на вашем месте не стал бы так торопиться, — кладет ему руку на плечо инженер Миронов. — Если не возражаете, займемся завтра вместе.
Илья крепко жмет ему руку.
Затаив дыхание, все напряженно смотрят на измерительные приборы, установленные в центре манежа. Их стрелки все еще неподвижны.
Илья Нестеров приглушенным голосом командует:
— Переключите реостат еще на два деления, Виктор Захарович!.. Еще на одно!
А стрелки по-прежнему недвижны, будто припаяны к нулевым делениям шкал.
— Вы все уже выжали? — спрашивает Илья у Миронова, вытирая мокрый лоб.
— Остались последние два деления, Илья Андреевич.
— Включайте тогда до отказа!
И тут на одном из приборов стрелка вздрагивает вдруг. Вздрагивает, но дальше не идет…
— Ну, что ты скажешь, Лева? — порывисто оборачивается Илья к Энглину. — Видел ты, как она дрогнула?
— Да, видел, — взволнованно отзывается Энглин. — И уже почти не сомневаюсь в успехе. Нужно только снова все пересчитать. В чем-то, наверное, есть еще неточность. Догадываюсь даже, в чем. Выключайте установку, Виктор Захарович.
И они снова все пересчитывают и выверяют, но никаких ошибок уже не находят.
— Может быть, отложим до завтра? — спрашивает Миронов, взглянув на часы.
— Все, конечно, чертовски устали, но я все-таки останусь и поработаю еще немного, — упрямо говорит Илья. — Тебе, Лева, тоже пора отдохнуть.
Миронов вопросительно смотрит на Энглина. А Лева, сделав вид, что не расслышал слов Ильи, снимает пиджак и засучивает рукава рубашки.
— Давайте-ка попробуем включить полную мощность сразу, — обращается он к Миронову.
— Ну вот что тогда, — останавливает его Виктор Захарович. — Устроим пятнадцатиминутный перерыв и поужинаем. У меня, кстати, есть для этого кое-что. Сейчас схожу к себе в бюро и принесу…
— Зачем же ходить? — весело восклицает неизвестно откуда появившийся Михаил Богданович. В руках у него чемоданчик. Он кладет его на барьер манежа и торжественно открывает крышку. — Вот, пожалуйста, угощайтесь! На всех хватит.
— Ты у нас, дед, просто маг и волшебник! — потирает руки Илья. — Перекусить действительно давно уже не мешает.
А спустя несколько минут все снова занимают свои места у пультов управления и измерительных приборов, ожидая команды Нестерова.
— Включайте, Виктор Захарович! — распоряжается Илья.
И опять робко вздрагивает стрелка гравиметра. Двинувшись чуть-чуть вверх по дуге шкалы, она снова беспомощно опадает к нулевому делению.
Раздосадованный Илья собирается уже подать команду, чтобы выключили установку, но тут находившийся все это время на манеже Михаил Богданович разбегается вдруг и, высоко подпрыгнув, легко делает двойное сальто-мортале.