В Стране Дремучих Трав (изд. 1962)
Шрифт:
— Лай собаки? Да!
— Нет, не лай, а грохот.
— Это лай собаки! Здесь база Райпищеторга
— Поймите же меня. Я уверен…
Думчев не договорил — на нас мчалась собака. Я схватил ветку и замахнулся. Собака, поджав хвост, с лаем побежала обратно к своей хозяйке.
— Эта собака показалась мне сначала огромным допотопным животным, — сказал Думчев. — А вы на нее — веткой… И она прочь от вас! Теперь только я поверил, что грохот — не грохот, а лай и что мы оба…
— Тише! Слушайте!
Там, у базы Райпищеторга, Черникова
— Ну и работа! Понимаешь, Курчавка? Мне за новой книжкой ордеров в город идти, а приказано: стой здесь и сторожи одёжу. А если за овощами приедут? Как же овощи без квитанции отпускать? А потом отвечай, отчитывайся, кому и почем отпускала. Несколько дней люди пропавшего человека искали! Рощу прочесывали. А я им говорю: «Не ищите. Он тут, на этом месте, на моих глазах что-то проглотил… сразу вдруг растаял, пропал… Сама же я об этом в город сообщила». А мне скачали: «Ну, так сторожи эту одёжу». С пня сняли, аккуратно сложили и сказали: «Не трогай, береги. Сюда ученая собака прибудет. В Москве про нее известно, Эльфой прозывается. Она одежду понюхает и в роще, в развалинах кого надо отыщет». Вот тут и стой! За что напасть такая?! Кто же я есть — заведующая государственной базой Райпищеторга или сторож чужих пиджаков? А тут голые ходят… пугают еще…
Черникова смолкла.
— Гражданка, — крикнул я, — верните мне мою одежду!
— Твоя, что ль?
— Моя! Киньте костюм сюда, в кусты. Вы отвернитесь, я сам ее возьму!
— Приказано охранять! Кого надо, того ученая собака Эльфа отыщет.
— Прошу вас, товарищ Черникова…
— Не упрашивай. Приказано — ни на шаг!
— Ну и не надо! Дождусь ученой собачки.
Мы переглянулись с Думчевым и сразу поняли друг друга.
— Идут! Ведут! — крикнул я из кустов.
— Кто? Что? — отозвалась Черникова.
— Собаку ведут! Ученую собаку Эльфу!
— Где? Где?
— Там! Смотрите! Там они, за поворотом…
— Кто же я есть — заведущая государственной базой Райпищеторга или сторож чужих пиджаков?
Черникова сделала несколько шагов, заслонила рукой глаза, стала всматриваться в даль.
Я выскочил из-за кустов, схватил одежду и кинулся обратно.
Вслед нам неслось:
— Разбой! Разбой средь бела дня!
Но мы были уже далеко и приближались к беседке.
Вот он, мой костюм! Но один на двоих! И мы поделили одежду. Пиджак и брюки — Думчеву. А у меня.. у меня был чересчур «спортивный» вид. Думчев был весел: еще немного — и засмеется. А я хохотал, хохотал до слез…
Рю-рю-рю, — где-то рядом рюмил зяблик.
Мы весело топтали кусты. Испуганный дрозд чокал свое: чок-чок-чок…
И лай собаки и то, как рюмил зяблик и как
У порога старого дома
Теперь, когда я пишу эти строки и восстанавливаю в своей памяти наше возвращение в Ченск, я вновь ощущаю то веселое, светлое чувство, которое наполняло нас в те часы. Припоминаю, какой странный и смешной вид был у Думчева в моем широком, большом костюме и какой нелепый «спортивный» вид был у меня, как мы ве< село смеялись, глядя друг на друга!
До вечера мы прятались в роще, а чуть стемнело — вышли на дорогу и направились в город.
Должен напомнить, что оказавшись в Стране Трав, в потоке опасностей, я не смог, не успел ввести Думчева в курс тех событий и изменений, которые произошли на земле за время его отсутствия.
Мы медленно шли мимо окон чужих домов. В одних зажглись огни, в других было еще темно. Окна открыты, слышны обрывки разговоров, всплески смеха. Думчев то и дело останавливался, недоуменно оглядывался. Он вернулся к жизни, но всеми мыслями, чувствами, переживаниями еще не расстался со Страной Дремучих Трав.
Вот под большим синим абажуром собралась семья за вечерним чаем. На высоком стульчике сидит белокурая девочка, размахивает ручками, что-то лопочет, а все кругом смеются.
Припоминаю, что тогда на улицах Ченска я подумал: «Кто из людей, спокойно сидящих за столами в домах, провожающих нас слегка насмешливой улыбкой на улицах, — кто из людей поверит мне, если я скажу, что рядом, совсем рядом лежит страна, где обитают тысячи хищных животных, где широко и мощно разлилась река, через которую не может переправиться человек, где грядой встают песчаные холмы и неистовый ветер далеко разносит пыль и где грозно день и ночь шумят деревья-травы.
Думчев озирался, вслушивался, останавливался и внимательно всматривался в лица людей, дома, деревья… Он не верил, что находится в родном городе.
И, когда из раскрытого окна зазвучал передаваемый по радио романс «Для берегов отчизны дальной», Думчев вскинул голову вверх. Точно музыка и слова шли не из окошка, находящегося на уровне его головы, а откуда-то с неба. Он постоял, послушал и, вырвав свою руку из моей, зашагал вперед.
— Куда вы? — догнал я Думчева.
— Он бежит за нами!
— Кто?
— Поющий невидимка.
Я опять взял Думчева под руку.
Это действительно могло показаться ему очень странным: ведь радио вошло в обиход в те годы, когда он жил в Стране Дремучих Трав.
Вслед за нами и рядом с нами шли новые слова романса: «…ис-чез и по-це-луй сви-дань-я…»
Точно одно окно передавало другому предыдущий слог, а следующее окно подхватывало новый слог: «…Но жду е-го, он за то-бой!»
Слова и музыка не отставали от нас.
Я подробно и спокойно объяснил Думчеву, что такое радио.