В страну ледяного молчания
Шрифт:
„Седов“ во льдах.
К вечеру ледокол плотно засел во льдах.
Слово „зимовка“ стало все чаще и чаще повторяться среди команды.
Для экономии продовольствия был введен твердый паек. Ведь каждый час простоя увеличивал шансы зазимовать у пустынной суши, когда не закончена была еще основная работа — постройка дома для отряда Ушакова на Северной Земле.
Льды, громоздясь друг на друга, полезли по бортам на нижнюю палубу.
— Задание правительства под угрозой срыва…
— Товарищи, объявим аврал!
Команда, плотники, члены экспедиции с баграми спустились на лед, прибавили своей силы. Но работа не привела ни к чему.
Расталкиваемые льдины снова подходили к бортам. Команда краснофлотцев, объявившая себя ударной, освободила было правый борт. В это время напор перешел на левый бок. Все силы сосредоточились там. Как хорошо было участвовать в работе, помогать такой большой махине вырваться из ледяных сетей!
Капитан разрешил пользоваться паровой лебедкой. Сколько радости было у каждого, когда общими усилиями подточенная ледяная гора вытягивалась из-под ледокола!
Работа подвигалась крайне медленно, зато время летело незаметно. Наш повар, „профессор общественного питания“ тов. Малявкин с бутербродами обходил работающих.
— Подкрепитесь!
Ели тут же, стоя на льду. Бригада Московского, только что закончившая трудную вахту в кочегарке, пришла на помощь.
Ночью на три четверти разомкнули ледяной обруч, стягивающий наш корабль. Напрасно винты в бесконечном биении поднимали за кормой зеленую воду: она пенилась, кипела, била родником, — ледокол попрежнему был крепко зажат.
Самойлович и Урванцев [вступивший в партию ВКП(б) на 80 градусе северной широты] предложили испытать аммонал.
В 50 метрах заложили восьмикилограммовую банку этого взрывчатого вещества под лед.
— Берегись!..
Все попрятались за торосами. Ждем минуту, две, пять, десять, а взрыва нет.
„Георгий Седов“ был окружен ледяным кольцом.
— Отсырел!..
— Аманула обманула!
— Владимир Юльевич! Снаряд заложен, — кричит капитан. Невозмутимый Визе стоит на мостике и вешает Весмана (прибор для метеорологических наблюдений).
— Знаю, — буркнул Визе, продолжая смотреть за запущенным жужжащим прибором.
— Опыт не удался. Факир был пьян, — шутит наш доктор.
— Продолжение завтра, — закончил Московский.
— Как же возвращаться? А вдруг бабахнет, а?
Первое время жмемся. Пошел Самойлович. Оказалось — погас шнур, а во второй раз не взорвался капсуль.
— Пешнями верней! Айда на обколку вручную!
…К утру работа стала давать положительные результаты. Ледокол закачался, но сразу не мог сорваться с места.
Старый механик „Седова“ Матвеев и старший штурман Хлебников принесли электрический запал. В 30 саженях в трещину опустили пуд аммонала. Через три минуты раздался взрыв. В радиусе двух метров кашей взлетел лед. „Седов“ закачался, а затем, неожиданно, под ликование и крики „ура“ стал сползать кормой в разводье.
На сегодня мы снова победили Арктику. Правительству было отправлено сообщение:
„…Наконец „Седов“ вырвался из ледяных тисков. Кроме работы машины, доведенной до предельного давления, и обкалывания льдов вокруг зажатого ледокола руками людей, пришлось прибегнуть к взрыванию льда аммоналом. Сейчас мы все еще во льдах, но менее спаянных и поддающихся работе ледокола. Приходится лавировать, часто менять курс. Продвижение на восток, к нашей цели — Северной Земле — пока идет очень медленно.
ИЗ ДНЕВНИКА
18 августа. Утро. Яркое солнце ослепительно отливает на поверхности льда. Ледокол после ряда попыток пробраться через ледяные оковы снова зажат льдом. Усталый, страдая бессонницей, я брожу по палубе, захожу к Гершевичу в радиорубку, забираюсь на капитанский мостик, всматриваюсь в темно-голубое небо, которое виднеется над горизонтом. Моряки говорят: „где темное небо, там чистая вода“; близок локоть да не укусишь. В теплом полушубке, облокотившись на перила, поджав ноги под себя, на большом ящике сидит вахтенный штурман.
— Что, лед силен?
— Стоять без дела — острый нож.
Мимо ледокола пролетели два серых глупыша-буревестника. Неожиданно для себя я взглянул вниз и заметил, что корпус ледокола медленно движется вперед, а лед расходится.
— Юрий Константинович! Лед расходится!
— Поднять пары!
— Есть пары!
Ледокол, работая задним ходом, вышел в разводье и пошел вдоль северной кромки льда. Отдохнув после невероятно напряженной работы, капитан Воронин сменил штурмана. Разводье стало больше. „Седов“ выходил из одного разводья в другое. Вскоре в борта ледокола со страшной силой стукнулась льдина. Все выскочили наверх. Машину застопорили. Рядом с бортами плыли три испуганных медведя. Началась пальба. Медведицу доканали. Медвежата вплавь искали спасения. Быстро спустили вельбот. Четыре смелых матроса, руководимые Хлебниковым, ринулись вдогонку. Мы совсем близко, стрелять нам запрещено, дали распоряжение доставить живьем. Перепуганные медвежата прибавляли хода. Наша лодка не уступала моторной. На каждом весле работало по-двое.
На плавающую небольшую льдину забрались медведи. Свистками, криками мы спугнули их в воду. Плавающие льдинки мешали нам взять курс прямо на них. Пришлось обходить. Умение Хлебникова управлять лодкой сохраняло нам силы. Медвежата вставали на задние лапы, они были до смешного неуклюжи, поводили бессмысленно глазами, смотрели с опаской на приближающуюся шлюпку. Мы поднажали. Медведи шарахнулись в воду и поплыли к северу по большому разводью. Расстояние все меньше и меньше. Вот уже слышно, как они тяжело дышат, напрягают последние остатки сил. Расстояние пять метров. Медведи плывут один за другим. Казалось, что самый маленький, задний, лежит грудью на спине брата и только помогает передними лапами подгребать воду.