В субботу рабби остался голодным
Шрифт:
Собеседник на том конце провода резко переменил тон.
— Мы тут несколько обеспокоены, мистер Горальский, поведением ваших акций за последнюю неделю.
— Да, но вы же знаете, Тед, в чем тут дело. Просочились слухи о слиянии… Мы-то со своей стороны старались не допустить утечки информации, и, насколько я знаю, из наших никто не проболтался. Но когда ваши ребята приезжали сюда, кого-то из них, может быть, узнали… Говорю вам, когда это впервые дошло до меня, я был просто ошеломлен. Но я думаю, в этих делах всегда так…
— Нет, мистер Горальский, не всегда. Мы прекрасно знаем, что слиянию, как правило, предшествуют слухи, которые могут повлиять на курс акций. Но ваши акции взлетели
— Это же, по-моему, оказалось липой, — подавленно сказал Бен.
— Это мы обнаружили при дальнейшем расследовании. Конечно, такие вещи случаются в каждой научно-исследовательской программе, но если бы мы пришли к выводу, что это было умышленно подстроено с цельно повышения стоимости ваших акций еще до слияния, мы рассматривали бы это как… э-э… надувательство и были бы вынуждены пересмотреть все наше предложение в целом.
— И я не осудил бы вас, мистер Стивенсон, но даю вам слово…
Собеседник бесцеремонно оборвал его.
— Нам не нужны ваши объяснения и извинения. Нам нужно от вас следующее…
Когда Бен в конце концов положил трубку, он был весь мокрый от пота и еще долго сидел, уставившись на телефон.
Глава XIV
После визита к миссис Хирш рабби собирался поехать прямо домой, но, выйдя от нее и сев в машину, через некоторое время заметил, что едет в обратном направлении, к центру города. Вскоре он уже петлял по лабиринту узких кривых улочек Старого Города. Сделав два поворота, он заблудился, свернул на одну улицу, потом на другую, в надежде найти знакомые места, но всякий раз, когда ему казалось, что он узнал какое-то здание, дорога поворачивала в другую сторону. В манящей близости он видел торчащую на холме ратушу. Она находилась в знакомом ему месте, но ни одна из улиц, казалось, не вела к ней. Тем временем мимо мелькали, как в калейдоскопе, милые старомодные садики позади очаровательных, потрепанных штормами домов с золотым орлом над дверями, занятные лавки ремесленников и художников и — самое восхитительное из всего — магазинчик корабельных принадлежностей, в витринах которого теснились медные компасы, бухты нейлоновых канатов, рынды, всякие другие морские штуковины причудливой формы и таинственного назначения, а также — ни к селу ни к городу — пара добротных резиновых сапог.
Внезапно рабби очутился на чрезвычайно узкой улице, по обе стороны которой стояли припаркованные машины, а транспорт двигался в обоих направлениях. Он замедлил ход, и мотор вдруг заглох. Позади сигналили машины, а он тщетно поворачивал ключ зажигания: единственным ответом на эти усилия был пронзительный вой стартера. С досадой нажимая на педаль газа, рабби вдруг услышал рядом голос:
— Наверное, вы его залили, рабби.
Он поднял глаза и, к своему огромному облегчению, увидел Хью Лэнигана. Шеф полиции был в спортивной рубашке и хлопчатобумажных брюках, а подмышкой держал воскресную газету.
— Ну-ка, дайте я попробую.
Рабби подтянул ручник и подвинулся, пуская на свое место Лэнигана. Водители задних машин перестали сигналить — то ли потому, что узнали шефа полиции, то ли поняли, что у нарушителя действительно серьезная проблема. Шеф выжал педаль акселератора до самого пола, повернул ключ, и мотор волшебным образом завелся. Он широко улыбнулся рабби.
— Как насчет того, чтобы выпить у нас?
— Не откажусь. Ведите вы.
— Ладно.
Лэниган без труда пробрался через лабиринт подъезжающих и паркующихся машин, и когда они подъехали к его дому, стал правыми колесами на тротуар, чтобы как можно меньше мешать проезду. Открыв калитку из белого штакетника, он провел рабби по дорожке, а затем по нескольким ступенькам на веранду, крикнув через дверь:
— Я привел нам компанию, Глэдис!
— Иду! — отозвалась из глубины дома миссис Лэниган и через минуту появилась в дверях. Она была в брюках и свитере и выглядела так, словно только что закончила помогать мужу подстригать газон, однако ее седые волосы были тщательно причесаны, а на лице был свежий макияж.
— Вот так приятный сюрприз! Рабби Смолл! — сказала она, протягивая руку. — Выпьете с нами? Я как раз готовлю «манхэттен».
— С превеликим удовольствием, — ухмыльнулся рабби. — Не могу не заметить, — продолжил он, когда миссис Лэниган пошла за коктейлями, — что мои немногочисленные визиты к вам всегда начинаются с выпивки…
— Алкогольный дух для духовного лица, рабби!
— Да, но когда вы заходили ко мне, я всегда предлагал вам чай.
— В тех случаях это было весьма кстати. Кроме того, я, как правило, был на службе, а в течение рабочего дня я не пью.
— А скажите, вы когда-нибудь напивались пьяным?
Лэниган уставился на него.
— Ну конечно. А вы что — нет?
Рабби помотал головой.
— И миссис Лэниган не возражала?
Лэниган рассмеялся.
— Глэдис в этих случаях сама изрядно напивалась, с чего бы ей возражать? Я же не ходил постоянно пьяный в стельку — мы пили всегда по какому-то особому поводу, когда это вроде как естественно. А что? Откуда вдруг такой интерес?
— Я только что был у миссис Хирш…
— Ага…
— …и просто пытаюсь понять. Ее муж был алкоголиком, а в этих делах у меня как-то мало опыта. Мы, евреи, не склонны к алкоголизму.
— Это правда, не склонны. Интересно, почему?
Рабби пожал плечами.
— Не знаю. Среди китайцев и итальянцев алкоголики тоже редкость, но при этом все мы не трезвенники. Что касается евреев, то на все наши праздники и торжества принято пить. Предполагается, например, что в Песах каждый должен выпить не меньше четырех бокалов вина, даже дети. Оно сладкое, но алкоголь там все же присутствует. От него вполне можно опьянеть, однако я не помню, чтобы кто-нибудь когда-нибудь в Песах был пьяным. Может быть, само отсутствие запрета помогает нам соблюдать меру. Для нас вино — не сладкий запретный плод.
— Во Франции, насколько мне известно, вино пьют, как воду, но там тоже нет проблемы алкоголизма.
— Это правда. Но не думаю, что тут есть какое-то единственное объяснение. Хотя между теми тремя народами есть определенное сходство, которое наводит на размышления. У всех у них крепкая семейная традиция, которая, возможно, дает то ощущение надежности, которое другие ищут в алкоголе. Китайцы, в частности, относятся к своим старикам примерно так же, как евреи. Знаете, у нас есть даже пословица: другие народы гордятся красотой своих женщин, а мы гордимся своими стариками.
— По-моему, к итальянцам это тоже можно отнести — я имею в виду уважение к старшим, хотя они, похоже, больше привязаны к матери, чем к отцу. Но что это дает?
— То, что в обществе, где глубоко почитают старших, боязнь быть увиденным в пьяном виде может служить сдерживающим фактором.
— Возможно, — согласился Лэниган.
— Но есть и еще одно объяснение, и здесь мы тоже похожи на китайцев. В их религии, как и в нашей, акцент делается на этике, нравственности и надлежащем поведении. Они, как и мы, придают вере меньшее значение, чем вы, христиане. Это помогает нам избежать постоянного чувства вины.