В старой Африке
Шрифт:
Гай закрыл глаза. Прошло время. Когда снова поднял веки— пауков не было. Где они сейчас? Сердце захлебывалось густой горячей кровью. Э-э-э, все равно… Он сел на кровати, взглянул на светящийся циферблат — без четверти два. Влажными пальцами нашарил спичечный коробок, чиркнул и почувствовал, как капля пота с носа падает прямо на спичку. Снова чиркнул, задыхаясь от усилия, — теперь две капли падают ему на пальцы. Наконец слабый огонек осветил пустую комнату. Пауков не видно.
Гай зажег лампу, потом потушил. Бесполезно… Что делать? Куда пойти? К кому?
И вдруг мысль:
Гай наскоро натянул брюки и в мягких туфлях вышел под крытую галерею, тянувшуюся вокруг квадратного двора.
В окне больницы света не было. Бонелли спал…
В отчаянии Гай опустился на ящики, аккуратно сложенные вдоль стены. Подобрал босые ноги. Опустил голову на колени… «Зачем я побежал к Бонелли? Сообщить, что мне очень жарко? Стыдно! Стыдно!» — думал Гай, но стыда не было, была только противная слабость и тоска. Он задремал.
Гай не услышал решительно ничего: ни шороха, ни даже чужого дыхания. Просто почувствовал, что рядом с ним в темноте стоит человек, испуганно открыл глаза и на фоне ярко освещенного двора увидел черный силуэт. Кто-то плотный, слегка обрюзгший осторожно пробирался из больницы. Гай мог бы коснуться его рукой, едва приподнявшись с ящика.
— Ты, Дино?
Другой силуэт, долговязый и тощий, крался от домика для приезжающих.
— Здорово!
— Здравствуй, Дино. Давно уже жду твоего приезда. Получил пакет через Аллара?
— Да.
— Вот видишь! А ты не верил! У меня все готово: нужны только деньги, оружие и твое решение.
— И что тогда?
— Как — что?! Буза! Такую кашу заварим, что обе линии выйдут из строя на полгода, а то и больше!
— Так, так… — Бонелли помолчал. — Садись, Лоренцо, вот сюда. Днем я наметил место.
Черные силуэты опустились прямо у ног Гая. Затаив дыхание, он сидел на высоком ящике. Заговорщики говорили тихо, наклонившись друг к другу, и сначала Гай не разбирал отдельных слов, но потом они увлеклись и стали шептаться громче: долговязый пронзительным высоким тоном, как тонкая паровая трубочка, Бонелли по-начальнически солидно, как будто пыхтел большой паровоз на короткой остановке.
— Так вот, Лоренцо, — начал Бонелли, — я желал бы сперва выслушать твои планы и пожелания, а потом скажу кое-Что сам… Итак, выкладывай, что у тебя накопилось, и покороче — время идет.
— Что же, Дино, я тебе всегда говорил, что надо поменьше болтать и побольше делать!
— Продолжай.
— Я готов к большим делам. Аллараг-Дуа отчаянный парень. Французов ненавидит. Теперь слушай, дальше. Здесь, в крепости, всем заправляет старший сержант Сиф, немец. У меня с ним полная договоренность!
— Ты посвятил его в свои планы?
— Я не ребенок, Дино! У нас есть общая договоренность — и только! Все дальнейшее зависит только от тебя. Сиф — бывший капитан германской армии, потом в Южной Америке дослужился чуть ли не до генерала, воевал в Корее. Сорвиголова! На него можно положиться. Мой план таков: когда лейтенант, здешний начальник, поведет взвод в обход района, Аллар его застрелит. Младший лейтенант — набитый дурак. Сиф подговорит его пойти в горы с карательными целями до получения подкрепления, чтобы схватить орден, понимаешь? Люди Аллара уберут его, это будет нетрудно. А взвод, потерявший руководство, проводники заведут подальше в горы. Между тем Сиф откроет ворота крепости алларовским молодцам! Понял, чем это пахнет? Итальянский военный крест второй степени тебе обеспечен, синьор капитан, дело верное! О тебе доложат самому дуче! Но, конечно, придется и раскошелиться. Сиф деньги любит. Без денег и оружия ничего не сделать, Дино, и если тебе нужны мои пожелания, так вот они: побольше денег, побольше оружия!
Наступило молчание. Бонелли зашевелился, как будто шарил руками в карманах. Гай готов был держать пари, что он искал свою трубочку, но потом вспомнил, что курить нельзя, вздохнул и потихоньку выругался.
— Ну, что же ты молчишь? — обиженно спросил долговязый. — Как мои планы? Нравятся?
— От начала до конца — детский лепет! — отрезал Бонелли.
— То есть так? — Долговязый был ошеломлен, он даже несколько отодвинулся от своего собеседника.
— Лоренцо, Лоренцо! Слушаешь тебя и только головой качаешь… Винить тебя, конечно, не приходится, но… как видно, и рассчитывать тоже нельзя.
— Не понимаю. Кто же я, по-твоему?
— Авантюрист. В каждом твоем слове чувствуется отсутствие почвы под ногами. За спиной у тебя — пустота, вот в чем беда.
— А у тебя что за спиной?
— У меня — Италия, моя родина. У тебя — нуль, кружок с дыркой — ни Франция, ни Италия!
— Значит, я — продажная шкура?!
— Не кричи, Лоренцо, и не забывайся: во-первых, вокруг нас враги, а во-вторых, я — твой начальник и повышать на себя голос не позволю. Кто те люди, на которых ты опираешься? Авантюристы, головорезы.
— Святых отцов здесь нет, выпиши их из Италии, если они тебе нужны!
— К чему мне святые отцы? Ты или не понимаешь меня, или не хочешь понять. Я сам — агент, чужой человек в Сахаре, ты тоже. Поэтому мы должны в своей работе опираться на местные элементы, на коренных жителей. А кто твои люди? Аллар — феодал, у которого французы подсекли корни. Связей с местным населением у него нет. Больше того, в условиях перемещения племен и накопления нерешенных вопросов он многим здесь мешает. А кто такой Сиф?
Говоря твоими словами, ландскнехт и продажная шкура! Ему верить? Никогда! Ты сказал, что он любит деньги. Еще бы! Вот этому я верю! Но запомни: наскоки нам не нужны. Твой план не подходит, потому что французы ликвидируют шум прежде, чем он дойдёт до ушей кочующих племен.
— А если прозевают?
— Будет еще хуже.
— Хуже?!
— Ясно. Итальянская Ливия недалеко. Брожение мигом передастся к нам: у нас там тоже много горючего материала, пожар у соседа опасен и нашему дому. Успех в Хоггаре разом воодушевит туземцев всей Северной Африки. Всюду зашевелятся националисты и революционеры. С националистами мы еще сможем договориться, а уж с коммунистами — никогда! Их придется вешать поодиночке! Французы и мы сидим на одном суку!