В сумерках мортидо

Дамы и господа! Выдумано все! Имена, характеры, сюжеты, внешний облик и географические названия – все! Любое совпадение – случайно.

Несколько эпиграфов вместо предисловия:

“Жизнь раздражает нас на каждом шагу…”

“Люди думают, будто они стремятся к безопасности, но в действительности они стремятся к ощущению безопасности”.

“Стремление к уничтожению приводит в действие вражду и ненависть, слепой гнев и жуткие наслаждения жестокостью и распадом живой плоти. Напряжение,

“Стремление к созиданию и к уничтожению, кульминацией которых является половое сношение и убийство, – это и есть тот первичный материал, с которым приходится работать человеку и цивилизации”.

“Мортидо для нас гораздо загадочнее, чем либидо”.

Э. Берн. “Введение в психиатрию и психоанализ для непосвященных”.

Non missura cutem, nisi plena cruoris, hirudo.

(Только наевшись крови, пиявка отпадает).

“Ну, больной, расскажите – от каких извращений страдаете?”

“Я, доктор, не страдаю… я ими наслаждаюсь”.

Анекдот.

16 июня, среда.

Поднеся палец к кнопке дверного звонка, Ник на мгновение замер и прислушался. Но было тихо. И тогда он резко надавил на неё.

Дверь отворила девушка. Он была красива и молода.

“Это Оля”, – про себя отметил Ник.

И оказался прав. Оля – младшая и любимая дочь Петра Семеновича Тускланова, известного в Волгогорске врача-хирурга.

Семья доктора – он, супруга и две их дочери – жила в большой трехкомнатной квартире в старом “сталинском” доме в центре города. В таких домах, с высокими потолками и высокими ступенями на лестничных пролетах, с двумя, не больше, квартирами на этаже, жильцов мало. Да и для своего визита Ник выбрал середину дня, когда молодежь или на службе, или, как теперь говорят, совершает шопинг, а немногочисленные, доживающие свой век бабушки и дедушки греют свои искореженные артритом косточки на скамеечках в скверах и садиках, сохранившихся в центре города.

Разглядев девушку, Ник искренне улыбнулся. Копна светло-рыжих волос, что мягкими волнами падала на лоб и уши, голубые слегка раскосые и широко распахнутые глаза, хорошая стройная фигура – привлекали внимание.

По-прежнему широко улыбаясь, Ник сдержано представился: – Майор Поляков. ФСБ.

Он сразу же вытащил из наружного кармана рубашки удостоверение в красной плотной обложке и, не раскрывая, протянул девушке.

– Оля, – представилась девушка. Она неловко повертела фальшивый документ в руках и вернула его и серьезным голосом произнесла. – Проходите, пожалуйста, товарищ майор. Вы, наверное, к папе?

– Да, конечно.

Он знал, что производит приятное впечатление: выразительное, не смазливое, а, напротив, интеллигентное лицо, умные глаза, спортивная фигура, в меру короткая стрижка, однотонная голубая рубашка навыпуск, черные джинсы, легкие и дорогие кроссовки “Найк”.

Она мягко кивнула, приглашая войти, и грива ее рыжих волос заструилась, словно золотой песок под лучами солнца, которое, находясь в зените, врывалось через жалюзи в квартиру, проскальзывало в просторную переднюю и набрасывало на все предметы золотисто-полосатую вуаль. Затем она засмущалась под пристальным взглядом молодого майора – его мужское обаяние не осталось не замеченным, и отвернулась, проходя вперед.

– Извините, по делу, но совсем ненадолго, – скромно сказал Ник ей в спину, стараясь быть немногословным.

Ему хотелось расхохотаться. Он с трудом сдерживал себя. Предвкушение убийства вдруг возбудило его. Он почувствовал, как напрягся его член, скованный плотной материей.

“Подожди пару минут и я выпущу тебя на свободу”, – с удовольствием подумал Ник.

Комната, куда девушка проводила Ника, служила рабочим кабинетом.

Жалюзи на окнах были прикрыты до полумрака. На широком письменном столе лежало несколько журналов с аккуратными закладками. В глубине комнаты стоял еще один небольшой изящный столик, а по обе стороны от него – два тяжелых глубоких кресла, обитых черным велюром. На полу – темный пушистый ковер. Многочисленные книжные полки вдоль стен от пола и почти до потолка были заставлены специальной медицинской литературой.

“Ничего лишнего в интерьере. Обстановка спокойного комфорта, – отметил Ник машинально. – И хорошая звукоизоляция”.

Растягивая паузу, давая понять, что хотел бы остаться с ее отцом наедине, он еще раз внимательно взглянул в лицо девушки, излучавшее искреннюю наивность юности, и поблагодарил. – Спасибо.

Дверь за ней мягко и плотно затворилась. Ник опять представился, повторив, что займет лишь несколько минут.

– Ну, хорошо, хорошо, – без интереса и слегка раздраженно проговорил Петр Семенович.

Вздохнув, как перед чем-то неприятным, он жестом указал на кресла.

Ник сделал два-три шага в указанном направлении, замешкался, дожидаясь хозяина и пропуская его вперед.

Отрепетированная улыбка, смущение и неуверенность смягчили раздражение доктора.

– Садитесь, молодой человек, – доброжелательнее произнес он, первым опускаясь на мягкий чистый велюр.

Но прежде чем он утонул в его успокаивающих глубинах, Ник выхватил из-за пояса пистолет, на вытянутой руке поднял его до уровня плеча и выстрелил ему в лицо.

Пуля вошла в плоть чуть ниже левого глаза, прошла через мозг и, расколов правую теменную кость, вылетела из замкнутой полости. И ударилась в стену.

В момент выстрела раздался легкий хлопок, словно с размаху прикрыли книгу. Длинный глушитель надежно погасил звуковые волны.

Не успевший осознать, что произошло, уже мертвый, Петр Семенович наконец-то уселся в кресло. Его голова свесилась на грудь, а руки соскользнули между колен.

Из небольшой раны на лице в течение тридцати-сорока секунд бил алый фонтанчик. По щеке кровь стекала на шею и на грудь, раскрашивая белоснежный воротничок. Из раны на затылке, которая была хорошо видна, торчали осколки костей, выбухало мозговое вещество, размозженное и обильно окрашенное кровью. Кусочки мозга и мелкие костяные осколки прилипли к стене позади тела.