В свободном полете
Шрифт:
— Вы могли бы стать настоящим писателем, — сказала Пегги Сью.
— Или журналистом — это почти то же самое, что писать книги, — добавила Пэтси.
Джек рассмеялся.
— Конечно, я мог бы писать то, что дозволяет партия. Или стать мусорщиком, или колхозником, или поваром в столовой, или солдатом… Мало ли, кем еще. Вот только, понимаешь, ощущать, что я на своем месте, я смог бы лишь занимаясь тем, чем занимаюсь. Очень может быть, что когда-нибудь я повзрослею. Однако люди, чаще всего, успевают прожить целую жизнь, так и не определив своего призвания.
— Я знаю, какое у меня призвание, —
— Таким же, как Хоуви? — хихикнула Пэтси.
— Надеюсь, таким, как полковник Линдберг, — улыбнулся Чарли. — Даже Хоуви считает, что с Линди все в порядке.
— Главное качество Хоуви в том, — сказал Джек, — что он куда более достойный кот, чем я. Он, может быть, и сумасшедший, но зато верен своей мечте. Единственное, что он умеет делать хорошо, — это летать. За что бы другое он ни брался, все получается шиворот-навыворот. Но пока он может летать, это не имеет значения. Это и есть его мечта. Каждый рождается с каким-то своим, особым биением сердца, которое подсказывает ему, что делать. Кому-то оно выстукивает: «стань президентом ССША». У другого сердце бродяги. Какое конкретно у тебя призвание — не имеет значения, главное — всегда ему следовать.
— Я буду следовать своему, — сказал Чарли, расставив руки на манер крыльев.
— А ты железно уверен, что должен заниматься именно этим? — спросил Джек.
— Ну да, на все сто. То есть, я так думаю.
Джек взял гитару и спел несколько народных песен, которые запомнились ему во время скитаний по стране. После баллады о гибели ста шахтеров, попавших в обвал на руднике, он решил немного поднять настроение слушателей и начал импровизировать, подбирая текст к случайным аккордам…
— Сердце мое, — мяукнул он, глядя на Пэтси, — почему ты замираешь, когда милая рядом?..
Он попробовал подобрать мотив, но вышло не слишком удачно.
— Я больше по части слов, — сказал он. — Музыка — не моя стихия.
— Сердце мое, — повторил Чарли, в ушах которого начинала звучать мелодия.
— Знаешь, — сказала Пегги Сью, — почти у каждой девчонки в классе есть своя песня. И у Клементины Картер, и у Сюзанны Хиклинг, у Женевьевы Дидонне, у Аделины Уильямс — у всех. Только песни Пегги Сью нет.
— О, мой ангел, Пегги Сью, — предложила начало Пэтси и рассмеялась.
— О, Пегги Сью, души моей услада, — пропел Джек, однако слова никак не ложились на ритм аккордов.
— Пегги Сью, — промурлыкал Чарли на мотивчик, который рождался сам собой, — когда б ты знала…
Джек потянулся к Пэтси, обвил рукой ее шею, и их губы слились.
У Чарли кончились слова. Джек демонстрировал Пэтси одно из восемнадцати применений своего рта, и та нисколько не возражала. Чарли и Пегги Сью оказались третьим и четвертым лишними.
Пегги Сью повернулась к Чарли, и в темноте ее глаза показались ему огромными и таинственными.
— Наверное, мне пора домой, — сказала она. — Проводишь меня, Чарли?
— Проводить тебя? Но ты же живешь в соседнем доме.
Глаза девушки сузились, и Чарли решил, что лучше ей не перечить. Каким-то образом путь до соседнего дома оказался на удивление долгим.
Когда они неторопливо удалялись от Джека и Пэтси в сторону слабо освещенных бараков, ладонь Пегги Сью скользнула
Чарли был не в состоянии забыть ни музыку, которую играл оркестр на танцплощадке, ни аккордов Джека.
Пегги Сью, Пегги Сью, когда бы ты знала…
— Ну… — сказала Пегги Сью, когда они подошли к ее калитке.
— Завтра увидимся? — спросил Чарли.
— Да. Завтра. Увидимся завтра, — сказала она, глядя ему в лицо и улыбаясь.
Чарли занервничал. Ему не хотелось уходить. По крайней мере, сразу.
А в следующее мгновение он целовал ее. Или она его. Это было не детское чмоканье в щечку, которым он развлекался под наблюдением мамы во время детских игр, а нечто из высшей лиги. Они прижимались друг к другу изо всех сил и жадно пили губы губами, будто в одном из тех кинофильмов, которые, на самом деле, не очень нравились Чарли, — или как Джек и Пэтси, оставшиеся на скамейке. Они ничего не говорили. Лишь изредка прерывались, чтобы набрать воздуха в легкие и посмотреть друг на друга, и снова целовались, забыв обо всем.
Наконец:
— Пегги Сью… э-е, малышка… я хотел спросить у тебя…
Пегги Сью улыбнулась, ожидая. И тут они услышали крик девушки. И момент был упущен.
Они побежали к дому Чарли и увидели на-заднем дворе освещенные луной фигуры дерущихся. Девушка снова закричала. Это была Пэтси.
— Оставайся здесь, Пегги Сью, — приказал Чарли, устремляясь к темным фигурам.
— Сам оставайся! — крикнула она, не отставая от него. — Это на мою сестру напали.
Однако, приблизившись, они обнаружили, что напали вовсе не на Пэтси. Трое мужчин, не то с палками, не то с бейсбольными битами жестоко избивали четвертого, который валялся на земле, подтянув ноги к груди и прикрывая голову руками. Это был Джек.
Чарли сдернул очки и передал их Пегги Сью.
— Подержи, — сказал он. — И не подходи больше ни на шаг.
«Черт, — подумал он, пока ноги несли его к месту драки, — трое, да еще с дубьем: они меня просто прикончат. — Но он бежал, несмотря ни на что…»
Без очков он плохо видел, но ему все же удалось разглядеть нападавших. Чик Уиллис, Филли Уинспер, Мелвин Янделль. Можно было и не сомневаться. Если в Роузвилле избивали кого-то, на роль главных исполнителей неизменно претендовали «Амбал» Мелвин и его дружки.
— Пэтси! — крикнул Чарли. — Уйди отсюда, пока эти ублюдки не набросились на тебя.
Мелвин на время оставил Джека и обернулся.
— Вы только посмотрите, кто это, парни! Шоколадный солдатик Чарли. Хочешь поучаствовать, техасский недоносок?
Чарли остановился. Он знал, что сейчас его убьют. Он сделал глубокий вдох, попытался припомнить какой-нибудь из приемов пионерской самообороны без оружия — и бросился на Мелвина.
Но не сдвинулся с места.
Одурманенный адреналином, он не сразу понял, что кто-то держит его. Он забился, отчаянно пытаясь вырваться, но безуспешно. Мелвин захохотал, повернулся к Джеку, нанес ему прощальный удар дубиной и спокойно двинулся прочь. Уиллис и Уинспер еще несколько раз пнули лежащего и припустили за своим главарем, торжествующе улюлюкая.