В старые годы
Шрифт:
И все ж ее с другим застиг я как-то раз.
Два месяца подряд, не осушая глаз,
Преглупо я рыдал! Но при дворе и в свете
Смеялись досыта: ведь рады люди эти
Свистать несчастию и выхвалять успех!
Коль я обманут был – я возбуждал лишь смех;
Подругой вскоре был утешен я другою…
Но нежность получал я не один, не скрою:
Стихи ей посвящал поэт, соперник мой, –
Он звал ее цветком, небесною звездой
И
Он, мирный щелкопер, таких был чужд капризов,
И, шпаги убоясь, плохой скропал сонет.
Тут надо мной, глупцом, вновь посмеялся свет.
Урок на этот раз пресек мои сомненья:
С тех пор я начал всех любить – без исключенья.
Девизом я себе пословицу избрал:
«Кто верит – тот глупец». И с ним я счастлив стал.
Маркиза
Да, но в былые дни вы, в пламенном томленье,
У ног красавицы вздыхая в упоенье,
Любовь, и преданность, и нежность ей отдав, –
Так вы сказать могли б?
Граф
О нет! И все ж я прав:
Ведь женщина – дитя, ее избаловали,
Ей льстили без конца, без меры восхваляли;
Присяжные льстецы и рифмачей рои
Как бы из крана ей хвалебные струи
Точили – весь настой поэзии туманной, –
И стала женщина надутой и жеманной.
А может ли она любить? Да никогда!
Не робкий юноша ей нужен, чьи года
Страдают лишь одним: уменьем вдохновенно
Любить; ей по сердцу развратник, что мгновенно
Умеет вызвать дрожь, в кровь холод влить и зной:
Он, видите ли, сей прославленный герой
(Заслуга редкая, хоть тип довольно старый) –
Первейший ловелас всей Франции с Наваррой.
Ни ум, ни красота, ни доблести ему
Совсем не надобны. Ведь мил он потому,
Что пожил всласть. Пред ним – вот странное явленье! –
Сам ангел чистоты падет без промедленья.
Но если кто другой попросит только взгляд
Как милостыню дать – насмешкой заклеймят!
Потребуют луну с небес достать в награду!
И это не одна, – поймите же досаду! –
Но многие!
Маркиза
Ах, так? Ну что ж, благодарю!
Сейчас и я в ответ вам басню подарю.
Однажды старый лис, до мяса очень жадный,
Голодный и хромой, брел ночью непроглядной
И вспоминал с тоской о пиршествах былых:
О жирных кроликах, что в зарослях лесных
В те дни он лавливал; о курах на насесте.
Но лакомств тех родник иссяк с годами вместе,
Проворство потеряв, поститься должен он.
Вдруг дичи дух к нему был ветром донесен.
Он замер, молнии в его зрачках блеснули:
Заметил он цыплят, что на стене заснули,
Под крылья головы стараясь подвернуть.
Но лис отяжелел, да и опасен путь, –
И слицемерил он, хоть есть хотел до дрожи:
«Худы… и хороши для тех, кто помоложе!»
Граф
Маркиза, это зло! Но вам я принужден
Напомнить кое-что: Далила и Самсон,
Омфала и Геракл, Антоний – Клеопатра…
Маркиза
Печальна же мораль любовного театра!
Граф
Нет! Человек есть плод, разъятый пополам.
Чтобы счастливым стать, он в мире – здесь иль там –
Все дольку отыскать старается вторую,
А случай, сам слепец, – ведет его вслепую.
И никогда почти на жизненном пути
Единую, свою, не суждено найти.
Но кто ее найдет – любовь находит с нею…
Я верю – были вы той долькою моею,
Вас бог назначил мне, лишь вас искал я, но…
Не мог найти. Любить мне не было дано!
И вот, когда прошли всю жизнь мы с вами розно, –
Судьба свела пути… свела, но слишком поздно!
Маркиза
Вот это лучше… Все ж, коль вы верны грехам,
Столь малою ценой не откупиться вам.
И знаете ли, граф, с чем ваше сердце схоже?
С берлогой старого скупца: в пугливой дрожи
Он озирается, когда хоть кто-нибудь
К нему придет, – зачем? ограбить? обмануть? –
И отвести глаза он хочет грудой хлама.
К чему увертки нам? Поговоримте прямо!
У скряги – сундучок, монеты полный, скрыт,
И сердце каждое всегда свой клад таит.
Что скрыли вы? Портрет девчонки, чуть созрелой,
Так – лет шестнадцати; идиллии несмелой
Воспоминание, что, чуть стыдясь, хранят…
Не правда ль? Но порой как жаждешь кинуть взгляд
На эти образы, померкшие с годами,
Романы юности, пережитые нами…
Пускай нахлынет грусть – отрада в грусти той!
Как в одиночестве ночном влечет порой
В глубь сердца заглянуть и в книжечке заветной
Найти сухой цветок, хранящий чуть заметный,:
Чуть слышный аромат далекой той весны!
Прислушались… еще – и вдруг воскрешены
Слова возлюбленной, и вы самозабвенно
Целуете цветок, чьи лепестки нетленно
В страничках сердца спят, как бы в страницах книг.
Пусть старость скорбь несет – вы счастливы на миг:
В тоску последних дней и в горечь увяданья
Далекой юности влилось благоуханье!..