В свои разрушенные тела вернитесь
Шрифт:
Разговор о «зове земли» зашел по поводу некоторых препятствий, которые, как они думали, возникнут при постройке лодки. К этому времени люди в округе кое-как осели и наладили свою жизнь. Они разметили границы владений и построили — или еще продолжали строить — жилища: от простых навесов до сравнительно крупных строений — некоторые имели четыре комнаты и два этажа. Изготовлялись они в основном из бамбуковых бревен и камня. Большинство теснилось вблизи чашных камней вдоль берегов Реки или у основания гор. Обследовав двумя днями раньше близлежащую местность, Бартон прикинул, что плотность населения составляет примерно 108–110 на квадратную милю. На одну квадратную милю равнины с каждой стороны Реки приходилось примерно две с половиной квадратной мили холмистой местности.
Более сотни человек на одну квадратную милю было, по земным меркам, очень высокой плотностью, однако холмы покрывали такие густые леса, а долины были настолько извилистыми, что любая небольшая группа могла чувствовать себя в изоляции. Да и на равнине не так уж многолюдно, кроме разве что часов получения пищи. А все потому, что обитатели равнины большую часть времени проводили либо в лесу, либо на берегу Реки, ловя рыбу. Многие выдалбливали челноки или строили бамбуковые лодки для рыбной ловли в водах Реки. А может, для экспедиций, подобных той, что решил осуществить Бартон.
Заросли бамбука исчезли, хотя было очевидно, что они скоро вырастут снова, так как это растение обладало феноменальной скоростью роста. По оценке Бартона растение высотой в 45 футов могло вырасти за десять дней.
Группа усердно трудилась и заготовляла все, что только можно было использовать для постройки лодки. Для защиты от воровства они возвели высокий забор, потратив на него большое количество леса. Его закончили в тот же день, когда была завершена работа над моделью. Больше всего их беспокоило то, что им, скорее всего, придется строить лодку на равнине, иначе ее вряд ли удастся протащить сквозь заросли и через холмы, отделяющие их поселение от Реки.
— Но если мы уйдем отсюда и попробуем заложить новое поселение, то обязательно встретим противодействие, — сказал Фригейт. — Сейчас уже нет ни одного дюйма на равнине, на который бы не было претензий. Следовательно, чтобы добраться до равнины, придется пойти на нарушение границ. Пока что еще никто не заикается о своих правах на владения, но положение может измениться в любой момент. Однако, если мы будем строить свою лодку на границе между холмами и равниной, мы вполне сможем, хотя и с трудом, доставить ее к Реке. Но в этом случае нам придется установить круглосуточное дежурство для охраны стройки и материалов. Вы же знаете этих варваров!
Он имел в виду случаи повреждения хижин во время отсутствия их хозяев, а также крайне антисанитарные привычки многих людей.
— Мы возведем новые дома и верфь как можно ближе к границе, — подытожил сказанное Бартон. — А потом срубим любое дерево, которое окажется у нас на пути, и проложим себе дорогу силой, если кто-нибудь откажется пропустить нас миром.
Алиса была отправлена к людям, занимавшим облюбованное место на границе между равниной и холмами, с целью заключения сделки. Не рассказывая никому об истинной цели своей миссии, она нашла три пары, которые были недовольны своим местом — им не хватало уединения, и уговорила их переехать в хижины группы Бартона. Это случилось на двенадцатый день Воскрешения, в четверг. По всеобщему согласию первый день стал воскресным, днем Воскрешения. Руах заметил по этому поводу, что он бы предпочел назвать первый день субботой, или еще лучше — просто Первым Днем. Но он попал в местность, где евреев почти не было, и ему пришлось уступить. Руах завел бамбуковую палку, на которой вел счет дням, делая зарубки каждое утро. Палка была воткнута в землю перед его хижиной, и каждый мог лицезреть этот примитивный календарь.
Транспортирование леса для постройки лодки заняло четыре дня тяжкого труда. К этому времени итальянские пары решили, что они уже достаточно «намяли мышцы до самых костей». А кроме того, начали задавать праздные вопросы — зачем нужна эта дурацкая лодка и зачем куда-то уезжать, когда любое другое место скорее всего такое же, как и это? Их несомненно воскресили из мертвых для того, чтобы вволю наслаждаться жизнью. Иначе зачем это спиртное, сигареты, марихуана, мечта-жвачка… и главное — нагота!!!
С такими мыслями итальянцы покинули группу Бартона, не тая, впрочем, ни на кого обиды. Фактически, они даже закатили пирушку на прощание.
На следующий день — двадцатый, года первого — произошло два события, одно из которых приоткрыло тайну, другое — добавило новую, хотя и не особо важную.
На заре группа, перейдя равнину, вышла к чашному камню. Здесь они нашли двух новеньких, оба — спали. Их без труда разбудили. Но оба они оказались очень смущенными и встревоженными. Один новенький был высокий смуглый мужчина, говоривший на непонятном языке. Другой оказался красивым, хорошо сложенным, с серыми глазами и черными волосами, великаном. Бартон сразу же сообразил, что он говорит по-английски. Это был камберлендский диалект, на котором говорили во времена короля Эдуарда Первого, иногда называемого Длинноногим. Как только Бартон и Фригейт научились опознавать звуки и сделали определенные перестановки, они начали понимать незнакомца. Фригейт обладал большим запасом слов времени раннего английского средневековья, но и ему никогда не приходилось встречаться со многими словами или определенными грамматическими формами этого диалекта.
Джон де Грейсток родился в графстве Камберленд. Он сопровождал Эдуарда Первого во время похода во Францию, когда англичанам удалось захватить Гасконь. Здесь, если верить его словам, он несколько раз отличился в рукопашном бою. Позже его призвали в парламент в качестве лорда Грейстока, а затем он снова принимал участие в военных действиях в Гаскони. Он был в свите епископа Энтони Бека, Патриарха Иерусалимского. Двадцать восьмой и двадцать девятый годы правления Эдуарда Первого он сражался с шотландцами. В 1305 году умер бездетным, оставив поместье и титул барона двоюродному брату Ральфу, сыну лорда Гримторна из Йоркшира.
Сэр Джон воскрес на берегу Реки среди людей, на девяносто процентов состоявших из англичан и шотландцев начала четырнадцатого века и на десять процентов из жителей древнегреческого города Сибарис, что располагался в свое время на юге Италии. По другую сторону Реки обитали монголы времен Кубла-хана и какие-то темнокожие люди, национальность которых Грейстон установить не мог. Судя по его описанию, это были североамериканские индейцы.
На девятнадцатый день после Воскрешения дикари с противоположного берега пересекли Реку и напали на мирных англичан. По-видимому, им просто хотелось хорошенько подраться. Сражение было очень жестоким. В качестве оружия в ход были пущены палки и чаши, поскольку местность была очень бедна кремнием. Джон де Грейсток вывел из строя с десяток монголов, но затем сам получил по голове булыжником. Когда он упал на землю, ему в живот вонзили копье. И вот теперь, голый, он вновь проснулся у чашного камня, имея в распоряжении только чашу.
Второй мужчина изложил свою историю с помощью жестов и мимики. Он ловил рыбу, когда на крючок попалось что-то настолько крупное и сильное, что утащило его в воду. Выныривая, он стукнулся головой о днище лодки и, очевидно, потеряв сознание, утонул.
Таким образом, на вопрос о том, что случается с теми, кто был убит в этой послежизни, ответ был получен!!! Но почему они восставали из мертвых не в той же местности, где умерли — это уже совсем другой вопрос.
Вторым событием было то, что после полуденной зарядки чаш в них не оказалось еды. Вместо этого туда было запихано шесть кусков материи различного размера и разных оттенков. Четыре куска, очевидно, надо было носить в качестве кильта. Обвязав вокруг тела, их можно было закрепить изнутри с помощью магнитных кнопок. Два куска были из более тонкого, почти прозрачного материала, скорее всего, их надо было использовать в качестве бюстгальтеров, хотя могли быть и другие применения. Материал был мягким и гигроскопичным, но выдерживал любые нагрузки, и его нельзя было разрезать ни острым камнем, ни бамбуковым ножом.