В споре со временем
Шрифт:
"Как это ты сумела за эти месяцы так похудеть, помолодеть, похорошеть?" - спрашивал меня Саня.
А я и в самом деле ещё летом рассталась с пучком на голове, укоротила и завила волосы - сейчас они были мне до плеч. Похудела, потому что давно лишилась аппетита из-за переживаний. Приехала в абрикосовой крепдешиновой блузке, сшитой по типу той, которая ему когда-то так нравилась. Но главное было не в этом. Если я действительно похорошела, то это от горевшего во мне внутреннего огня.
Дом, комната с фикусами, сама хозяйка его описаны подробно
21 октября было воскресенье. К тому же это и именины покойной Саниной мамы. В этот день, который мы назвали днём нашего воссоединения и несколько лет ощущали, как большой наш общий праздник, мы с Саней не разлучались. Говорили без умолку, понимая друг друга с полуслова. Много фотографировались.
Саня считал своим долгом ещё и ещё предостеречь меня, на что я иду. Ведь он серьёзно и безнадежно болен, обречён на недолгую жизнь. Ну год, ну два... Но я была непоколебима: "Ты мне нужен всякий - и живой, и умирающий..." Значит, и я нужна ему сейчас, особенно нужна, чтобы как-то скрасить последние годы его жизни, облегчить возможные страдания, а быть может, помочь побороть смерть?..
Когда Саня уходил в школу, я немножко хозяйничала, а больше читала кое-что из им написанного, написанного очень сжато, мелким почерком, на небольших листах (14X20 или 13X18 см). Узкие поля часто тоже были исписаны вставками. Но прочесть в первый свой приезд я успела мало, потому что, когда были вместе, мы или разговаривали или занимались каким-нибудь общим делом.
Говорили мы о наших теперь уже общих планах... Я готова была на всё. Я и тогда сознавала, что причиняю большое горе хорошим людям. Но лишь теперь, оглядываясь назад, понимаю, как оно было велико!
Существовало ли тогда что-нибудь, что бы могло меня остановить?.. Вероятно, нет.
Даже если бы донёсся голос из будущего: "Ну так как мы будем разводиться: мирно или через суд?.."
Могла ли бы я поверить, что когда-нибудь это может случиться?.. А если бы и поверила - нет, не остановилась бы!
"Я умоляю тебя, девочка моя, будь тверда до конца и без единого компромисса! Заставь меня тем самым поверить в твой новый характер!" Саня уже дорожил тем, что приобрел, уже боялся потерять меня.
Я старалась успокоить свою совесть тем, что я нужнее там, перед кем я виновней. Кого я люблю больше всех и всего на свете. Дать ему счастье, возродить в нём сильное желание жить - было тогда целью моей, моим единственным стремлением! То и это - несравнимо!..
Когда человек одержим чем-нибудь, он не останавливается перед препятствиями; сокрушая их, становится жестоким. Тогда я, вероятно, была жестокой. Многие порицали меня.
После ноябрьских праздников мы с В. С. окончательно разделили незатейливое наше добро и перевезли
* * *
В первый раз Александр приехал в Рязань перед Новым годом, 30 декабря 56 года. 31-го, не смущаясь лютым морозом, мы бродили с ним по городу. Но нашей целью была не только прогулка к Рязанскому Кремлю, Собору, набережной реки Трубеж, мы ещё собирались в этот день заново оформить свой брак, для чего и зашли в Рязанский городской загс. Однако желание наше удовлетворено не было: препятствие состояло в том, что у Сани в паспорте не было отметки о разводе... со мной (!) же.
Так, ещё не законными, но счастливыми супругами встретили мы втроём, ещё с мамой, Новый год. Через несколько дней мы съездили вместе с Саней в Москву, побывали у некоторых его и моих друзей. Зашли и в Московский городской суд, где в архиве нашлась предназначенная для него справка о разводе.
Зимой произошло и одно трагическое событие: нелепая неожиданная смерть Матрёны Васильевны. Саня переселился к её золовке. Дом был лучше, чище; комната отдельная, и всё-таки он чувствовал себя там уже совсем не так, как у своей Матрёны.
Наконец, прощай, Торфопродукт! Прощай, Мильцево! Прощай, изуродованная хата Матрёны!
Неделю мы жили в Москве, в семье моего дяди В. К. Туркина.
В эти дни мы добывали билеты на теплоход, чтобы совершить маленькое водное путешествие по Волге и Оке, сделали кое-какие закупки. Самой важной среди них была покупка в ГУМе пишущей машинки "Москва-4". В самом деле, теперь пришло время подумать о перепечатке на машинке готовых произведений. Надо учиться печатать самому! А я немного уже умею со времени Московского университета...
В Рязани летом 1957 года началось "тихое житьё", как назвал мой муж тот отрезок нашей с ним жизни...
ГЛАВА VII
"Тихое житьё"
Началось наше "тихое житьё" бурными хлопотами. Получение багажа, установка и перестановка мебели, перемонтаж электропроводки, разборка ящиков из-под багажа на стройматериалы, всевозможный мелкий домашний ремонт... И всё это собственноручно.
Наконец, устройство завершено.
Наша с мужем 9-метровая квадратная комнатка вмещала два кабинета, библиотеку и спальню.
Друг против друга - два письменных стола: мужа - большой, строгий, с множеством ящиков; мой - маленький, старинный, на тонких резных ножках. Стены были обшиты книжными полками. Возле кровати - маленький круглый тоже старинный столик. На него мы клали книжки, которые читали перед сном.
Напротив наших окон, как и повсюду вокруг, стали подыматься высокие здания, зажглись электрические фонари, засветились многочисленные окна новых домов. Город наступал...
А в своей комнатке и дворике мы как-то этого ничего не чувствовали. В саду было тихо и пусто: дети в соседних квартирах тогда ещё не появились, в доме напротив ещё не разместился шумный склад продуктов, а по соседству во дворе Радиоинститута мотоциклов ещё не испытывали.